Одна неизменная истина
– Пожалуй, так мы и до ужина тут просидим, – заметил Амаран. – А мне, наверное, пора идти болеть.
– Сам дойдёшь или тебе помочь? – спросила Ниольи улыбнувшись.
– Сам дойду. Но если тебе нетрудно, то я бы всё же не отказался от… твоей помощи.
Он сознательно сделал паузу, чтобы показать, что нуждается он далеко не в поддержке Ниольи, а в том, чтобы она просто была с ним рядом. Эльфийка поняла это, но не стала возражать и, подойдя к Амарану, без страха и волнения подала ему руку. Он взял её ладонь в свою так, как это происходит между влюблёнными, так, точно между ними всё уже решено… Так, будто Ниольи всегда принадлежала ему.
– Это неправильно, – испугавшись и смутившись, проговорила девушка и попыталась высвободить свою руку из руки Амарана.
– Почему? – спросил он, сразу поняв, что она имела в виду.
– Я почти не знаю тебя…
– Ты думаешь?
Ниольи подняла глаза, и, встретившись взглядом с Амараном, поняла, какую глупость сказала. Она тоже ощущала эту незримую связь, которая тянула её к магу. Ей казалось, что всегда они были частью друг друга, и всегда он был рядом с ней, только почему-то она не могла услышать его и увидеть. А теперь разделявшая их волшебная стена исчезла… И это единственно правильное – быть с ним, быть его… Разве могли они теперь существовать иначе? Разве не разрушится мир, если они попробуют идти наперекор предначертанному?..
Амаран крепче сжал её руку, чуть погладив нежную кожу, и сделал к ней шаг. Всё страшнее и ярче разгорался огонь в его глазах, и пламя растекалось по телу девушки от соприкасавшихся с ним пальцев… Ниольи не знала, что может он сделать дальше, не понимала, боялась любого из возможных исходов. Испуганно отшатнувшись, она снова попыталась вырвать свою руку из руки мага. Амаран горько усмехнулся, глядя на её выцветшее от страха лицо. Он отпустил её ладонь и вышел из кухни. Вцепляясь в перила так, что без того белые пальцы, делались ещё бледнее, эльф с трудом поднялся по лестнице и исчез за дверью отведённой ему комнаты. Ниольи с тяжёлым вздохом опустилась на стул.
«Всесильный Создатель, как же я боюсь его!.. – подумала Ниольи, вспомнив жуткое, неистовое пламя, полыхавшее в глазах Амарана. – Он весь горит в своём странном, диком огне… И не мне разделить его с ним, не мне познать его!.. Я в нём погибну».
* * *
– У тебя есть ножницы?
Ниольи подняла голову, оторвавшись от работы, и взглянула на Амарана.
– Совсем плохо, да? – спросил маг с усмешкой.
Он впервые с того дня, как выбрался из Чащи, смог принять ванну. Вода после его купаний превратилась в грязь. И хотя он ополоснулся в конце чистой водой из ведра, ему всё равно казалось, что на коже остаётся липковатая от пота пыль, не смытая полностью, несмотря на все его старания. Если бы Амаран сам был в силах натаскать и нагреть воды, то набрал бы ещё одну ванну, чтобы окончательно смыть с себя следы пребывания в Сонной чаще, но утруждать этим Ниольи, конечно, не стал.
Его волосы сделались намного светлее и длинными влажными прядями змеились по плечам. Новая чистая одежда, которую откуда-то раздобыла Ниольи, на истощённом теле Амарана висела даже хуже, чем его старые лохмотья, к которым он хотя бы привык. Казалось, его нарядили в просторные мешки, перевязанные на талии поясом, отчего вся фигура мага выглядела ещё более неестественно худой.
– Нет, вовсе не плохо, – оценив его внешний вид, ответила Ниольи. – Лучше, чем было, мне кажется.
– Хотя бы больше не несёт затхлыми листьями и пылью, – кивнул маг, соглашаясь. – Чья это, кстати, одежда? Сомневаюсь, что у тебя просто так дома хранятся мужские вещи на всякий случай.
– Это одежда моего брата, Ниотэ́на. И та комната, в которой ты живёшь, тоже его.
– Где он сейчас?
– На службе в крепости, довольно далеко отсюда. Приезжает время от времени отдохнуть, нечасто… Так что тебе повезло – будь он здесь, не пустил бы тебя даже на порог. Ниотэн ненавидит магию и тех, кто с ней связан.
– Как и многие, – продолжил Амаран с лёгким пренебрежением в голосе. – Не от большого ума. Впрочем, от воина он и не требуется.
– Нет, всё совсем не так, – возразила Ниольи, задетая его словами. – Мой брат… у него есть причины не любить таких, как ты.
Амаран не стал спрашивать об этих причинах, давая время Ниольи самой принять решение – рассказывать ему или нет. Маг устроился на диване и начал тщательно растирать голову, чтобы лучше просушить волосы, пока девушка задумчиво ковыряла иглой нити вышивки, над которой работала.
– Наши родители погибли, когда какой-то волшебник, проезжая через Фиену, занёс сюда колдовской мор. Тогда больше половины города заболели и умерли, так что здесь трудно найти тех, кого эта трагедия не коснулась. Если такие и есть, то это переехавшие сюда позже.
Она замолчала, тыкая иглой в свою вышивку, машинально и не замечая этого.
– Я рад, что ты осталась жива, – тихо проговорил Амаран.
– Мне повезло. Я ещё не успела заразиться, когда Ниотэн вернулся со службы и силой увёз меня из города. У родителей тогда уже появились признаки болезни… Мой брат очень рисковал, забирая меня с собой. Он не мог проверить, заразилась я или нет, пока болезнь не стала бы проявляться. Но если бы он не осмелился… я, скорее всего, осталась бы лежать трупом в общей куче погибших…
По лицу мага от её слов пробежала болезненная судорога. Он представил её мёртвой, бледной темноволосой девочкой, брошенной поверх других безжизненных тел, и ему стало неприятно, почти больно от этой мысленной картины…
– …Я считаю, у Ниотэна есть право ненавидеть ту силу, которая отняла наших родителей и унесла с собой много других невинных жизней, – продолжила Ниольи, возвращаясь к тому, с чего начался их разговор, – даже если я сама не разделяю его взглядов.
– Значит, у тебя нет ненависти ко мне, к моему искусству, ко всем остальным, кто изучает и практикует магию?
– Нет. Тот маг, который принёс колдовской мор, сам был заражён. Он не хотел гибели для остальных, не насылал проклятие… Он оказался такой же жертвой этих чар, какой стали и все, кто погиб из-за них после. Но даже если бы ненависть к магам у меня была, я бы всё равно не оставила без помощи тебя или любое другое существо, будь оно магом или нет.
Амаран улыбнулся, в глазах его ясно читалась удовлетворённость её ответом.
«Ты прошла через то же самое, что и он. Но у тебя хватило мудрости не выбирать ненависть и жестокость, – мысленно обратился к девушке маг, посчитав излишним озвучивать эти размышления. – Да, Ниольи, у каждого из нас есть право на любые чувства и мысли, право выбирать – в этом я с тобой полностью согласен. Но оно может быть использовано как разумно, так и не очень, в зависимости от разумности самого его обладателя… И в мнении о твоём брате я не изменился!»
Вслух же он сказал следующее:
– Так есть у тебя ножницы? Всё ещё жду, когда ты ответишь!
Ниольи, сбитая с толку резким изменением темы разговора, растерянно моргнула и нахмурилась, пытаясь припомнить, когда Амаран вообще спрашивал её об этом, и как их беседа могла уйти настолько в другую сторону.
– Ножницы… – пробормотала эльфийка, как бы вспоминая, что это такое. – Да, конечно есть, держи! – встрепенулась она и, быстро порывшись в коробке с разноцветными нитями, выудила оттуда необходимый предмет. – Что ты собираешься ими делать?
– Убожество это обрезать, – он повёл плечами, указывая рассыпанные по ним мокрые пряди.
– Я думала, у магов принято ходить с длинными волосами, – удивилась Ниольи.
– Что мне за дело до того, как принято у других магов? Я их дел никогда и никак не касался, с чего бы мне соблюдать их правила? – чуть раздражённо ответил Амаран. Он терпеть не мог, когда ему в пример приводили неких «других магов», рядом с которыми он в жизни себя не ставил, считая это слишком унизительным.
Ниольи не стала отвечать на его вопросы, догадавшись, что они не нуждаются в этом, и молча протянула Амарану ножницы. Он подошёл ближе и замер в изумлении. На больших квадратных пяльцах была натянута огромная, вышитая шёлком картина. Дикий сад, извитые ветви деревьев, трепещущие под невидимым ветром листья и лепестки цветов, пёстрые крылья птиц – всё вплеталось в единый, завораживающе прекрасный узор. Амаран никогда не видел картин, хоть малость выполненных так искусно и живо. Показалось, что шелест листьев, пение птиц и свежий ветерок из этого сада вот-вот ворвутся в комнату.
– Потрясающе, – восторженно выдохнул он. – Это… невероятно, Ниольи…
Эльфийка взглянула на его ошеломлённое и восхищённое лицо и улыбнулась.
– Мне кажется, что магией можно творить куда более потрясающие и невероятные вещи, да и не сидеть над каждым заклинанием полными кругами2, чтобы создать одну-единственную картину… А мои работы – просто нити и много монотонного труда.
– Тем ценнее, что ты делаешь такое без всякого волшебства… – щёки Ниольи порозовели от удовольствия, она устремила взгляд в свою вышивку с такой сосредоточенностью, точно хотела рассмотреть каждый сделанный стежок. – Собираешься продать, когда закончишь?
– Это для одной богатой дамы из столицы. Она увидела мои картины на ярмарке, когда друг Ниотэна отвозил их вместе со своим товаром. Ей очень понравились мои работы, и она заказала это, – девушка кивнула на пяльцы с натянутой тканью.
– Мне тоже… – задумчиво проговорил он, тут же пояснив, – тоже очень нравятся твои картины.
Он как будто хотел сказать что-то ещё, но передумал, и, взяв ножницы, ушёл.
До вечера Амаран не показывал носа из своей комнаты. Ниольи почти всё это время занималась вышивкой, а после взялась за готовку. Когда первые сумерки спустились и объяли город сиренево-серыми тенями, девушка собиралась позвать мага ужинать, но тут услышала, как хлопнула входная дверь. Зная, что в её доме может быть только один «сквозняк», она с сожалением и недовольством посмотрела на уже разложенную по тарелкам еду, и, понимая, что она остынет к их возвращению, отправилась догонять непоседливого колдуна.
Эльф с самым что ни на есть отрешённым видом прогуливался по улице, рассматривая залитые розовато-золотым светом дома и деревья Фиены. Города Ми́дриэса даже для большинства эльфов казались чем-то непостижимо странным. С земли здания часто плавно перебирались на ветви или были построены вокруг стволов деревьев, используя их в качестве основания, и мало напоминали такие простые и привычные каменные дома в родном для Амарана Илфриа́нде. Гармония природы и цивилизации, выросшей среди неё, завораживала и с непривычки заставляла рассматривать каждую постройку на пути, словно музейный экспонат.
– У вас очень интересный город, – заметил Амаран, когда Ниольи нагнала его, будто ждал её и знал, что она обязательно захочет разделить с ним вечернюю прогулку. – Ещё нигде на меня не косились более подозрительно и недружелюбно. Знаешь, когда я вернусь от дракона, я построю здесь свой собственный, настоящий дом! Непременно здесь, в этом прекрасном городе, где все шарахаются от магов!
– Ты не совсем… обычный маг, – сказала Ниольи, успев забыв, что собиралась вернуть Амарана домой. – Даже для мага твой облик…
– Знаю. Я урод, ну и что ж теперь? Зато у меня будет мой дом. Говорят, очень хорошо иметь свой дом. Правда, в мире много чего говорят, но кое-что из этого всё-таки стоит проверить… Нет, мне определённо здесь нравится! – заявил Амаран и жутко улыбнулся шедшему им навстречу эльфу, которого заметно передёрнуло от его оскала.
– У тебя никогда не было своего дома? – Ниольи стало грустно от его слов и сделанного из них предположения.
– Нет, – ответил он с безразличным видом, показывая, что не находит в этом чего-то достойного печали. – Я жил у моего учителя, Иллиола. Он заменил мне и отца, и мать, это самое мудрое существо из всех живущих в Запределье.
– А что случилось с твоими родителями? – начала расспрашивать Ниольи, радуясь возможности хоть что-то узнать об Амаране, который, так много и подробно рассказывая о магии, мироустройстве и разных науках, почти не касался в разговоре своей жизни и прошлого. Ниольи видела в его глазах бесконечную глубину души, которую он никому не собирался показывать, и ей хотелось узнать её, раскрыть крепко запертые волшебником двери, то ли назло Амарану, то ли из природного любопытства.
– Отец был дипломатом, – с тем же равнодушием произнёс маг, но эльфийка ощутила его внутреннее напряжение, как бы он ни пытался его скрыть, – утонул в море, когда плыл в земли чародеев. А мать с горя повредилась в уме, и я не захотел с ней оставаться. Повезло, что Иллиол взял к себе, кто его знает, что бы из меня без него выросло! – он усмехнулся.
– Мне жаль… – вздохнула Ниольи, с состраданием посмотрев на Амарана, но тот отмахнулся:
– Брось! Ерунда, уж сотня вёсен минула. Что мне, скорбеть об этом всю жизнь? Похоже по мне, что я сильно от этого страдаю по сей день? – он искренне и оттого невыразимо обаятельно улыбнулся, туманные глаза озарились лазурно-голубым сиянием.
– Нет, не похоже, – согласилась девушка, невольно улыбнувшись от взгляда на него. – Но я всё-таки…
– Из приличий, я знаю, – снова прервал её маг. – И, как по мне, из приличия говорить то, чего не чувствуешь, ещё более неприлично. В молчании и то приличия больше, чем в пустых словах.
– Я не из приличия, Амаран. Мне правда жаль, даже если сейчас это не терзает тебя, что в твоей жизни были такие потери. Это искренне.
Он остановился посреди улицы, задумчиво глядя себе под ноги. Улыбка его изменилась, стала ласковой и мягкой. Руки его несколько раз быстро и нервно сжались в кулаки и тут же разжались. Маг боролся с желанием прижать Ниольи к себе и не отпускать, может быть, никогда в этой жизни… Когда Амаран поднял на неё взгляд, эльфийка вздрогнула от нежности и теплоты в его глазах, проникавших в самое сердце…
– А впрочем, я вот сказал, – продолжил он тем же тоном, что говорил до этого, и уверенным шагом снова пошёл вперёд, – что не страдаю от произошедшего, а всё-таки, море я ненавижу, уж не знаю, потому или нет. И корабли ещё тоже ненавижу. И дурацких чаек, которые постоянно орали и гадили всюду!
Ниольи нервно усмехнулась и будто смутилась от этих слов.
– Значит, ты чаек не любишь?.. – уточнила она, слишком взволнованно для такого глупого и даже бессмысленного вопроса. Амаран заметил её беспокойство и удивился, но ответил со всей своей прямолинейностью:
– Терпеть их не могу! Знаешь, сколько раз мне на голову прилетало птичьим дерьмом за то время, что я жил около моря?
– …сколько?.. – после недолгой паузы, спросила явно ошарашенная и растерянная такими откровениями и постановкой вопроса, Ниольи. Лучшего на ум ей не пришло.
Амаран от души рассмеялся.
– Я не считал!.. – ответил он. Его голос звучал ещё мягче и обворожительней от смеха. Ниольи совсем покраснела и не в состоянии была оторвать взгляда от дороги у себя под ногами. – Но я могу постараться припомнить все случаи, если тебе это важно, – добавил маг, видя её странное смятение.
– Это не… важно, – пробормотала она, выглядя совсем несчастной и расстроенной.
– Если не хочешь говорить, в чём дело, я выпытывать не стану, но знай – мне не безразлично, что тебя так беспокоит. Если чайки нагадили и тебе в душу, будь уверена, им не уйти от расплаты! Стану Великим магом, и первым делом возьмусь за них!
Ниольи улыбнулась его шутке. Все её беспокойства рядом с Амараном и его насмешливым ко всему в мире настроем казались теперь глупыми.
– Я сама чайка, – призналась она. Маг с непониманием посмотрел на неё, замедлив шаг. – Ты же наверняка это изучал, некоторые эльфы могут оборачиваться в зверей…
– Ты умеешь превращаться в птицу? – изумлённо переспросил маг. Глаза его восторженно засверкали. Ниольи робко кивнула. – Покажешь?!..
– Не сейчас!.. – испуганно пролепетала она под пылающим и нетерпеливым взглядом. – Я редко тренируюсь и… вдруг выйдет как-то нелепо…
– Какая разница? Я столько об этом читал и слышал от учителя, но ещё ни разу не удалось увидеть это лично! Прошу тебя, Ниольи!
– У нас ведь с тобой ещё будет время, правда? Я немного потренируюсь… одна. Понимаешь, Ниотэну очень не нравится, что я умею такое делать. Он ругается, если узнаёт, что я пробовала превращаться… Говорит, что это опасно… впрочем, как и всякая магия, – на этих словах Амаран, не скрывая презрения, поморщился. – И я в последнее время совсем не занималась этим, чтобы не рисковать собой… ну, и не злить брата.
– Это действительно очень опасное колдовство, – подтвердил он. – Но если за меч хвататься не с того конца или, скажем, бросаться на остриё животом, тоже можно себе навредить. Нужно быть вконец идиотом, чтобы этого не понимать. А твой дар очень редкий и прекрасный… Надеюсь, до моего отъезда ты покажешь мне своё превращение. Я так мечтал увидеть это своими глазами!..
– Конечно, – Ниольи радостно улыбнулась. – Только если ты не боишься, что я, будучи чайкой… – она не закончила. Амаран и так понял, что она имела в виду, и засмеялся. Эльфийка тоже смеялась – от глупости шутки и от того, что ей удалось развеселить волшебника.
– Не будь я магом, я бы женился на тебе, Ниольи, правда! – сквозь смех проговорил Амаран. Девушка не понимала, сказал он это в шутку или всерьёз, но спрашивать о таком было неловко.
Они дошли до окраины города, самой западной его границы. Здесь оканчивался мидриэсский лес, совсем недалеко отсюда распростёрлась Сонная Чаща, сведшая их вместе. Амаран остановился, поднял голову и взглянул на раскалённое алое небо. Лицо его стало серьёзным до мрачности.
– Я всякий бред несу, – отрешённо, но с затаённой злостью проговорил Амаран, точно сам себе. – Не хочу, чтобы ты думала, будто я обманываю тебя намеренно. Я обманываю и себя самого…
– О чём ты? В чём обманываешь?
– Я не вернусь сюда. Ни чтоб построить дом, ни для чего другого. Нельзя привязываться, если только не хочешь боли и потерь… Ни к чему и… ни к кому.
– Ты прав. Жаль только, что мы оба это понимаем, а поступаем наоборот, – сказала Ниольи. Он посмотрел на неё, грустно улыбнувшись, и рассеянно кивнул.
– Что-то со мной странное произошло здесь, – задумчиво проговорил маг, снова обращая взгляд к небу. – Не могу объяснить, сам не понимаю… Не хочу… не хочу тебя оставлять. И ведь бог знает, что будет завтра! Может, завтра дракон, с которым я должен был встретиться, испепелит меня за то, что я так сильно опоздал, может, я завтра лишусь своих сил и не смогу больше заниматься магией!.. а ты вот сейчас здесь, передо мной, в этот самый миг! – голос его обретал всё большую силу. Он не становился громче, но от каждого слова дрожь пробегала по телу Ниольи, земля и лес как будто загудели, зашумели, сливаясь с голосом мага. – Может быть, всё, что с нами случалось до нашей встречи, было только ради этого мгновения… и я боюсь совершить ошибку, боюсь что-то сделать не так, разрушить то, для чего строилась моя жизнь, – он выдохнул и твёрдо, медленно и раздельно выговаривая каждое слово, признал неприятную и тяжёлую для себя вещь. – Я боюсь потерять тебя. И хотя потерять можно лишь то, чем владеешь, а ты не в моей власти, я не хочу, чтобы ты исчезала из моей жизни.
Амаран почувствовал робкие прикосновения её пальцев к своей руке. Он ответил на них, но не посмотрел на Ниольи – взгляд его точно прирос к меркнущему зареву заката. Пальцы сплетались, ладони соединились, и эльфийка положила голову на острое плечо волшебника.
– Я не исчезну, если я нужна тебе… – тихо и нежно пообещала она, и маг удовлетворённо вздохнул, прикрывая глаза.
– Скажи, что мне стоит сюда вернуться, скажи, что будешь ждать меня! – Ниольи не понимала, просит он или приказывает, но ответила тут же, не задумываясь:
– Я буду ждать тебя, Амаран.
Рука мага, крепко обнимавшая ладонь Ниольи, дрогнула, и всё тело его дёрнулось, будто сквозь него пропустили разряд электричества.
– Забудь это имя, – изменившись в лице и в голосе, холодно и строго сказал он. – Меня зовут Иддин. Для всех и везде. А Амаран… никогда не называй меня так больше.
– Ты… назвал мне своё первое имя? – поразилась Ниольи, осознав оказанное ей доверие и честь.
– И это была моя первая ошибка.
– А вторая?
Он не ответил, с грустью в глазах улыбнувшись, потому что знал – Ниольи и так понимает всё, что Амаран не мог или не хотел выразить словами. Эта улыбка сказала ей достаточно.
Проходили дни. Ниольи со всей ответственностью отнеслась к просьбе мага не произносить его первое имя вслух и даже в мыслях старалась не позволять себе называть его Амаран, чтобы случайно не оговориться. Она не знала, отчего волшебники так трепетно относятся к своим именам, но если для них это было столь важно на протяжении многих веков, наверняка тому имелись серьёзные причины…
Иддин постепенно поправлялся: сказывалось усиленное питание, магические добавки в пищу и оздоровительные прогулки по лесу. Он помогал Ниольи по дому, между делом рассказывая о магии и о разных странах, в которых он побывал. Юная девушка, никогда не покидавшая Фиену, слушала его истории с восторгом и представляла, как могла бы разделить путешествия вместе с ним. Вечерами гуляя по городу, они рассуждали и спорили о всяческих вопросах, что принято относить к философским, делились идеями и мечтами, и всё чаще невольно проскальзывало в разговорах, как они могли бы воплощать их вместе…
С достатком хватало Ниольи ума и любопытства, чтобы глубоко проникнуться теми сложными вещами, в которые посвящал её Иддин. Она понимала мага с полуслова, а все его колкости и ироничные замечания пропускала мимо ушей или остроумно отвечала на них, приводя всё к шуточной перебранке.
Как обещала, Ниольи показала ему своё превращение в чайку – перед этим Иддин постарался предостеречь её от возможных опасностей, рассказал, сколько времени допустимо проводить в другом обличии, чтобы не потерять себя и свой разум, исходя из её опыта превращений, и что делать, если с обратным процессом возникнут проблемы. По счастью, всё прошло идеально…
Восхищённый, маг смотрел, как девушка, раскинув руки, одним грациозным прыжком поднялась в воздух, почти мгновенно уменьшаясь в размерах и обретая совсем иную форму тела. Так же свободно и легко, сделав круг в небе над поляной, она опустилась на землю, в полёте вновь превращаясь в эльфа. Иддин подхватил её, неловко приземлившуюся на ноги, чтобы Ниольи не упала.
Он довёл её, ослабевшую после сложных и изматывающих чар, до дома, крепко держа под руку, и уже по пути начал расспрашивать обо всём, что с ней происходило. Эту магию Иддин знал поверхностно, по паре книг от самих магов-оборотней и нескольким скудным исследованиям природы этого превращения, основанных на одних наблюдениях и рассказах. Ему не терпелось узнать об этом побольше, как о любом проявлении колдовства, к тому же ему недоступного…
Около месяца Иддин провёл в гостях у Ниольи. Здоровье его заметно поправилось, и даже внешне были видны изменения в лучшую сторону. Лицо не так сильно теперь уродовала худоба, и в нём проступили приятные черты, а тело окрепло, вернув себе часть утраченного в Сонной чаще веса. Долг волшебника и дорога, которую он начал прошлой осенью, но так и не завершил, всё громче с каждым днём звали его, и он чувствовал, что теперь его сил достаточно, чтобы продолжить путь.
Ранним утром Иддин покинул дом Ниольи. Илир только-только поднялся над миром, окрашивая его в светло-золотые и алые цвета. Эльфийка вышла на крыльцо, чтобы проводить мага, и в рассветном сиянии оба застыли у открытой двери, глядя друг на друга.
Слова не имели никакого смысла, девушка и маг понимали друг друга без них, словно прожили вместе многие годы. Иддин прижал её к себе, опустил голову и вдохнул полной грудью дурманящий запах её волос. Дыхание перехватило, Ниольи почувствовала, как руки волшебника сжались крепче, как чаще стала вздыматься его грудь, и слабая дрожь начала пробирать его тело – та же самая, которая всякий раз пробегала по спине от его взгляда…
– Не позднее чем через год я вернусь к тебе, если буду жив. Клянусь всем, чем могу клясться, – Иддин поцеловал её в висок – словно бросил эльфийку в неведомое ей пламя чувств, и оставил гореть в нём, отпуская из рук. Бился огонь в тёмных, синих с золотыми отблесками глазах мага, и Ниольи схватила его за плечи, не желая отпускать и отрывать от него взгляд…
– Почему? – спросила она едва слышно.
Иддин не стал отвечать, ему и нечего было ответить. Он знал одно – так будет правильно. Ниольи должна стать частью его жизни, и он вернётся к ней, ради всего того, что ждёт его, будущего Великого мага, впереди. Накрыв её маленькие руки огромными ладонями, Иддин мягким движением заставил девушку отпустить его плечи.
– Возвращайся скорей… – одними губами прошептала она.
Чуть заметно улыбнувшись, волшебник кивнул и вышел со двора.
Время тянулось так медленно, будто решило свести Ниольи с ума. Окончив свою работу и благополучно отправив заказ, эльфийка взялась за следующую, но в этот раз для себя самой. Стежок за стежком на полотне появлялись знакомые черты острого, измождённого, худого лица. С утра до вечера Ниольи сидела над пяльцами, и лишь нарисованный по памяти эскиз и пока ещё смутно напоминавший лицо Иддина контур на ткани помогали ей бороться с тревогой за него и томительным ожиданием.