Из века в век

– Ну вот, сказал я. – Доигрались в цыган. Теперь “будет нам и белка, будет и свисток”.

– Помолчи! – неожиданно резко сказал Стоян и пошел за отцом.

Я тоже вышел из кухни, плотно прикрыв за собой дверь, как будто там, в сумке, находились не продукты, а бомба замедленного действия.

– Неужели ты допускаешь, что таким дурацким розыгрышем задержишь меня здесь хотя бы на один лишний день! – донеслось из кабинета.

Я прошмыгнул на балкон и уютно устроился в кресле, где, судя по всему, отец старательно изучал “Советы молодым хозяйкам” госпожи Молоховец.

И надо же, отец и Стоян вдруг решили в качестве исповедальни использовать спальню. Кто-то, вероятно Стоян, рухнул на кровать возле самого окна, в полуметре от меня!

– Когда ты отказался ехать с нами, ты уже знал? – услыхал я.

– Не все. Мишке сообщили, что там ЧП. Но я сразу почувствовал – с Асей!

– И ты ничего мне не сказал?!

– Я бы и сейчас не грузил тебя всем этим. Просто ты меня достал! Что не скажешь – у тебя на все одна реплика: “В Москву! В Москву”. Прямо “Три сестры” Виктюка!

– Стоян, как ты говоришь!!!

– Боже мой, я еще должен следовать правилам изящной словесности! Юрки-то – нет! И потом ты что, думаешь, он в школе изъясняется языком Державина?

– Оставь, сейчас мы не это обсуждаем, и все же пощади мои уши. Кроме

того, пьеса все-таки не Виктюка.

Молчание.

– Не сердись, Стойко, рассказывай.

– Он уговорил ее оставить группу и идти через пороги вдвоем. Спасатели нашли их через два дня. У этого идиота была сломана пара ребер и морда побита о камни.

А у Аси…

Ты знаешь, где мы с Мишкой ее перехватили? В местной больничке. Готовили к ампутации обеих ног. Мы договорились с военными… Завидов бился в истерике и настаивал, чтобы делали операцию на месте.

– Почему?

– Он боялся, мы ее не довезем.

– А ты?

– Я об этом не думал.

– А если бы не довезли?

– Его бы судили… вместе с нами. А живая Ася, даже без ног, взяла бы вину на себя. Но, вообще, лучше всех держалась Аська!

У нее хватило сил сказать: “Мальчики – к Бурденко”, и только после этого она отключилась.

По улице то и дело проезжали машины, скапливаясь у светофора на углу. Оттого я слышал не все. Но и того, что услышал, было достаточно, что бы любой из них свернул мне шею за непотребное любопытство. И разбираться не станут, как я очутился у них под окнами.

– Знаешь, о чем она попросила, когда пришла в себя и поняла, что ноги при ней? “Морикразу” достать.

– Что это?

– Новый препарат, чтобы на морде у него не остались рубцы.

– Она будет ходить?

– Будет. Годик на костылях, а потом с палочкой, потом без палочки.

Они замолчали. Только кровать под Стояном заскрипела.

– Послушай, Стойко, может это покажется тебе банальным… если не можешь изменить обстоятельства, измени свое отношение к ним.

– Как можно изменить отношение к тому, что ты… теряешь человека?!

– Ася жива и будет ходить! Безразлично с кем и где! Ася бу-дет!

Если бы мне сказали сейчас, что Машка есть… Где-то там, не со мной, но

жива… Понимаешь? Хотя мне ее никто не заменит!

– “Пой, ласточка, пой!” Попробовал бы я в свое время предложить тебе

“изменить отношение!”

– Хорошо, что удержался! Но я-то не двадцатилетний моралист! Ты

знаешь, сколько за этим стоит… (отец не успел закончить).

– …женщин – Инга, Лера, Рэна! Просто монах!

– Что?!! (послышался ” плюх”, будто кто-то свалился с кровати на пол).

Тут я четко осознал, что с балкона нужно исчезать. Если бы я был кошкой, то, не раздумывая, спрыгнул бы с пятого этажа на все четыре лапки. Но представив после этих жутких разговоров об ампутации, что реально случится с моими хилыми конечностями после приземления, я просто стал на четвереньки, выбрался на кухню и уже на двух ногах спустился во двор, предусмотрительно захватив с собой ключ.

Стемнело, когда оба нашли меня на качелях. Отец тормознул меня в верхней точке и медленно спустил в руки Стояну, который не устоял на ногах и опрокинулся в детскую песочницу.

После того как мы с отцом вытащили его, он долго отряхивался от песка, загаженного дворовыми собаками и кошками. Отец пытался помочь. Когда с этим было покончено, мы отправились домой.

Впереди шел я с ключом наготове (свои ключи они, разумеется, не взяли).

За мной брели, спотыкаясь обо все неровности дороги, отец и Стоян и дружно ругали меня всякими нехорошими словами. И пахло от них как от деда Хомы – чем-то хмельным и медовым.

И я шел и думал, что надо бы с утра пораньше сбегать за квасом. Вот только знать бы, куда Стоян сунул деньги.