Несколько карт из цыганской колоды

Тогда Артура стали посещать идеи покинуть город и вообще уйти от цивилизации, построить что-то наподобие землянки… Мечта была красивой и лакомой как сама свобода, но тогда же он осознал несколько важных моментов. Например, стало ясно, что мечтает он не о землянке как таковой, а просто о безграничной свободе. Что устал кому-то быть должным, оправдывать чьи-то надежды, говорить то, что принято… А еще, он вдруг обнаружил в одном из гулких опустевших «залов» своего сознания, некую «потайную дверь». Он тогда осознал и, надо сказать, почти с ужасом, скрытую за ней истину. Артуру вдруг стало ясно как день, что, находясь там, в лесу, ему рано или поздно захочется, чтобы о нем кто-то узнал или вспомнил. И чтобы этот кто-то, пусть и совсем чужой, приехал бы к нему в гости… а после обнаружил бы в нем некую особенную мудрость, полученную от матери природы. И затем, пусть бы тот пришелец снова приехал, уже за каким-нибудь советом… Артур вдруг ярко и очень четко осознал, насколько нелепой оказалась его мечта. Уединяться, жить бог знает как, и все это лишь за тем, чтобы в какой-то день пожелать чьей-то оценки… Именно чьей-то: случайной, мимолетной, и, скорее всего, совершенно ненужной. Такой же ненужной, какой оказывается галька или ракушка, подобранная на истертом в памяти курорте, давным-давно, и затем водруженная на полку книжного шкафа.

Тогда Артур просто переехал в маленькую квартиру. Он это сделал не потому, что у него не было денег на что-то более просторное, а потому, что в доме, несколько великоватом для одного, было невозможно сосредоточиться. Он переехал, не оставив никому ни нового адреса, ни телефона, который, он, впрочем, и не устанавливал за ненадобностью – кому теперь звонить, и зачем?

В самом деле, Артур как-то с удивлением обнаружил, что первыми во всей этой истории от него отвернулись друзья. Почему – он не имел ни малейшего представления. Но, его ни о чем не спрашивали. Просто прошло вот уже два праздника, а его никто никуда не приглашал. Поначалу, он пытался делать дежурные звонки, мол, как дела, что нового? Но это ничего не изменило. Жизнерадостные фразы повисали в воздухе и все чаще возникали тяжеловесные паузы. Он снова не оправдывал чьи-то таинственные надежды…

Затем он ушел с работы. Просто в никуда, и без всякой идеи относительно будущего. Почему-то стены фирмы стали невыносимо тяготить его… Однако вскоре он устроился инспектором городской канализации. Собственно, это была грошовая должность, но в ней было нечто очень важное – полная свобода и независимость, служебная машина и совершенное спокойствие за будущее. Никакие рыночные передряги теперь уже не угрожали, а значит, был шанс наконец-то успокоиться, и понять, нечто главное, что постоянно ускользало, таяло из-за текущей суеты и нервотрепки, словно бы далекая радуга.

 ** ** **

На первой станции он проделал необходимые переключения, затем последовал контрольный звонок на центральный пост, и после – очередная запись о показаниях приборов в инспекторском журнале.

До следующей станции было километров семь, там ждала бригада, которая под его руководством должна была поменять кое-какие изношенные трубы и вентили.

Он сел за руль и медленно выехал за ворота, затем вышел из машины и, закрыл их на замок.

Когда-то, целую вечность назад, ему пришла в голову странная идея. Он решил, что если думать, не переставая, если не давать себе перескакивать на какие-то посторонние темы, то тогда, в один прекрасный момент, все изменится, и появится, наконец, долгожданная ясность и полное понимание мира. Работа, которую он выполнял, наконец-то позволяла попробовать и это. Целыми днями, наматывая по городским дорогам километр за километром, он пытался решать логические задачи, иногда непрерывно проговаривал в уме молитвы, а иногда, выдумывал новые парадоксы, пытаясь глубже постичь природу времени. Артуру нравилось это состояние, когда разум постоянно и целенаправленно трудился, хотя, и ничего особенного это пока и не давало.

Он снова сел за руль и двинулся по шоссе, где соль, разбросанная совсем недавно, уже превратила снег в серую ваксу.

Все дело в суете, – наконец понял он. Если попробовать остановиться, не делать поспешных движений, то, возможно, все как-то и придет в норму… Океан в душе затихнет, и перестанет поднимать со дна муть. Попытки залезть в землянку, спрятаться – это тоже суета, а, быть может даже и суета сует…

 ***

Еще одно важное событие произошло как-то летом, когда он уехал путешествовать в Испанию, как обычно, совершенно один, и, не имея в сущности, определенных планов. Артур вообще не очень любил планировать путешествия до деталей, и лишь делал список основных достопримечательностей, что лежали на предполагаемом пути. Иногда, он составлял несколько таких списков, на случай, если основной задуманный маршрут окажется совсем не таким интересным, как предполагалось, сидя дома за столом над книгами и картами. В Испании, кажется, в Барселоне, в каком-то не то кафе, не то музее он прихватил с полки бесплатный туристический буклет, сам не зная зачем, ибо толку в них, как известно, ни на грош, и даже рекламы, ради которых они и издаются чаще всего, оказываются совершенно бесполезными. Тем не менее, где-то в середине, он обнаружил небольшую, в четверть страницы, черно-белую вставку, на которой было написано: «Музей алхимии». Место это находилось, кажется, недалеко от Толедо, и это было далеко в стороне от намеченного маршрута. Тем не менее, Артур почувствовал какое-то странное вдохновение, что-то похожее на ощущение радости, и тогда он решил, что основной маршрут подождет.

Дорога до Толедо оказалась не очень сложной, но немного скучноватой: кругом простирались лишь разноцветные поля и виноградники. К вечеру он уже был на месте. Небольшой мотель, отмеченный в буклете, как недорогой, но вполне приличный, был найден без особого труда. Совсем рядом находился винный погреб, который, впрочем, уже закрывался, и Артуру понадобилось приложить немало сил, чтобы выпросить на почти незнакомом испанском бутылку вина. Уже глубоким вечером, сидя у себя в комнате, он поужинал сыром и хлебом, запивая купленным прежде вином. Было не просто хорошо, было даже как-то странно хорошо. В душе не было ни малейшей тени, ни малейшего сомнения или печали. Казалось, мир простирался во все стороны в бесконечность, и при этом его вполне можно было охватить. Было ощущение, что можно разбежаться и прыгнуть прямо в небо, и оно – примет, начнет раскачивать…Душу заполняла любовь, и было очевидно, что не только он, Артур любит весь мир и всех его обитателей, но и весь мир любит его, и он в это верил:

– Почему бы и нет? Ну, хотя бы сегодня, – думал он, – пусть будет так… Боже, как хорошо-то, как хорошо…

Он, кажется, молился, хотя делал это прежде не часто, и только тогда, когда бывало как раз совсем уж плохо. А тут он подумал:

– Вот мне хорошо, и не с кем разделить такой удивительный вечер… Почему в молитвах я только плачусь? Почему не поблагодарить, за то, что все складывается так замечательно?

Как будто, он еще потом бродил по улицам, и лишь к полуночи вернувшись к себе, тотчас упал на кровать и забылся глубоким сном.

 ***

Утром Артур проснулся довольно поздно, и, чуть было, не опоздал к завтраку. Впрочем, обошлось. Покончив с омлетом, и выпив чашку кофе, он долго выспрашивал консьержа о музее, но тот совершенно не понимал о чем идет речь. Тогда Артур принес буклет и ткнул пальцем в нужную страницу. Консьерж был искренне удивлен, что в их городке, где он прожил всю жизнь, оказывается, есть такой музей, о котором он и слыхом не слыхивал. Ничего не оставалось, как позвать горничную – молодую, довольно симпатичную девушку. Они минут десять переговаривались, иногда девушка глядела в потолок, явно пытаясь, что-то припомнить, но после сказала, что, кажется, знает, где это: достала с полки бесплатную туристическую карту и указала место, где был мотель, а после и предполагаемое место, где должен был бы находиться музей. Она, тараторя что-то по-испански, стала черкать шариковой ручкой по карте с грубо прорисованными улицами. Теперь было все понятно, и можно было двигаться дальше.

 ***

Артур наслаждался тем как сознание мягко качалось на золотистых волнах двадцатилетнего «Grant’s». Ночь была нежна и тиха, и лишь время от времени падали яркие звезды. В кабинете, недалеко от того места, где он сидел, зазвонил телефон:

Дежурный секретарь взял трубку и переключил громкоговорящую связь, чтобы Артур мог слышать разговор:

– Компания «Syn-Khronos». Секретарь Ибрагим Кожури на связи.

– Я представитель одной… довольно крупной компании,– раздался в трубке бархатный баритон, – Мы бы хотели купить ваш… как это сказать… абонемент. Купить, одним словом, ваш сервис.

– Наша фирма практически не работает с компаниями. Мы работаем, как правило, только с правительствами.

– О, я думаю, что иногда стоит делать исключения из правил. Уверен, что нам имеет смысл встретиться и все обсудить.

– Мистер Ж. не назначает встречи, не ознакомившись предварительно с предлагаемым материалом.

– Да, конечно. Материалы вам уже высланы на основной адрес, указанный на сайте.

– Хорошо, я передам мистеру Ж. Думаю, что вам стоит перезвонить завтра к вечеру, часам к восьми по Гринвичу.

– Отлично. Всего доброго, – сказал голос в трубке.

– До свидания, – ответил ему секретарь и отключил связь.

– Послезавтра… – сказал Артур, не оборачиваясь.

 Окно в каюту было открыто и слышно было достаточно хорошо.

– Так точно, сэр, – ответил секретарь негромко.

 ***

Музей оказался не то, чтобы захватывающим дух, но и одновременно в нем было нечто неуловимое, что-то, что можно назвать касанием крыла ангела. Залов было не более десяти. Самой впечатляющей была экспозиция, посвященная Парацельсу. Хотя, по большей части, все экспонаты касалась его друзей и тех, с кем он находился в переписке.

Артур бродил, не особенно вглядываясь в стенды, ему было просто приятно, он как будто пришел в дом к очень старым друзьям после долгой разлуки. Хотя, кое-что время от времени привлекало его внимание: вот монета – наполовину медная, наполовину золотая. Мигелю Хенаресу – монаху какого-то там монастыря не хватало философского камня, чтобы сделать монету полностью золотой, и он погрузил ее в мелкий тигель только наполовину.

Затем Артур увидел странную таблицу. Он стоял подле нее едва ли не час и смутные ощущения не покидали его. Таблица казалась знакомой.

Вот этот знак – это явно сульфур, хотя, тут что-то другое. Так… Сульфур, на духовном плане – действие. Сульфур при возгонке с элементами – ага вот этим, что слева, и вот этим, что пониже, переходит через примерно полгода в философское серебро. А это лишь полпобеды, ибо сокровенный тезис серебра не живет долго. Ну, да бог с ними. Вот это… большая таблица, Артур почувствовал, что тоже ее где-то уже видел. Тут что-то не так… надо сосредоточиться… и драконы эти отвлекают, черт бы их побрал… Да! Вспомнил!

Свинец, в фазе nigrello8, благодаря взращиванию энергии любви переходит в медь, а та переходит в олово – чистейшее философствование на плане людского бытия. Но все это можно миновать, добавив вовремя, а после сублемируя, Меркурий – ртуть философов, который символизирует в мире людей текучесть и способность не привязываться ни к каким схемам. Далее нужно выстоять, ибо ртуть философов твердеет и переходит в банальное железо. Железо же твердо и незыблемо и способно лишь к деградации… Наступает искушение отчаянием. И вот тут проблема, ибо всякий ученик должен пройти это испытание. И учитель даже не может намекнуть, что полученное железо лишь искушение, и не более того. Если же учитель сжалится, и намекнет, то все усилия пропадут даром, и железо останется железом…

 ***

Артур вспомнил, как в какой-то момент вдруг понял, что только цельность – это основа спокойствия. Это было перед самой поездкой в Испанию. Он тогда подумал:

– Я не хочу никуда ехать, это очевидно. С другой стороны, если бы со мной кто-то поехал, то я бы поехал с радостью. Что это? Выходит, что мне нужна не сама поездка, а нечто другое? Или же поездка – это иллюзорная картина, обрамленная рамкой отношений?

И тогда он решил. Если я не интересен самому себе, то лучше окончить жизнь сразу. Сейчас. В нем еще играл тезис Сатурна, опуская всякий порыв куда-то вниз, где откладываются бесполезные соли. Но что-то удержало его. Быть может, привычка, которую он завел в те времена, когда судьба казалась непроглядной тьмой. Он молился. После молитвы он всегда чувствовал себя на сантиметр выше смерти, и потому всякий раз выживал.

 ***

В музее произошло еще нечто, что, пожалуй, было бы сложно описать словами. Он вдруг понял почти все таинственные изображения алхимических гравюр. Он понял также со всей ясностью, насколько нелепым было все его прежнее виденье, или же это была попросту попытка каких-то «демонов» увести его с истинного пути. Золото – это не только не цель, но и зачастую случайный продукт Великого деланья. Господи, как это теперь ясно: Меркурий философов – вечное движение. Луна философов – поливариантность будущего, изменения реальности. Философский камень… Белый тезис… что это? Неужели это равносильно уходу в более высокие миры?.. Хотя, он и присутствует в каждой группе атомов в виде чистой идеи вещества. Но, какая разница, когда перед тобой вся Вселенная, причем не только видимая, но и невидимая!

Артур вдруг ощутил всю сложность мира и одновременно его строгую логику, которую, впрочем, совсем не просто понять.

– … Богу все равно, – думал он, – как мы живем, но мы должны жить лучше – для себя. Тогда некая внутренняя субстанция становится «подходящей» к общей мозаике мира. Не слишком изящная идея – пытаться просунуть квадратный брусок в круглое отверстие… Собственно, многие именно так всю жизнь и живут: либо пытаются втиснуться туда, куда им дорога заказана, либо находят такие ниши, где вообще не нужно прилагать никаких усилий…

…Бог вовсе и не судит… просто мы сами не вписывается в какие-то изгибы мира. Или, как и квадратный брусок с круглым отверстием, не делаем его изящнее…

Но если алхимическое деланье оказалось неудачным, и философского камня не вышло, что случается куда чаще, нежели когда удача улыбнется, и на дне тигля засверкает красным приглушенным светом желанный кристалл, то бесполезные «соли» души снова идут в плавильный котел, и заливаются затем в другие исходные формы. Именно – в другие, ибо после «переплавки» было бы неверным сказать, что чья-то душа воплотилась в другом теле. Вновь разожженный костер пылает все тем же пламенем? Другим ли?

Артур вышел из музея переполненный новыми мыслями. Он зашел в ближайшую лавку, купил грошовый блокнот и ручку, пересек улицу, и, усевшись на скамейке в сквере, стал записывать все, что увидел и запомнил.

–…Золото понимания рождается из свинца смирения… Мир состоит из семи главных меридианов, и каждый имеет свой внутренний Зодиак… Землетрясение – это избыток Меркурия и Серы. Техногенная катастрофа – это избыток железа и ....Довольно проследить за движением и силой, чтобы…

 ** ** **

В жизни Артура было совсем немного событий, которые можно было бы назвать краеугольными. Испанский музей, Сатурнианский период Жизни, связанный с его работой в городской канализации, и еще – поездка в Иерусалим. В один из дней он пришел из города на окраину, в старый монастырь, выстроенный еще крестоносцами, который назывался «Иоханан в пустыне». Монастырь был греческий, но кое-кто из монахов говорил по-английски…

Артур, отхлебывая из стакана, и глядя на мерцающие огромные звезды, вдруг ясно вспомнил разговор с одним из них. То был относительно молодой человек и говорил он немного странно, делая большие паузы между словами и не фиксируя взгляд ни на собеседнике и ни на одном предмете, находящемся поблизости:

– Ты, как я – отшельник, судя по всему, что ты говоришь. И твой дом – весь мир. Сегодня ты здесь, а завтра там. Ты не связан никаким государством, никому не должен платить налогов. Будь все время в пути. И что самое главное, ты должен быть готов оставить все это в любой момент – хоть завтра, хоть сию минуту…

 ** ** **

Затем, был первый успех. Он сумел вывести формулу землетрясений. И вскоре после того, как будто ниоткуда лег на бумагу так называемый «тезис агрессии». Именно это давало возможность, понимать: где и когда произойдет какое-то чудовищное убийство или же иное рукотворное зло. В этот период Артур все еще работал в городской канализации, но уже перешел в информационный отдел, или, говоря проще – компьютерный центр, хранивший все базы данных. Он сразу понял, что наступила фаза Меркурия и что сейчас нужно мыслить, сливаясь с миром гораздо полнее, чем прежде.

… нельзя сказать, чтобы это было легально, но благодаря связям, он вошел в контакт с коллегами из полицейского и военного ведомств, и, пользуясь их нерасторопностью, скачал все, что касалось терроризма, убийств и вообще тяжких преступлений. Близилась фаза Марса, и к ней нужно было прийти не с пустыми руками. Впрочем, когда удалось без особого труда стащить гигабайты информации зла, Артур понял, что ошибся, что фаза Марса – предвестник фазы Меркурия, а не наоборот.

Данных было много, но идея как их обрабатывать пришла довольно скоро. Артур вспомнил, что в музее ему попался на глаза какой-то экспонат, кажется, это был макет обычной алхимической лаборатории. В пояснении говорилось, что само слово «лаборатория» значит «лабор» и «оратория», то есть место работы и молитвы. Теперь, всякий раз, заходя в тупик, он часами молился. Он брал четки и, перебирая бусину за бусиной, читал «Отче наш», полагая, что Отец небесный сам знает, что ему Артуру нужно, ибо не Он ли привел его в тот странный музей в Толедо, неизвестный даже коренным жителям города? Либо же он брал бусину и говорил:

– Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного! Не дай пройти мимо истинного пути, но наставь на него. Укажи путь к Белому Тезису, клянусь, ничего не возьму больше, чем нужно, дабы следовать дальнейшему пути. Аминь.

Спустя месяц непрерывного поста и молитвы, он вдруг ясно увидел, как даты рождения сплетаются с датами преступлений, и как все это, проносясь над землей, проецируется на ту или иную широту и долготу, страну, область или город…

Первый шаг был наивен и практичен. Он предвещал либо все, либо ничего. Артур вычислил, когда и где именно должно произойти мощнейшее землетрясение в Японии. Он описал все события, включая, предполагаемое количество жертв, вложил в конверт и назначил встречу с нотариусом. В присутствии чиновника конверт с указанным прогнозом был опечатан и положен в сейф.

Когда пришел положенный срок, Артур связался с одной из телекомпаний и, пообещав сенсацию, договорился о встрече. Фото и киноаппараты запечатлели смущенного нотариуса, который изо всех сил пытался казаться безразличным, а также действительно спокойного Артура и листок, на котором с точностью до одного процента было указано все: координаты, мощность катастрофы и количество жертв. На другой день пресса, особенно левая, просто бесновалась: как можно было скрыть такую информацию?! Ведь она могла спасти хотя бы детей…

Но Артур не обращал внимания. Он был холоден, ибо прекрасно понимал, что никакая информация с его стороны никого спасти не могла, ибо ей не предшествовала, и пока еще не могла предшествовать настоящая известность, которую дает новая фаза Меркурия, а она была еще далеко.

На всякий случай, он стал раз в два месяца менять жилье, не ожидая, впрочем, что будет в результате настолько восхищен этой идеей. Именно тогда и начались вечные скитания, предсказанные иерусалимским монахом. Каждый переезд давался все проще, ибо вещей оставалось все меньше и меньше. И, в конце концов, остался только компьютер, и самые необходимые книги, которых не было в сети. Последние свои переезды Артур уже спал на полу и ел, собственно, тоже, сидя на полу, с невысокого складного столика, который сам и смастерил.

Он сделал еще два подобных выступления в прессе. На этот раз он предсказал серьезные беспорядки в Пакистане и извержение в Индонезии. И тогда его стали ловить. Именно в тот момент Артур решил: «Пора!» Он сделал восемь новых прогнозов и разослал их на имена премьер министров или президентов тех стран, к которым это относилось. В каждом из писем было примерно следующее:

– Я – такой-то и такой-то – мои прогнозы известны по таким-то публикациям, данным письмом хочу сообщить, что вашу страну ожидает серьезная катастрофа, которую я оцениваю в столько-то баллов по 10-ти бальной шкале. Если вас интересует дата, характер и место катастрофы, прошу связаться с моими адвокатами на предмет перевода необходимой суммы. Если вас мой прогноз не интересует, то забудьте об этом письме. Но вы о нем вспомните, когда оно будет опубликовано после катастрофы, вместе с данными прогноза.

С уважением Артур Ж.

Не скажу, что с первого и даже второго раза откликнулись многие. И лишь после того, когда полетели головы очень известных людей… Кое-кто, уже догадывается, видимо, о ком идет речь… Только тогда в мире что-то изменилось радикально.

Первые серьезные плоды, если будет этично так выразиться, принесла известная катастрофа на северо-западе Индии и взрыв на химзаводе близ Гуанджоу. Тогда удалось вовремя эвакуировать почти все население.

Артур отделил ровно половину своего гонорара, поставил на полное довольствие детдом где-то в Сибири, и нанял за приличную зарплату местного человека, дабы тот следил за порядком. На остальную сумму, он нанял несколько программистов и довел до ума те идеи, до которых все не доходили руки. Все программисты работали в разных концах света, и вряд ли каждый из них представлял, в чем состоит задача в целом. Затем Артур поставил сервера на всех континентах: кто знает, где предстоит работать завтра… Теперь все было готово для важного скачка – завершения Меркурианской фазы – текучести и впитывания – и перехода в более длительную Юпитерианскую – фазу олова, фазу расширения влияния.

 ****

Яхта все еще дрейфовала неподалеку от Кюрасао. Артур сопоставлял результаты, полученные с серверов в Бангкоке и Сантьяго, и понимал, что теперешняя работа – это уже новое качество. Компания, которая вышла на него, просила рассчитать вероятность провала при вложениях капитала в разработку урана в ряде стран Африканского рога. Артур никогда не работал с этим, но понял, что слова «нет», а точнее «не знаю» – быть не может.

Он запустил своих «червей» во все известные сети, связанные с бизнесом радиоактивных элементов и вот теперь у него был результат, который, впрочем, скорее ставил вопросы, нежели давал ответы, а потому требовал серьезного осмысления.

Этот самый первый результат обсчета получился неоднозначный и странный. Если он скажет «да» – сместится баланс сил в Тихоокеанском регионе. Если скажет «нет»… получится и вовсе плачевно. Он уже видел падение бирж в Сингапуре, Гонг-Конге и Малайзии… А за этим неизбежный взлет экономической экспансии целого ряда нежелательных стран. Тогда он сосредоточился на Африканских рынках сырья, развивая, впрочем, очень активно идею прогнозов катастроф.

 ***

Ривьера, как и всегда в это время года, была почти пустынна. Артур прогуливался по бульварам Ниццы, закутавшись в толстое пальто. Ветер пронизывал, налетая плотными порывами, и потому в зонтике не было никакого смысла. Окончательно продрогнув, он зашел в кофейню на берегу и заказал кофе с коньком.

Он сел в углу у окна, расчерченного косым дождем. Здесь было уютно и тепло от газового камина. Гарсон принес заказ довольно скоро, и тотчас удалился. Артур отпил кофе и затем немедленно сделал глоток коньяку. Тепло разлилось по телу и стало почти хорошо.

– Позвольте?– услышал он голос сбоку от себя.

Артур поднял глаза. Перед ним стоял невзрачный старик, одетый незамысловато но, впрочем, довольно дорого.

– Прошу… – рассеянно ответил он, хотя и несколько недовольно, поскольку свободных столиков было достаточно.

– Скучаете?– весело спросил старик по-английски.

Артур посмотрел удивленно. Услышать английскую речь на французской Ривьере, да еще не в сезон было из области казуистики.

– С чего вы взяли?

– Ну… знаете ли… я тут завсегдатай. И скучающих людей я отличаю с большой легкостью.

– В таком случае, вы ошиблись.

– Вот как? Впрочем… я не особенно удивлен. Где-то в глубине души я ждал, что вы ответите именно так, – старик улыбнулся.

– Да? И как глубоко лежало это ваше предвиденье?

– Ну… не очень глубоко, – ответил старик с готовностью, – Не настолько, чтобы не отличить скучающего богатого бездельника от запутавшегося в жизненных смыслах алхимика.

Артур посмотрел удивленно:

– Что такое? И чем я обязан?

– О, ничем… Верьте мне. Я не шпик и не журналист. Просто, я такой же, как и вы.

– Как я? В каком смысле?

– Ну, в том самом. Я пришел к тому же, что и вы, но значительно раньше. Лет… двести назад… , – он потер ладони, – И когда стал догадываться, впал в такую же хандру. Ее нельзя спутать ни с какой другой.