Последняя игра чернокнижника

– Да заткнись ты уже! Ты его еще чернокнижником позови, тупица. Если он занят, то нам обеим прилетит, мама не горюй…

Вероятно, у нее окончательно отказал мозг, раз она восприняла мое издевательское предложение как подсказку и завопила на той же ноте, от которой содрогнулся весь этаж:

– Чернокнижник Ринс!

Всё, кранты. Даже если Ринса нет в замке, то теперь ему об этом сообщат, ведь обязательно у кого-то обнаружится порок «заложи ближнего своего». После этого я поняла, что надо бежать. Забаррикадироваться в своей комнате и не сдаваться, пока айх не разберется, что я в этом призыве не участвовала. Развернулась и тут же налетела на человека. Сжавшись так, что стала в два раза ниже, подняла испуганные глаза вверх. Айх не выглядел злым. Вроде бы. Под повязкой не видно, но показалось, что он вскинул бровь.

– Айх Ринс! – дамочка кинулась к нему, а я успела отскочить в сторону, чтобы уступить ей место под его ногами. – Эта мразь сначала украла мои сережки, а потом отбила мне руку! Очень больно! Не оставляйте такое без наказания!

Да что она прицепилась с этой рукой, придумала какой-то бред и теперь на нем будет настаивать? Но Ринс взял ее кисть, чуть наклонился под ее болезненное шипение и хмыкнул. Хмыкнул… как будто всерьез разглядел там что-то. И после этого повернулся ко мне, но вопросы задавал дамочке:

– Успокойся, Арла, и теперь по порядку. Ты поймала ее на воровстве?

– Да! – она осеклась, но потом изменила показания: – Не совсем! Она сначала украла мои сережки, а потом их принесла!

– О, – он выдал коротко. – Я помню, чем ты занималась в прошлом, Катя, потому не удивлен. Так украла?

Я размышляла несколько секунд, а потом обреченно кивнула. Показалось, что если он поймает меня на лжи, то будет еще хуже. Но он почему-то не разозлился:

– Были времена, когда я тоже мог называться вором, осуждение из моих уст не прозвучит естественно, даже если бы я захотел. Но сейчас меня интересует другое – почему ты вернула украденное?

– Ну… подумала и поняла, что поступила неправильно…

– Серьезно? – было заметно, что его эта тема очень занимает. – Просто подумала?

– Да, – я не знала, какого ответа он еще ждет, потому хмурилась.

– То есть ты легко это контролируешь?

– Не сказать, чтобы легко, – призналась я.

Теперь одежда, к которой я хоть отчасти привыкла, начала смущать. Он разглядывал далеко не только мое лицо, но и все тело, а в этом платьице его вряд ли можно было назвать скрытым. Хотя, может, так только казалось из-за невозможности отследить направление его взгляда.

– Арла, – он, не поворачиваясь, снова обратился к дамочке. – А как ты палец сломала?

– Так она же! – она указала на меня другой рукой.

На это заявление я промолчать не могла:

– Неправда! Я ее даже не трогала! Наоборот, это она мне пощечину дала!

– Как интересно, – он вдруг улыбнулся и направился вглубь комнаты. Взял изящный стул, развернул его в воздухе спинкой, и сел, сложив руки на вершине. – Закройте-ка дверь, это очень любопытный разговор.

– Но моя рука…

– Арла, я дважды не повторяю, – он выглядел совершенно спокойным. Дождался, когда она спешно захлопнет дверь, затем продолжил: – Итак, у нас спорная ситуация. Сережки вернули, не вижу смысла к ним возвращаться. Но одна утверждает одно, а другая противоположное. Катя, откуда у Арлы отбитое запястье и трещина в пальце?

– Я не знаю, – руками даже развела, чтобы добавить словам весомости.

– Тогда отрежь ей этот палец. Пусть на всю жизнь запомнит, что клеветать в присутствии айха нельзя. Арла от этого не умрет, так что легко отделается за такой серьезный проступок.

Он отодвинул полу длинного плаща и вынул маленький кинжал, протянул мне. Арла судорожно задышала, но теперь боялась подать голос. Я к ножу даже не потянулась – наоборот, отступила на шаг, у меня от ужаса голос тоже задрожал:

– За что?… Да вы знаете, вероятно, она так неудачно приложилась, что действительно… Я теперь подумала, что она не врет…

– Как же она так приложилась, что у тебя даже щека не покраснела? Тогда врешь ты?

– Нет…

– Так возьми и отрежь ей палец. Тогда вопросы к тебе будут закрыты. Бесы с ними, с сережками, раз вернула. Вот если бы она незаслуженно обвинила тебя в воровстве, то я приказал бы отрезать ей ухо. Я не айх Ноттен – в моем присутствии люди вполне способны лгать без талисманов. Но я не айх Ноттен – и за такое наказываю.

– Я не страну! – я тряслась уже всем телом. – Мы обе не врем! Да, точно, Арла замахнулась и случайно попала по стене, но сама не заметила! Теперь я вспомнила!

– Это снова приступ жалости? Зачем ты врешь, Катя?

Я боялась молчать и сказать что-то неправильное. Но одно о своих эмоциях понимала точно – я в качестве палача участвовать не стану. Такая навязанная роль даже хуже, чем роль жертвы, потому что она ломает что-то внутри окончательно и бесповоротно. Если тебя бьют, то зло сидит в обидчике, а сам ты свободен не изменяться. Но если бьешь ты – это уже становится твоей частью, от этого избавиться сложнее, чем от синяков. Я видела таких – еще в детдоме. Слабаки, которые под дружный хохот старших товарищей готовы были запинывать упавшего. И уже тогда знала, что это и есть настоящая слабость – делать то, что тебя заставляют делать, ломать что-то внутри своими же собственными руками. Я много плохого в жизни делала, но ни одного шага в сторону слабости за мной не числится. Продолжила, от этих мыслей заметно успокаиваясь:

– Затем, что даже если бы Арла это придумала, то все равно не заслужила таких истязаний. Наказывайте меня, если считаете такое решение справедливым, ведь все началось с моего поступка. Я взяла ее сережки. Я воровка.

– Она тебе пощечину влепила. Орала на весь замок, мразью называла. И не заслужила?

– Нет, – я повторила упрямо. И ведь действительно, от моей злости не осталось ни следа.

– Получается, здесь вообще ничего страшного не произошло?

– Не произошло, – залепетала и Арла, которая только опомнилась. – Прошу прошения за беспокойство, господин!

– Тогда наказание понесет Катя. Ведь кто-то должен ответить за мое беспокойство без причины. Придумаю что-нибудь такое, что и меня порадует, и ей уроком станет.

Красавица снова упала на пол, умоляя:

– Дорогой, любимый айх, вы ведь знаете, что мой главный порок – глупость! Я даже грамоту толком не освоила, а родители радовались, что я красива и смогу прожить без учений. Вот именно глупость и увеличилась, умертвив на время мой рассудок. Ведь не было воровства, если вещь принесли обратно! Я поступила глупо, но точно так же иногда поддаются своим порокам многие!

Кстати, очень логичное объяснение ее поведению. Надо будет запомнить на будущее: «Я дурю, потому что дура, прошу понять и простить. Во всем ваша магия виновата, а я в школе плохо училась». И айх вздохнул, встал со стула, признавая:

– Да, знаю. Я тебя не из-за ума и выбирал. Ты еще лет десять по праву будешь считаться первой красавицей в столице, так какая разница, что там у тебя в черепушке?

Он направился к двери, а мы не могли поверить, что на этом все закончилось. Я вздрогнула, поскольку Арла ухватила меня за руки, всовывая сережки. Я недоуменно уставилась на нее.

– Возьми, возьми себе, – у нее дрожал подбородок. – И спасибо. Никто на твоем месте не поступил бы так. А я действительно глупа, мне об этом раньше говорили, но только в этом замке я осознала насколько. Но я не зла – это был… это не я была… Разозлилась из-за сережек, а понесло куда-то… куда раньше не заносило.

Я приняла дар – просто чтобы ее не обидеть. Потом верну, когда успокоится. И она была права в кратком описании того, что произошло. Перемыкает здесь всех, просто не всем хватает «ума» взывать к айху. Ободряюще улыбнулась и тоже попыталась ей помочь, как Китти:

– Все, Арла, все позади. Не переживай так. Но послушай меня – я учусь отстраняться от влияния черной магии. Если хочешь, то объясню и тебе.

– Объясни! Если это мне поможет лишний раз не злить самого прекрасного мужчину на свете, то я сделаю все возможное!

Черты лица у нее необычные и поразительно привлекательные, но что она несет?