Чужбина. Повесть

– Что хочет этот ненормальный?

Мужчина вскрикнул и выпрыгнул из волны, заорав:

– Девчонки, да вы русские! А я-то думал… – он думал, что мы настоящие американки!

Разочарование наше было недолгое. Позвав с берега друзей, мы все стали обниматься на радости и кричать дикими голосами. Ребята оказались строителями плотины из бывшего Ленинграда. Больше никогда не встречала русских в Никарагуа, если не считать нескольких девушек, что объединили свои судьбы с никарагуанцами.

Вскоре, погостив, Лена уехала.

Для того, чтобы задержаться в стране более месяца, чего мне очень хотелось, я должна была вступить в брак. И во второй мой приезд на это решилась. Претендентов было много, можно было выбирать, выбор пал на Хосе. Он сразу был оповещён о моих намерениях и мы поехали жениться к знакомому нотариусу.

Тогда и сейчас я уверена, что поступила правильно. Возможно, мои действия кому-то покажутся не совсем патриотичными, но те годы смены режима и, как следствие, вопиющего произвола в нашей стране объясняют и оправдывают многое. Хотя, что уж тут скрывать?

Это была любовь, в которой себе долго не признавалась. Только сейчас могу сказать без стеснения, всепоглощающей она была, страстной, сумасшедшей и очень больной. Больной на долгие годы, даже десятилетия. Непреходящей любовью была и всепрощающей, терзающей мозг и рвущей в клочья сердце. Затихла она не скоро, застыла, окаменела, съёжилась в колкий комочек, сопротивляясь вновь входящему чувству, отталкивая его, не принимая. Но эта повесть о другой любви.

В машине тогда нас было трое: я, мой будущий муж и его закадычный друг в роли водителя. Под сиденьем салона автомобиля хранился мой паспорт, билет обратного вылета в СССР и все документы Хосе для предстоящей женитьбы. Остановились мы перекусить у рынка Ориенталь в столице.

Каков был ужас, когда, вернувшись через пять минут с недопитым соком в руках, мы обнаружили открытой машину и исчезновение всех документов!

Я почти обезумела в тот момент, ничего не могла понять, никого не слышала вокруг, только тупо смотрела на то место, где десять минут назад лежал мой паспорт с билетом. Это была кража всей моей жизни, ведь тогда не было электронных билетов, которые с лёгкостью можно восстановить, не было компьютерной программы, где хранятся паспортные данные каждого иностранного гражданина, въехавшего в страну, да и вообще, компьютеров не было, не считая огромных ЭВМ на предприятиях.

На тот момент я, наверное, походила на зомби. Все мои дальнейшие действия были механические. Послушно села в машину, также послушно отвечала на вопросы в полицейском участке, где нам посоветовали сразу обратиться в посольство.

И только у плеча нашего посла, как у плеча родного отца, меня прорвало. Истерически рыдая, я просто не могла говорить. Моя неуемная фантазия рисовала страшные сцены жизни под мостом без документов, а бедная моя мамка родненькая, которой никогда не давала покойно жить, будет безнадёжно ждать свою дочь до смерти.

Посол Советского Союза в своей мужской твёрдости совершенно не знал, что со мной делать. Сморкаясь в его посольский носовой платок, я постепенно успокаивалась. Наконец-то, проговорила. Посол, радостно хлопнув ладонью по столу, вытащил из сейфа початую бутылочку коньяка и предложил выпить за родину. Мои глаза постепенно высыхали.

Вручив послу свеженький акт из полиции о краже, я ещё всхлипывала и дёргала носом, а в соседнем кабинете секретарша уже выписывала мне новый паспорт, согласно переданным по телефону сведениям из СССР. В Никарагуа нас, русских, на тот момент проживало всего пять человек, поэтому пустые паспортные бланки не лимитировались. Очереди на улице за паспортами не стояли и, похоже, привалившая работёнка сотрудников посольства только взбодрила.

Посол был хорошим человеком. Возможно, я сейчас компрометирую замечательного сотрудника, но очень надеюсь, что сию повесть будет читать только солидарный со мной читатель. Думаю, что лёгкая пикантность ситуации не запятнает репутацию наших дипломатических работников. Ещё не раз мне приходилось к ним обращаться, да и не только мне. Служащие посольства всегда помогали немногочисленным русским гражданам в Никарагуа, которые по разным стечениям обстоятельств оказались на далёкой чужбине.

С территории посольства я вышла улыбающаяся с опухшим от недавних слёз лицом, слегка пьяна, а в руках крепко держала новый паспорт. Мои друзья, переживая и волнуясь, ждали на жаре два часа. Такого поведения они от русских не ожидали. Если бы у них на меня были права, то получила бы я по заслугам. Но прав пока никто не давал!

Умывшись и успокоившись, все вместе поехали в агентство «Аэрофлота» решать проблему с украденным билетом. Здесь за главного был один из выпускников советского ВУЗа. Говорил по-русски сносно. Выписывая мне копию документа на перелёт, пытался кокетничать перед моей зарёванной физиономией, а меня тошнило с коньяка и грубо хотелось рыгать.

Впоследствии этот сотрудник авиалиний неоднократно присутствовал в аэропорту при вылете нашего самолёта. С его помощью мы, русские женщины, умудрялись провозить багаж не в двадцать положенных килограммов, а в сорок! Вокруг меня всегда были хорошие люди.

А в тот день ещё не были закончены все дела. Последним абзацем нашего вояжа стало бракосочетание. Под проливным тропическим ливнем мы явились к нотариусу. Я всегда боялась этих ливней и, втянув голову в плечи, сидела где-нибудь в уголке, испуганно озираясь и считая, что вот он – мой конец.

На расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Казалось, что ливневый грохот вот-вот обрушит крышу над головой, а разговаривать в такой ситуации не имело смысла. Какое-то время все молчали, ожидая ослабление тропической стихии, которая, как правило, не бывает длительной, и очень скоро на небе может засиять солнце, будто ничего и не было. Закрыв плотно все двери, мы смогли начать общение. Все заговорили на испанском языке, я только на русском. Если меня не понимали, то повторяла ту же самую фразу, но более громко. Казалось, что так будет более ясно.

Нотариуса почти не слышала, к тому же знание испанского было на столь низком уровне, что даже если бы и слышала, то навряд ли смогла разобраться в запутанной и витиеватой речи сотрудника госслужбы. Мой супруг жестами делал пояснения:

– Встать! Поднять руку! – и просил повторять за ним непонятные для меня слова. Позже догадалась, что я давала клятву верности…

Замужем за никарагуанцем до сих пор и по сей момент ношу его фамилию, но вместе почти не жили, хотя я осталась до конца в семье его родственников. Так сложились обстоятельства, что независимо от наших стремлений, разным культурам не суждено было ужиться. У Хосе теперь своя семья, а в каждый мой приезд я говорю о разводе. Но мой никарагуанский муж разводиться не собирается, оставляя за мной право в любой момент вернуться в Никарагуа. Видимо, я стала важной вехой в его судьбе, да и он в моей.

После случая с пропажей документов решила, что всё своё ношу с собой, а лучше на себе. Моя думающая голова подавала разные идеи сохранения личных вещей. Мысли, конечно, были дельные, но не всегда мои хитрости берегли меня перед разгулом криминала в стране.

Как-то ехала после работы в городском автобусе по столице. Уставшая была, конец дня, час пик и всё такое, и тут водитель объявил, что следует до конечной станции без остановок. Это для того, чтобы вошедшие в автобус грабители имели достаточный запас времени. Водители автобусов и такси часто были из того же теста. Преступный договор имели с группами сомнительных личностей.

Меня сразу заметили, а я их. Несколько человек стали протискиваться через плотно стоявших пассажиров, всячески прижимая их и умышленно напирая на толпу. Но мне нужно было сойти. Зная, что у меня в сумке «шиш да голыш», рискнула прорваться вперёд и потребовать остановки. Сумка имелась для стиля, а $5 аккуратно были приклеены к левой груди скотчем, чтобы не выпали.

Меня искусственно притирали со всех сторон. Я схватилась за свою сумку и обнаружила там чужую руку. Я стала яростно её щипать и кричать:

– Воры! Воры! – вор тоже орал благим матом, я держала его мёртво.

Наконец-то, тот вырвался и возмущённо огласил на весь автобус, что я хотела его ограбить. Я треснула его по «фэйсу», от неожиданности вор онемел в негодовании. Ведь он думал, что я богатая и сентиментальная гринго, а я оказалась бедная и дерзкая русская.

Преступник пытался схватить меня за шею, я изворачиваясь, пробиралась к двери. Остальные воры\грабители чистили во всю пассажиров, крик и ругань стояла среди них. Водитель почувствовал ненужный скандал в салоне, переходящий в драку, и остановил автобус

Я протиснулась в открытую дверь, сумка осталась внутри, а её ремень у меня на плече. Автобус тронулся. Спотыкаясь, бежала вслед и орала не весть как, но сумку из рук не выпускала. Проверив всё её содержимое, автобус всё же выплюнул ридикюль мне на радость. Отряхнулась и огляделась, а потом счастливая триумфально прошествовала до своего дома. Ограбить себя я тогда не позволила. Пустая сумка и $5 остались при мне.

В один из последующих моих приездов в Никарагуа с уверенностью знатока злачной столичной жизни я вышла из автобуса на неправильной остановке, неосторожно имея золотой браслет на щиколотке. Народу в ожидании транспорта собралось много. Я выбрала одного из стоявших горожан и попросила подсказать нужную остановку. Незнакомец как-то растерялся, махнув неопределённо в сторону. В этот момент кто-то совершенно спокойно подошёл сзади и сорвал с ноги тот «выбражульный» браслет. Я только охнула, а грабитель, лавируя между летящими машинами, перебежал дорогу и остановился, понимая, что его не преследуют. Я собралась обратиться за сочувствием к растерявшемуся парню, а его уже «Митькой звали». Так же виртуозно молодой человек перебежал дорогу и воссоединился со своим сотоварищем. Они помахали мне рукой и скрылись. А ведь сколько раз говорили мне, чтобы золото на себе не носила!

Вот так иногда я сама шла в стан врага. И надо же мне было из пятидесяти стоявших на остановке человек обратиться именно к этим «дружкам»?

Последнее никарагуанское ограбление оказалось молниеносным.

Как-то вечером я сидела в одном из парков Манагуа со своими друзьями. Наша скамья имела спинку. Тут я почувствовала, что кто-то из-за спины дёргает меня за сумку. Подумала, что мои друзья подшучивают надо мной. Я всё пыталась заглянуть за скамью, при этом помалкивала. Пока я крутилась и высматривала шутника, сильнейший рывок оставил меня с одним ремнём на плече, а за ближайшим углом скрылся двенадцатилетний подросток с моим баульчиком. Конечно, он был пуст, не считая сломанных ручных часов, которые всегда лежали там для веса.

Больше меня не грабили даже на, овеянном дурной славой, базаре Ориенталь, где четверо из пяти – воры.