Кому в лицее жить хорошо
Эта последняя часть заключается в осознании того, что ты, как частица этого мира, принимаешь на себя часть «духовного опыта» этого мира, этого народа. Люди страдали и умирали так, как мы себе сейчас представить не можем совершенно. Но что самое страшное – и они не могли себе этого представить, когда жили мирно. Да, уровень жизни был все равно хуже. Но если ты живешь в мире, ты, все-таки, живешь в мире. А когда начинается война, она рушит мирные устои в любом обществе и любое время. Это ужасно. Это даже более чем ужасно, это невыносимо больно и непередаваемо грустно.
Когда я изучала историю и культуру СССР, я валялась на кровати или стояла в туалете и рыдала. Я просто рыдала взахлеб, когда читала или слушала истории про детей в 30е годы, которые пытались выжить. Я рыдала.
Я шла после этого и напивалась. Я обсуждала это со своими друзьями. Кто-то говорил: даже не хочу думать об этом, перестань. А кто-то разделял мои чувства и мою точку зрения. Мы пили вместе. Мы пили в честь всех этих детей (и не только), но пили с великолепным осознанием, за что мы это делаем. Мы пили, чтобы избавиться от этих мыслей и от этих чувств. Мы пили, чтобы самими продолжать жить, а не терзать себя образами, которые навсегда канули в небытие. Мы пили, чтобы заглушить стон души. Мы пили, когда осознавали, что происходило и что происходит сейчас. Мы пили, чтобы сбежать от тупости, от бесполезности, от глупости и нелогичности общества. Мы пили и плакали. Мы плакали и пили. Мы пили, чтобы не плакать.
И когда я приходила после этого домой, а мама со своим серьёзным лицом надменно говорила: «Ты хочешь стать алкоголиком? Хочешь убить свое здоровье? Хочешь убить свое будущее?», мне хотелось то ли рыдать, то ли злиться на маму.
И тут все нелогично. И тут все так грустно, так больно, так ужасно. Неужели этот мир никогда не поменяется? Неужели я обречена быть частичкой этого ужасного мира? Я стояла и слушала мою мать. Я злилась на нее, обижала ее. Но мне казалось, что это более справедливо, чем все остальное. Я, пьяная, стояла, слушала нотации и восклицания своей матери, которая и подумать не хотела, что в этот момент творилось в душе у ее дочери.
Региональный этап я все-таки прошла. Поехала на всеросс. Но не взяла его. Не стала ни победителем, ни призером. Я рыдала. Рыдала очень долго. Рыдала везде – во время уроков, на улице, в метро и у себя в квартире. Иногда останавливалась, думая, что выплакала все слезы, но потом снова начинала рыдать. Я слегла с болезнью недели на три. Лежала, отсыпалась, плакала, через какое-то время стала пытаться осознать что-то. Мне было очень хреново физически. Физически даже больше, чем морально. Моя апатия сказалась на организме. Я стала очень нервной и раздражительной. Но три недели практически постоянного сна, лежания в кровати и всех вышедших со слезами эмоций взяли свое. Мне стало получше. Потом уже, после моей болезни, началось лето.
Я понимала, что и так достигла очень много. Ничего не зная про олимпиады, никого до этого не готовясь, я за один год взяла регион. Я поняла, что я талантлива и мне надо развиваться в этом направлении. Я поняла, что по сравнению со многими другими я усидчива. Даже очень. И послушав подробные истории других ребят, я узнала, что моя апатия – это еще ничего. Бывает хуже. И эти ребята может иногда и выглядят неплохо, и разговаривают адекватно – но им безумно тяжело на самом деле.
То, что я не стала ни победителем, ни призером, никаких льгот по поступлению в ВУЗ мне не давало. У меня еще был шанс попробовать снова в одиннадцатом. Я сразу проходила на последний этап. Но я не скажу, чем все закончилось. Мне хотелось бы сказать кое-что другое.
Я несколько лет жила в многоэтажном доме на двенадцатом этаже. Мои окна выходили на запад. Каждый вечер из окна был виден закат, и каждый раз я не обращала на него никакого внимания. Да и знала ли я, что мои окна выходят на запад? Вряд ли.
После окончания одиннадцатого класса, в июне, мы переезжали. На первый этаж в том же районе. Тогда уже прошли и олимпиады, и ЕГЭ. И однажды, когда я приехала помочь собрать вещи родителям в старую квартиру, я, бросив взгляд на окно, с удивлением обнаружила на небе скопление облаков. Их края подсвечивали розовые, фиолетовые, оранжевые лучи солнца, хотевшего скрыться где-то далеко за домами.
Я смотрела какое-то время на закат. И в тот момент у меня в душе что-то шелохнулось: я поняла, что на самом деле хотела бы смотреть на закат целую вечность. Я подумала, что не так давно, еще пару месяцев назад, определенно сочла бы это дело пустой тратой времени.
Мои мысли всегда уносились в сторону, которая находится где-то слишком далеко от всего этого, от всей этой завораживающей красоты природы, которую мало кто может оценить и понять до конца. Все обычно бросаются яркими фразами о ней, вроде «восхитительный закат», «прекрасное заходящее солнце», «красивые облака» и тому подобное.
Я всегда презирала это: бросаться изъезженными фразами, не вкладывая никакого необычного смысла в них и толком не понимая, что именно и зачем ты описываешь. А еще презирала вообще соприкосновение с природой, потому что мне это всё казалось глупой идиллической пасторалью. Мои мысли раньше в нее не вписывались, они были гораздо дальше, на какой-то темной стороне луны. Они не видели журчания воды и порывов ветра. Они принимали это как что-то обычное и совершенно не стоящее внимания. Мои мысли считали: на свете есть много вещей, которые нужны тебе. И все эти «вещи» были максимально бытовые на фоне «великой души эстета».
Я как-то всегда считала себя эстетом. Но когда я стояла в своей старой квартире и смотрела на закат, я поняла какую-то суть этого мира. Какую-то бренность и вечность на фоне моей маленькой жизни и забот. Я ощутила всю мелочность своих целей. Мне стало так грустно. Вот по-настоящему грустно, так, что сердце томилось в груди. Зачем я всё это делаю? Олимпиады, желания, цели, чувства… эта мысль, преследовавшая меня подсознательно все последних два года, максимально выплыла на поверхность.
И я вдохнула воздух, дувший из окна. Знаете, по-настоящему вдохнула, глубоко-глубоко подняв грудь. Недавно прошел дождь, и я слышала, как машины беспрерывно едут по дороге, врезаясь в лужи и капли. Столько всего происходит в этом мире, так какая разница, что происходит со мной?
Ответить на этот вопрос очень важно. Без него вы не сможете двигаться дальше, не сможете жить, не будете чувствовать мотивацию. Из этого можно, как я, вывести на апатию и стараться просто переть к какой-то цели. Но это всегда будет труднее, вы будете сами изъедать себя.
В первый раз обратив внимания на тот закат, я почувствовала себя не только частичкой этого мира, но и самой собой. Я неотделима от мира – да, я его точечка, но точечка абсолютно самостоятельная. Когда у меня что-то сильно болит, я корчусь от боли, и не думаю: ой, почему я это испытываю, а весь мир вокруг нет. В этот момент я сосредоточена только на своих чувствах, своей жизни.
Когда я хочу съесть мороженое, я тоже не о мире думаю, со всеми его березками, домами, людьми, судьбами, жизнями, смертями. Я думаю о своём желании съесть мороженое, и не более. Мы есть мы. Надо себя принять. Мы с нашими желаниями, мыслями, целями, части этого мира. Отгораживаясь от природы, я как будто не принимала ее. Я видела закат и понимала, что я есть я, что моя грудь вздымается по моему повелению. Я до слез начала ценить свою возможность дышать. Возможность думать. И мои цели перестали казаться мне мелочными. Я живу своей судьбой, а не судьбой всех моих соседей по многоэтажке. Я это только я, вот такие вот пафосные фразочки. Но в них столько заложено! Только попробуйте встать, прочувствовать каждую клетку своего тела и искренне заявить: я это я! Громким, спокойным, четким и устойчивым голосом. Попробуйте! Отличная тренировка и проверка вашего к себе отношения.
Поэтому важно помнить: ваши цели важны для вас самих. Для мира тоже, раз вы считаете себя его частичкой. Вы целостная частичка, так что двигайте своей попой и живите счастливо. Не повторяйте моих ошибок. Чаще смотрите на закат. Закаты – они такие. Делают нас счастливыми. Немного. К ЕГЭ и олимпиадам надо готовиться, если вы этого хотите. Но всегда думайте: я дышу? Я правда дышу? Да, я дышу! Смейтесь как дети и радуйтесь этому. Иначе вы вообще разучитесь чему-либо радоваться. Достигайте своих целей, оставаясь самими собой. Легко мне, наверно, говорить об этом. Я провалялась в апатии и жестких конфликтах с собой два года. А может, и всю свою прошедшую жизнь. Но не делайте как я. Будьте собой и не мучайте себя. И да, замечайте закаты. А то теперь, когда я увидела, что они существуют, я живу на первом этаже. Перед моим окном – три многоэтажки. Так что замечайте закаты, друзья мои, пока не поздно.
Глава 2. История Жени.
Я сидел в каком-то кафе в центре. Стол был из дерева красного цвета: по нему великолепно стучалось кончиком телефона. В голове играла какая-то относительно красивая мелодия, которую я где-то слышал до этого. За баром стояла девушка с дредами. У нее был слишком тонкий нос и слишком яркий макияж. Блестки под глазами плохо гармонировали с синими тенями. У нее были длинные руки и какие-то неловкие, но плавные движения, из-за чего руки казались еще длиннее. Ногти и пальцы на руках были весьма элегантными. Девушка была с пирсингом на пухлой верхней губе. Приоткрыв ее, она стояла и натирала стакан. И вид у нее был такой, что мне сразу вспомнился Эдуард Мане с его баром в Фоли-Бержер.
И я тогда подумал: а ведь в этом ресторанчике тоже собираются люди совершенно разных сортов. Я оглянулся – передо мной сидели двое весьма деловых мужчин и обсуждали что-то по работе. Какие-то закупки и логистику. У обоих были с собой черные портфели. Слева от меня сидели три женщины, причем одна из них ужасно напоминала чудовище на каблуках с огромными ресницами. Все трое накрашены были одинаково. Губы у них у всех были а ля Лобода, да и волосы тоже абсолютно одинаковые – черные и блестящие, как нос собаки на Площади Революции. Они, безусловно, беседовали о чем-то крайне умном: я чувствовал это, даже не вникая в их разговор. Но сумки у них точно стоили прилично, даже очень. А вот напротив меня сидел парень с рваным рюкзаком. Я видел только его волосы, футболку и иногда лицо в три четверти. Он что-то писал и явно был не сильно старше меня. Потом, помню, я снова посмотрел на барменшу, которая продолжала глядеть через пространство и время, но при этом оставаясь в реальности. И я подумал тогда: а что я, собственно, здесь делаю? Какого черта я сижу и просто наблюдаю за всем этим? И зачем я вообще живу и вижу этих прекраснейших людей?
Я бы никогда не нашел ответы на эти вопросы, если бы у меня под рукой не было какой-то обшарпанной тетрадки. Телефон был почти разряжен, поэтому я не рискнул им воспользоваться. Я открыл ее на, как помню, мокрой странице. Я еще удивился, а почему она, собственно, мокрая. Только потом, обшарив рюкзак, я обнаружил, что он весь мокрый. В нем лежал термос, который, как обнаружилось, я не закрыл до конца, и из него пролилось несколько капелек. Но оказалось, что их было достаточно для того, чтобы все дно моего рюкзака стало мокрым. Я, осознав это, невероятно разозлился. Настолько, что когда официант принесла мне кофе, которое я до этого заказал, я в порыве злости сделал неловкое движение и опрокинул чашку, которую она до этого поставила. И еще сказал ей что-то в духе: эй, вытри.
Потом, немного отойдя от этого всего, я решил, что самое прекрасное сейчас – это написать небольшой очерк. Я сделал текстовую ироничную зарисовку всего, что было вокруг меня. Расписал и желтые стены, и стол, и барменшу. И, конечно же, тех прекрасных девушек. Потом пофантазировал и придумал, как их лучше высмеять. Получилось, я считаю, отлично. Пробежав взглядом по написанному на немного мокром листе, я расхохотался на все кафе. Дамочки а ля Лободы на меня внимания, кстати, не обратили. Только барменша своим странным взглядом посмотрела в мою сторону, и парень с рваным рюкзаком надел наушники. А я посмеялся снова и вышел из кафе. И меня сразу неожиданно окатило дождем. Честно признаться, я даже не знал, что шел какой-то дождь. Слишком, наверно, влился в линчевание этих замечательных персонажей – посетителей кафе.
Тут мне, как вкопанному стоящему под дождем, звонит моя дорогая мама и сообщает мне, что она нашла сигареты у меня в ящике. Я был безумно возмущен. Она, значит, пока меня нет, заходит в мою комнату, рыщет по ней, а потом звонит мне и так нагло, с сарказмом заявляет: «Женечка. Будь сегодня дома в девять. Нам надо немного поговорить. Да и твои сигареты, я уверена, без тебя скучают». Вот примерно так она и сказала. Я ей что-то ответил, уже даже не помню. И она начала меня выговаривать громким голосом. Я почти ничего не слышал из-за дождя, но басы все равно доносилось до моих бедных ушей. Мне было трудно даже пытаться ее слушать: я пытался понять, как моя дорогая мама должна совершать свой мыслительный процесс, чтобы рыскать у меня в комнате в поисках сигарет. Я думал, как это гадко, что она во всем меня подозревает.
Например, в том, что я напился, когда я пришел абсолютно трезвый. Или в том, что я что-то взял из денег, когда я даже не мог подумать так сделать. Последнее особенно гадко. А она, моя милая мама, не понимает, что оскорбляет меня такими речами. Хотя, может быть, и понимает. Да, скорее всего она делает это на зло. Унижает меня, презирает меня, чтобы это служило мне мотивацией знать свое место и исправляться. Действительно, презирать есть за что – сын я прекрасный. Но она отлично знает, что меня это задевает, и специально наносит такие гадкие оскорбления. Ради выставления на позорище (древнерусское, изначальное значение), что я ее разочаровал. Что я не такой сын, каким она хочет, чтобы я был. И всеми этими подозрениями она мне об этом напоминает. В том числе к этому относится курение.
Я курю, и что? Какое ей дело до этого, в конце концов? Почему я не могу просто покурить, если мне хочется? Это точно не дает ей права так обращаться со мной, моими вещами, моими личными свободой и пространством.
И вот, тогда, по телефону под звуки ливня, моя мать начала говорить совсем неприятным тоном. Я уже ожидал бурю эмоций от нее, но тут вдруг ее речь резко оборвалась. Я отнял телефон от уха, посмотреть, что с ним, и вижу – темный экран. Он разрядился! На самом интересном моменте маминой суровой речи. Я потом, через пару дней, долго доказывал ей, что это не я телефон выключил, а он у меня просто сел. Она страшно бесилась.
И вот, стою я под дождем где-то в районе Мясницкой. А дождь выдался знатный… я уже через несколько минут был совсем мокрый. В моей руке был такой же мокрый телефон. А я как будто в каком-то оцепенении стоял посреди улицы и думал о матери и ее поведении. Думал о том, что она сделает и как накажет меня. И мне сразу же, знаете, тошно становилось от этой мысли. Такое противное слово было «накажет». Да как она может меня наказать? Кто вообще придумал обозначение для этого унизительного понятия? В какой-то момент меня толкнули зонтиком, так как я стоял посреди дороги. Я несколько опомнился и пошел, как говорится, куда глаза глядят. Помню – шел и думал. И был вне себя от злости. Вот прямо… действительно вне себя. «Да как она может? Да как она смеет? Да сколько мне лет?» – и всё в этом духе. А я шел под дождем и шел. Он не очень сильный был уже. В какой-то момент своих дум я зашел я в первый попавшийся симпатичный бар. Там я неожиданно для себя встретил троих моих друзей. Мы неплохо повеселились. Вечером я приехал домой пьяный, и мне кажется, что это было совсем не в девять (именно во столько я должен был приехать).
Собственно, а почему я так сделал? Почему зашел в этот бар и так напился? Почему, спросите вы? А я не знаю! Просто взял и вошел. Я все в своей жизни делаю на зло. Зря, это глупо – скажете вы. А вот нет! Это прекрасная мотивация, просто замечательная!
Когда-то, классе в седьмом или шестом, я не учился совершенно. Родители мои уже с ума сходили. Даже водили меня к психологу. Она у меня спрашивала: «Женя, почему ты не хочешь ходить в школу? Почему не хочешь учиться?»
«Потому что там девочки носят слишком большие декольте, мальчики слишком смешные пиджаки, а учительницы слишком короткие юбки» – отвечал я.
Это был не единственный раз, когда мне задавали этот вопрос. В какой-то раз я ответил по-другому: «Меня угнетает цвет стен в школе». Однажды я решил еще сильней поиздеваться над психологиней и родителями. Выдумал историю про какого-то Васю Пупкина, который, видите ли, меня обижает в школе.
Высказал эту информацию психологу я как бы случайно, а она сразу многозначительно покачала головой и начала задавать наводящие вопросы. Вот и бред я тогда понес! Выдумал какие-то истории про побои и описал их прямо как гладиаторские бои. «А что ты чувствовал? А что ты подумал?» – как-то так мне отвечала психологиня.
А я смеялся про себя. Родители тоже всполошились. Отец, когда мы приехали домой, позвал меня в свой кабинет и начал говорить о том, какой я слабый, и как я неправильно себя веду с выдуманным мной Васей. Тогда мне как-то стало не по себе, и я сказал отцу, что придумал эту историю. Он посмотрел на меня странным взглядом и, по-моему, ничего не ответил.
Через какое-то время мне стало скучно не учиться. Я подумал: а зачем получать плохие оценки? Глупость какая-то. Надо попробовать, а какого это – учиться хорошо. Как раз примерно в то время все мои друзья тоже, как говорится, взялись за ум. Наверно, это все и побудило меня нормальней общаться с учителями, делать домашнее задание, что-то учить. Учиться оказалось занятно. Но главная причина такой перемены была в том, что я решил: начну учиться на зло родителям. Они уже тогда считали меня пропащим ребенком без будущего, без образования, в дурной компании. Вот, такая важная перемена в моей жизни произошла только из-за моего «на зло».
Мне моя дорогая мама часто дает читать книги про искусство и культуру. Иногда мне их не хочется читать, но я в такие моменты думаю: прочту на зло. И прекрасная мотивация получается! Книги-то в основном толстенные. Но, признаться, забавные. Очень часто мне читать их откровенно лень, но я, кроме этого интервью, никогда в этом не признавался. Еще год назад мне хотелось держаться за эту атмосферу учености, мол, вот, смотрите, какие умные книги я читаю – изобразительное искусство XIX века. Сейчас я отношусь к этому всему нейтральнее, но, я думаю, за мной такой грех еще остался. Так сказать, хочется быть умным, но ум вытекает сквозь пальцы.
Я читаю книги довольно быстро – никогда за ними больше двух недель не сидел. В среднем мне нужно 7 дней. Знаю, что многие читают медленнее. Могу только подивиться их лени. Книги нужно читать быстро. А то ты к последней странице забудешь, что было на первой.
Однажды мне одна моя одноклассница сказала, что она прочитала «Войну и мир» за три дня. Я громко расхохотался. Зная эту одноклассницу, можно предположить, что за всю свою жизнь она максимум прочитала краткий пересказ войны и мира, и то, наверно, не до конца его осилила.
Мне особенно нравится, когда девочки отвечают на вопрос: «А за сколько ты прочтёшь эту книгу»: «Ой, ну, лет через 12 наверно…» И смеются так противненько, хихикают. Остроумно пошутили. Самое интересное, что они правда будут читать книгу 12 лет. А может, и все 20.
Возможно, эти слова вам покажутся немного странными, как и мое мнение по некоторым другим поводам. Я понимаю, что у меня есть какое-то не очень правильное, презрительное отношение к людям. Я иногда как будто считаю себя выше них. Всем остальным кажется, что это действительно так, но это не совсем так. Я не высокомерен.
Я часто высмеиваю людей, потому что многие из них кажутся мне смешными. Я постоянно вижу, как разные люди совершают одни и те же действия. Иногда они делают что-то неосознанно – и это тоже выглядит забавно. Я обычно подхожу к людям либо с научной, либо с оценочной точки зрения. И поэтому может казаться, что я высокомерный, странный или злой. Но я вещаю истину или свое мнение (которое может не быть истиной). А все обижаются и на первое, и на второе.
Например, особенно забавными мне кажутся девочки. Не все, конечно. Есть и весьма благоразумные особы, очень интересные личности. Но мне до 17-ти лет попадались почему-то девочки определённого типа. Такие, над которыми хочется посмеяться, поиздеваться. Но при этом я всегда балансировал на грани. Если я влюблялся в девочек, то сразу начинал над ними издеваться. Это были, наверно, не настоящие влюбленности, а так – поверхностные чувства, основанные на поверхностных суждениях, но они сразу откликнись в моей душе злобой. Но обо всем по порядку. Почему я так отношусь к девочкам? Не потому, что я высокомерный – повторюсь. Потому что мир так работает. И я ничем не лучше них. Но я вижу их отсутствие логики, а они свое – нет.
Знаете, когда понимаешь, как именно себя ведут девочки, считываешь их алгоритм поведения, то начинаешь видеть их почти насквозь. И это, как минимум, забавно. Достаточно примитивные жесты, одинаковые взгляды, одинаковые попытки сказать что-нибудь «колкое», одинаковый флирт, одинаковая походка, да и одеваются многие крайне интересно. Была у меня такая одноклассница, которая ходила с огромным декольте (такие даже светские львицы 19-того века не носили). Всегда вниз надевала либо что-то ужасно облегающее, либо ужасно короткое и облегающее. Всегда обильно красилась и делала такие губы: красный, да еще и уточкой. Сама девочка фигурой обделена не была, ей было что подчеркнуть, но вот умом ее, видимо, и вправду немного обделили. Ну или я не знаю: быть может, так все девочки мыслят. Это у них генетически. Слишком уж много я таких знаю. Но не хочется в это верить, если честно. Вот хоть убейте, не хочется.
Так вот, эта девочка ходила, одевшись настолько вызывающе, что не взглянуть на нее было трудно. А если кто-то на нее смотрел, то она подходила и сразу начинала: «Да как ты можешь на меня пялиться? Играют гормоны? Иди подрочи! Убирай свою гадкую природу! Сколько девушек из-за таких как вы сидят изнасилованные! Что же нам теперь, нельзя красиво одеться? Нельзя надеть что-то хоть слегка облегающее? Ну? Отвечай! Гребанный сексист! Что, хочешь пялиться на меня? Еще раз посмотришь – врежу. На, смотри, смотри! За просмотр платят деньги! Ах, ты что, да как ты посмел назвать меня проституткой? Тупые стереотипы о женщинах! Тупые мужики! Я что, из-за вас, не могу теперь и слова сказать?».
Вот вы наверно думаете: какую я несу чушь. Совсем уже с катушек слетел. А вот я не шучу ни малейшей капельки. Передаю слова этой девочки дословно.
Вы представьте, она же правда так думает. То, что может показаться со стороны нелепостью – действительность, которая нас окружает. Она верит, что если она будет почти голая ходить по коридору, на нее никто не посмотрит, все ее нормально будут воспринимать. У нее же это «личное пространство». У нее же «моральная и физическая свобода».
Как говорит один мой друг: «Что блять?» Вот и у меня, если честно, дальше этого реакция не продвигается.
А таких девочек много. Они всерьез доказывают свою точку зрения. Причем на каждый их аргумент у меня всегда есть контраргумент, но они меня и слушать не хотят! Я серьезно. Никаких разумных доводов с обеих сторон, никакого обмена мнениями, никаких уничтожений стереотипов! Они просто прут напролом, высказывая свои гневные мыслишки.
Сначала я стоял и не понимал, что вообще происходит, почему девочка такое говорит. Когда я начал на это все смотреть с психологической точки зрения, я стал реагировать более хладнокровно на подобные высказывания.
Но дело в том, что, если ты здраво оцениваешь ситуацию, старясь не испытывать никаких ощущений недоумения, эти девочки кажутся тебе смешными. «Их странность, оказывается, можно объяснить» – мысль, которая приходит в голову и вызывает пренебрежительное чувство. К сожалению, оно основано не на вымыслах.
Девочки, опомнитесь, что с вами происходит? Я никого насиловать не собираюсь. Все мои друзья никого насиловать не собираются. Все мои друзья ходят в брюках, рубашках и пиджаках, а вниз, знаете, еще трусы надевают, вы уже простите за такую интимную подробность. Мы в облегающих лосинах с дыркой в самом нужном месте не ходим. У нас из голого – кисти рук и лицо. А вы тут ходите, чуть ли не третесь о нас своим телом, и что-то нам предъявляете?
Нет, вот вы представьте: пришел мальчик в школу в лосинах без нижнего белья. Его друг пришел так же. Они, выпятив свой таз, беседуют, подходят вплотную к девочкам, но без всякой задней мысли, просто спросив, что задали по географии.
При таком раскладе событий вы, девочки, станете вопить, орать и ругаться, что мы такие-сякие нарушаем все что только можно, мы маньяки, извращенцы и изверги. А почему вам можно ходить в такой же одежде (точнее, без нее)? Давайте конкретные аргументы пожалуйста. Но их почему-то никто не дает. Либо – в слезы, либо – бьет по лицу за хамство, либо – орет, что я сексист и женский пол не уважаю.