Последняя игра чернокнижника

– Б… благодарю, айх.

– За сколько вы ее купили?

Господин Нами глянул на меня – и в его глазах я теперь видела сожаление за вспышку ярости и непонятный страх. Оставить вопрос айха без ответа он не мог:

– Три золотых.

– Здесь десять. Вроде бы, – Ринс вынул из кармана горсть монет и бросил ему под ноги. – Мне нужна рабыня, я одну три дня назад убил за подгоревший завтрак. Продадите?

Мой господин судорожно сглотнул и на меня теперь не смотрел.

– Уважаемый, – это слово ему далось с явным трудом, – айх, я должен сказать, что Кати плоха в работе, вы будете ею очень недовольны… Терпел я ее лишь по причине, что с дочкой она моей сдружилась, – судя по тому, что Нами начал врать, его волнение за меня было натуральным. – А по правде, не работница, только нахлебница! Говорю это из благодарности за вашу помощь…

– Это уже мои проблемы, господин Нами. Не так ли?

– Конечно, – тот смирился окончательно. Его гордость растоптали задолго до этого момента.

– Превосходно. Надеюсь, больше не увидимся. Ну же, господин Нами, это повод возликовать.

Айх подошел ко мне слишком близко и чуть наклонился – повязка оказалась сантиметрах в десяти от моих глаз.

– Идем, пришелица. Ты мне не нравишься, чтобы брать тебя в наложницы, на кухне от тебя, боюсь, еще меньше толку. Но, может, хоть что-нибудь интересное случится – судьба никогда не сталкивает меня дважды с ненужными людьми.

Он пошел в темноту. Я все еще заторможенно смотрела на профиль господина Нами, но он уже попытался меня спасти и не смог. Неожиданно сдавило воздухом, как в петлю поймала невидимая рука, и она потащила вслед за новым владельцем, не позволяя даже носками касаться земли.

Глава 6

В карету я так и влетела – спасибо, что не со всего размаха, хотя со мной явно не церемонились. Ринс вошел следом и сел напротив. Я прикрыла глаза, после чего с нарастающим волнением ощущала, что повозка плавно поднимается вверх – это ощущение лифта вряд ли можно с чем-то перепутать. Забывшись, наклонилась к окну и отодвинула темную занавеску, убеждаясь в своей правоте. Попутно отметила, что воздух отпустил, мое тело больше ничем не сдерживалось. Говорить первой ни о чем не хотелось, я вообще бы предпочла никогда не общаться с этим человеком, потому сосредоточилась на созерцании уплывающих вниз крыш. Жаль, что темно, масштабы огромного, но приземистого города можно оценивать только по огням в окнах домов.

– Зря, – его голос заставил вздрогнуть. – Лучше не смотреть вниз, у большинства людей с непривычки возникает неконтролируемый страх.

Помолчала несколько секунд, а затем решила, что строить из себя немую очень глупо:

– Я однажды летала на самолете, а многие здания у нас почти достигают этой высоты.

– Что такое «самолет»? Ноттен здорово подправил твою речь, но некоторым словам разум не может подобрать определение.

На него я не смотрела – только с мысли собьюсь, если снова начну разглядывать черную повязку на глазах.

– Повозка… – я пыталась подобрать правильное описание, – очень большая. Она поднимается в небо другой магией.

– Магией? – он будто усмехнулся. – Эту карету сейчас несут элохи, никакого колдовства.

Я от удивления немного высунулась в окно и обмерла, увидев впереди огромное размашистое крыло. Самого его обладателя изнутри разглядеть было невозможно. Сколько же их там – спереди и сзади кареты – если они так легко и плавно несут по воздуху тяжелый груз? От каждого маха лицо обдавало порывом ветра. Вот теперь мне стало страшно, и боязнь высоты проснулась. Все-таки непривычно полагаться на чью-то физическую силу. Теперь уже и в окно смотреть не хотелось.

Ринс не улыбался. Но я была уверена, что смотрит на меня. Высокомерный мерзавец. Натура требовала хоть чем-то его уесть, но мозги подсказывали не нарываться. Я выбрала средний вариант:

– То есть вы своей магией не можете заставить повозку полететь, айх?

– Конечно, могу. Но мой статус требует иногда демонстрировать силу, а не практичность.

– Не понимаю.

– Поднять карету в небо намного проще, чем заставить элохов служить. Не просто служить, а быть в их преданности настолько уверенным, чтобы спокойно доверить им свою жизнь. Эта маленькая демонстрация силы заткнет рты всем, у кого они еще не заткнуты. Хотя о чем это я? Меня же все обожают.

– Ага, обожают, – пробубнила я под нос. – Просто боятся.

– А какая разница, Кати? – он произнес мое имя на тот же манер, который использовал господин Нами. – Ведь значение имеют поступки, а не мысли. Разве нет?

Я не могла с этим спорить хотя бы потому, что была отчасти согласна. Его ненавидят и, уж конечно, не обожают, но никто не рискнет выказать неуважения. Тему я, однако, продолжать не собиралась. Но он уже молчать, похоже, не хотел:

– Почему ты ни о чем не спрашиваешь?

– А о чем спрашивать?

– О своем будущем, например. Это должно быть интереснее, чем элохи.

Я вздохнула.

– Айх Ринс, расскажите мне о моем будущем. Зачем вы меня купили?

– Сам не до конца понял. Может быть, чтобы узнать о самолетах? Я придумаю тебе какие-нибудь обязанности, не переживай, – он сделал паузу. – Хотя ты не очень-то переживаешь. Из тех, кого я впервые веду в свой замок, один на десяток не бьется в истерике. И почти никто из этих смелых не доживает до конца первого рая. Случайность или закономерность?

Я напряглась, но ответила, глядя на повязку – будто в глаза ему смотрела:

– А какой смысл биться в ожидании беды? На везение я уже давно не рассчитываю. Мой пессимизм вполне можно приравнивать к реализму. У меня было два господина, и два раза меня побили. Случайность или закономерность?

– Мне нравится твое здравомыслие, Кати.

– Катя, – зачем-то поправила я. Сама почувствовала неуместность и добавила: – Меня так зовут. Звали. Хотя какая разница на фоне всего остального?

– И не нравится твой пессимизм, Катя, – теперь он произнес правильно, а в тоне появилась ирония. – Хорошее слово, ум не сразу подкинул его значение, но вышло очень ёмко. Итак, пессимизм? Вряд ли кто-то в здравом уме назовет меня лучшим господином в Ир-Раттоке. И вряд ли кто-то из попавших в мои руки скажет, что ничего от этого не получил.

– Даже та служанка, которую вы три дня назад убили? – припомнила я.

– Ну, она тем более ничего не скажет, – ответил и отвернулся к окну, теперь улыбаясь. Продолжил через пару минут тишины: – Тогда обговорим правила, раз уж я все равно недавно удовлетворил похоть, а заняться больше нечем. Слушай внимательно, Катя, дважды повторять не буду. Это вопросы скорее твоего выживания, чем моего настроения.

Он явно ждал какой-то реакции перед тем, как начать.

– Я слушаю, айх.

– Мне не дерзить. Но на вопросы отвечать – честный ответ на мой же вопрос дерзостью не считается. Лучше вообще никак не обозначать свое присутствие, – он усмехнулся занавеске на окне, – если, конечно, не хочешь получить лишнего внимания. Теперь к главному. В моем замке работает много людей. Но проблема в том, что это мой замок, – он выделил слово «мой». – Со временем все привыкают и различают, например, злость преувеличенную от злости обыкновенной. Но в начале ты тоже будешь испытывать слишком яркие эмоции – держи их в узде. Тебя или кого-то еще я оберегать не собираюсь, сами о себе позаботитесь: ругайтесь, деритесь, вступайте в близость, делайте что хотите, но убивать вправе вас только я. Потому не перегибай палку и на всякий случай запирай дверь в спальню на ночь. Именно из-за этой особенности моей магии у всех слуг отдельные комнаты – перестраховка от неконтролируемых эмоций. Не могу же я и спать в повязке, а некоторые особенно чувствительные натуры ощущают этот факт даже через стены.

По мере его объяснения мои глаза становились все круглее. А голос задрожал:

– Я не совсем поняла… Айх, вы хотите сказать, что все в замке превращаются в монстров, убивающих всех подряд?

Он снова повернул лицо в мою сторону.