Покровитель. 1

1. Последняя воля врага

Ранним августовским вечером адмирал Роберт Пенфилд припарковал свой «Бентли» у живописного павильона, за стёклами которого буйные заросли селагинелл напоминали о славных викторианских временах. По каменистой дорожке, пересечённой корнями вековых дубов, он неторопливо двинулся к замку, в котором его заклятый враг – лорд Хьюго Сиденхэм – судя по слухам, доживал последние дни.

С ясного неба заблудившаяся тучка сеяла мелкий дождь, а солнце обращало его в золотую пыль. Адмирал огляделся в поисках радуги, но кроны дубов-великанов были непроглядны. Оса замечательной красоты села на рукав пиджака, и Пенфилд подождал, пока она не улетела вслед за порывом свежего ветра.

Пенфилд казался выше своих шести футов благодаря безупречной осанке, которая скрадывала некоторую грузность фигуры – следствие занятий тяжёлой атлетикой в молодости. Его слегка вьющиеся светлые волосы были коротко пострижены, круглое лицо с крупными чертами гладко выбрито. Серые глаза смотрели на мир дружелюбно и насмешливо, но когда адмирал гневался, они тускнели и взгляд становился ужасающе пустым, как у палача, целый день отмахавшего топором.

Хотя Пенфилду вот-вот должно было стукнуть пятьдесят, морщины и седина обходили его стороной. Для врагов адмирала это было бесспорным доказательством недостаточного служебного рвения. Друзья видели причину в том, что он никогда не был женат. Шапочные знакомые, великосветские милонгеро, восхищались его гардеробом, прекрасными манерами и неотразимыми амаге, но полагали, что Пенфилд несколько простодушен. Таковы ли руководящие работники МИ-6? Над такими вопросами нам лучше не задумываться.

Вход в замок обрамляли два пышных розовых куста, на которых с трудом сыскалась пара бутонов. Их цвет озадачил гостя. Впрочем, аромат цветущих роз был восхитителен. Двери с сияющими на солнце бронзовыми украшениями удостоились одобрительной усмешки адмирала. Ещё со времён службы на кораблях он ощущал бессознательный внутренний протест, если медь и бронза не были надраены до яркого блеска.

Едва Пенфилд протянул руку к дверному молотку, двери бесшумно отворились, и на крыльцо ступил дворецкий, похожий на подгулявшего тролля.

– Добро пожаловать, господин барон! Лорд Сиденхэм ожидает вас в своём кабинете.

– Надеюсь, мой визит не причинит непоправимого вреда здоровью почтенного лорда! – процедил адмирал, вручая дворецкому шляпу, перчатки и трость. – Кто его лечит?

– Вчера прибыл доктор Блом, сэр. Он отменил лекарства и взял на анализ мокроту. Ищет какую-то клебсиеллу.

– Вот как? – удивился Пенфилд. – А раньше шарлатаны искали философский камень. Впрочем, Бог ему в помощь!

– Да, сэр. Боюсь только, что доктор Стиллер будет недоволен.

– Так здесь ошвартовалась эскадра знахарей? Asinus asinum fricat? Как поживает юный Филип? Сильно удручён болезнью отца?

– С трудом скрывает горе, сэр! Сейчас у него портной, показывает материал для костюма. У нас гости: нотариус, священник, эксперты по геральдике, профессор из Оксфорда и какой-то иностранец в придачу. Ещё племянник милорда – мистер Лайтвуд. Но он здесь давненько. Кроме того, мисс Сюзанна…

Адмирал подошёл к зеркалу, чтобы поправить галстук, и уточнил:

– Кто это? Знакомая Филипа?

Собственное отражение в интерпретации старинного зеркала заставило Пенфилда содрогнуться и отвести взгляд.

– Не мне судить, сэр! – возразил дворецкий, пряча улыбку. – Она живёт в гостинице, но частенько наведывается к молодому господину.

– В самом деле? Не свадебный ли костюм он заказал?

– Э-э-э… Осторожнее, милорд, здесь ступенька!

Миновав еле освещённую библиотеку, поражавшую обилием раритетов, адмирал очутился в кабинете лорда Сиденхэма. Там было прохладно, хотя в камине мерцали угли.

Дворецкий водрузил на них толстое полено и неслышно удалился. Полено зашипело, дым смешался с паром и запахло сандалом.

Хозяин замка, укрытый пушистым пледом, дремал на широком кожаном диване в окружении книг, бумаг и фотографий. Адмирал приблизился бесшумно, но больной открыл глаза. Его бледное одутловатое лицо осветилось неестественно широкой улыбкой. Он приподнялся, подсунул подушку под спину и торжественно изрёк:

В одиночестве жду —

Может, скоро пожалует гость.

А в открытых дверях

Предзакатное солнце стоит.

Затем лорд Сиденхэм протянул руку опешившему визитёру.

– Здравствуйте, дорогой барон! Простите назойливость, с которой я добивался этой встречи. Надеюсь, я не нарушил ваших планов?

– Ничуть! Я возвращался в Лондон из Бирмингема и счёл своим долгом слегка отклониться от маршрута, чтобы пожелать вам скорейшего выздоровления. Проклятые болезни! Это из-за погоды. Где наши милые туманы и снег на Рождество? И, как всегда, тлетворные примеры подают иностранцы. Представьте, во Франции от зноя гибнут тысячи! То же ждёт и нас.

– Вы правы! Всему виной жара! Из-за неё одни бесятся и раскидывают гранаты, словно пряники, а другие спят на боевом посту.

– Вы намекаете на ваших приятелей Уоткинса и Гриффина? – уточнил адмирал с недоброй улыбкой. – Когда они проснулись, оказалось, что некому даже битое стекло убрать.

– Досадно, барон, что вы нажили врагов в директорате внешней контрразведки и безопасности, – сурово возразил лорд Сиденхэм, укоризненно глядя на адмирала честными голубыми глазами. – И вы не хуже меня знаете, что нашим стёклам гранаты нипочём. А если вы полагаете, что кто-то из моих хороших знакомых мог быть причастен к увольнению хотя бы одной из сорока семи…

Адмирал протестующе замахал руками.

– Будь это так, я упрекнул бы их первый, – закончил Сиденхэм с видом добродетельного старца, чем привёл гостя в восторженное состояние.

– Признаюсь, я никогда не считал Уоткинса и особенно Гриффина врагами! Маленькие разногласия по второстепенным вопросам – не повод для вражды. Я питаю к ним такие же тёплые чувства, как и к вам. Кстати, я привёз для вас сборник японских сканвордов. Сам я не смог их осилить.

– Вот как? Благодарю! Садитесь сюда, ближе ко мне. Налейте себе рому. Сигары на столе. Я теперь не курю, но вам рекомендую: это – «Боливар» умеренной крепости. Надеюсь, вы у нас отобедаете? Будут недурные закуски: норвежская сёмга и черноморские мидии!

Пенфилд плеснул в стакан рома и уселся на край дивана.

– Соблазн велик! – проворчал он, с сожалением отказываясь от сигары, аромат которой приятно его взбудоражил. – Но я должен быть в Лондоне до полуночи. К тому же вряд ли доктора позволят вам выйти к обеду. Хотя вы не так уж плохо выглядите!

– А как я буду смотреться в гробу! Меня причешут, облачат в парадный мундир… Хотел бы я это видеть!

Сиденхэм трясущейся рукой убрал со лба прилипшую прядь седых волос.

Адмирал пожал плечами и глотнул рома.

– Я пригласил вас, барон, – сменил тему хозяин, – чтобы кое о чем попросить. Я спокойно отбуду в мир иной, если вы согласитесь напоследок оказать мне важную услугу.

Лорд Сиденхэм замолк, обессилев. Пенфилд терпеливо ждал. Лицо его было безмятежно, но в глазах мелькнуло беспокойство.

– Вот в чем дело, – продолжил больной, собравшись с силами. – В июле ко мне обратился представитель агентства по розыску наследников. По поручению некоего португальца, имя которого мне ничего не говорит, агентство навело справки о девушке по имени Марион из рыбацкого посёлка на берегу залива Сетубал. Это в Португалии. Есть основания предполагать, что Марион – моя внучка.

– Вы хотите сказать, что её отец – ваш старший сын? Возможно ли? Разве Артур и Кэтрин не пропали без вести? В самом начале медового месяца, кажется? С тех пор прошло лет двадцать, я думаю! Даже страхователи признали, что они погибли при кораблекрушении. Откуда взялась дочь? С какой стати неведомый португалец копается в её родословной? Боюсь, кто-то интересуется вашим наследством!

– Вначале я пришёл к такому же выводу. Однако…

– Однако?

– По моей просьбе была проведена, негласно, разумеется, генетическая экспертиза. Материал для неё добыл человек, которому я вполне доверяю.

– И что же?

Адмирал замер, ожидая продолжения.

– Похоже, что Марион – дочь несчастной Кэтрин, которую я любил, как родную дочь.

– Mater semper est certa! – пожал плечами Пенфилд.

– Что и говорить! – согласился лорд Сиденхэм, нервно потирая руки. – К тому же на сей раз это подтверждено авторитетными специалистами в области генетики. Вы ведь не считаете генетику лженаукой?

– In dubio pro reo! – воскликнул адмирал, сделав значительное лицо. – Я убеждён, что ядро будущего мироустройства составит евгеника! Но мне показалось, что вы не очень-то довольны результатами экспертизы?

– Гм! Это не совсем так, – поморщился собеседник. – Проблема в том, что выводы экспертов об отце…

– Не столь категоричны? – подсказал Пенфилд.

– Право, не знаю! Тут всё как-то запутанно. Боюсь, что потребуются дополнительные изыскания, а для этого нужно время. Но время моё подходит к концу.

Больной поднёс к губам платок и закашлялся.

Адмирал размышлял, выпятив губы и приложив ладонь к затылку.

После тягостного молчания лорд Сиденхэм печально усмехнулся и сказал:

– Моя внучка, принадлежащая к старинному дворянскому роду, – работница на рыбоконсервной фабрике в диком захолустье, на задворках Европы! Взгляните на её фотографию. Очаровательное дитя! А изображение её матери – на стене.

Пенфилд с восторгом обозрел портрет а-ля Врубель.

– Живописец был в ударе… – заключил он, протирая глаза и вновь обращаясь к расплывчатому фото. – Красивая девушка! Крепкая и очень, очень… загорелая! Э-э-э… Чертовски солнечная страна эта Португалия! Да и фотография не слишком качественная. Снимок непрофессиональный!

Лорд Сиденхэм смутился и ничего не ответил.

– Так эта особа – ваша внучка? – с сомнением заключил гость, продолжая изучать фото. – Выходит, Кэтрин и Артур не погибли? Но что с ними сталось? Почему они не дали о себе знать? Как их дочь оказалась в Португалии? Кто её воспитывал? Возникает много, очень много вопросов!

Адмирал принялся мерить шагами просторный кабинет.

Настроение хозяина улучшилось после того, как барон Пенфилд – тонкий знаток вопросов родовой чести – назвал Марион его внучкой и упомянул об Артуре и Кэтрин в качестве её родителей.

– Вы заметили на фото медальон? – спросил Сиденхэм. – В своё время его носила Кэтрин. Согласно нашей семейной традиции. К счастью, он из простого металла. Иначе, конечно, не красовался бы до сих пор у Марион на шее.

– Всё это чрезвычайно интересно, – заметил адмирал, украдкой глянув на часы. – Но я решительно не понимаю, почему вы надумали делиться семейными тайнами именно со мной? Ваши друзья…

– Мои друзья! – с горечью возразил собеседник. – Превосходные люди, уверяю вас! К несчастью, они убеждены, что столь смуглая особа никак не может принадлежать к британской знати. Какая наивность! Чтобы развеять сомнения, я пригласил двух выдающихся знатоков геральдики и генеалогии. Эти учёные джентльмены напустили туману, а когда я загнал их в угол, посоветовали принять суждение человека, чья родовитость, знатность и беспристрастность не вызывают ничьих сомнений. Мы подумали и сочли за благо обратиться к вам. Ведь ещё Эдуард I считал ваш род древним и благородным.

– Это правда! – согласился польщённый Пенфилд. – И тому есть письменные подтверждения. В Британском музее уверены, что вот-вот сумеют их прочесть.

– К тому же, все знают, что мы с вами никогда не были близкими друзьями. Мысли об этом отравляют последние дни моей жизни! Я нахожу слабое утешение лишь в том, что никто не обвинит вас в предвзятости. И это сделает ваше мнение особенно авторитетным. Теперь вы понимаете, почему я добивался встречи с вами? Я умираю… Помогите мне! Умоляю забыть неприятности, которые я вам причинил по недомыслию!

Происки Сиденхэма и его приятелей не раз ставили под угрозу не только карьеру, но и жизнь адмирала. Пенфилд не знал причин такой ненависти и считал её иррациональной, но досье на врагов завёл.

И теперь коварный старец умолял его о помощи!

– Я охотно выслушаю все, что вы скажете! – заявил Пенфилд, делая вид, что тронут страданиями хозяина дома.

– Спасибо, дорогой барон! – оживился больной, на впалых щеках которого заиграл лихорадочный румянец. – Вначале позвольте рассказать о нашей родословной.

Адмирал навострил уши.

– Мой рассказ придётся начать с племянника герцога Боэмунда Тарентского – Танкреда де Хатвилля, князя Антиохии, которому после взятия Иерусалима достались несметные сокровища, найденные в мечети Омара, которую арабы называют Куполом скалы.

– Позвольте-ка! Я кое-что знаю об этом герое первого Крестового похода. По неведению он ранил в бою свою возлюбленную Клоринду. Её ведь угораздило сражаться на стороне сарацин?

– Верно! – рассмеялся лорд Сиденхэм. – И перед тем, как она скончалась, доблестный воин успел её то ли окрестить, то ли… м-м-м… стать её супругом. К-хм! Но к нашей родословной она не имеет отношения. Как и Эрминия – дочь сарацинского царя Антиоха, тоже влюблённая в Танкреда. Эта красотка перевязала своими волшебными волосами раны героя, нанесённые египетским посланником Аргантом. Да, откровенно говоря, и сам Танкред не был нашим предком, чем я, впрочем, не слишком огорчён. И всё же я позволю себе углубиться в детали родословной его потомков. Так вот, праправнучка Танкреда – Констанция де Хатвилль – в девятилетнем возрасте вышла замуж за сорокалетнего князя Антиохии Раймонда I, отцом которого был Вильгельм IX, герцог Аквитании, а матерью – Филипа Тулузская.

Адмирал был ошеломлён потоком сведений, которые, как ему казалось, не имели отношения к делу. Однако он продолжал слушать хозяина с вежливой улыбкой.

– Их отпрыск, князь Антиохии Боэмунд III, женился на Оргуэллисе д'Аренк. Это был первый из четырёх его браков. Оргуэлисса родила ему сына – Боэмунда Пуатье, графа Триполи, князя Антиохии, впоследствии получившего прозвище Одноглазый. Жизнь у бедняги была бурная, дважды его свергали и дважды он восстанавливал законные права на владения, оставшиеся ему от достославных предков. Из наших семейных хроник известно, что в 1205 году, незадолго до первого свержения, Боэмунд IV отправил рыцаря Бертрана с поручением к папе Иннокентию III. Этот рыцарь, от которого идёт наш род, одно время мечтал быть фаворитом Плейсанки де Джилберт – первой супруги Одноглазого.

– Лучших предков не приходится и желать! – воодушевился адмирал, отметив, что повествование начинает поворачивать в нужную сторону.

– Терпение, дорогой барон, терпение! – прошептал лорд Сиденхэм, слабо улыбаясь. – Я должен перевести дух… Я был бы признателен, если бы вы налили мне напитка из розового графина. Это зелье прекрасно освежает и бодрит.

Адмирал налил в стакан напиток со странным запахом и подал больному. Тот отпил немного, и глаза его засверкали.

– Так вот, – продолжил хозяин дома. – Бертран отправился к папе не с пустыми руками. При нем был окованный медью сундук. Попутчиками рыцаря были паломники, возвращавшиеся в Европу. Из Тортозы они переправились на Кипр, а затем, поймав в паруса попутный ветер, быстро достигли Сицилии. Вскоре посланец князя оказался в предместьях Рима, остановился на вилле у старых знакомых и стал выяснять обстановку в Папской области.

В это время Иннокентий III закладывал основы инквизиции. Борьба с еретиками велась с возрастающей яростью, и не только в Риме.

Дон Хуан-Антонио Льоренте, тогдашний секретарь инквизиции испанского двора, не скрывал, что запрет общаться с еретиками был признан недостаточным. Возобладало мнение, что еретиков надо преследовать, учредив корпорацию людей, чтобы обнаруживать их всеми средствами и подвергать ужасным наказаниям.

Бертран осознал всю опасность порученного ему дела.

– Помилуйте! – подал голос заинтригованный адмирал. – Скажете ли вы, наконец, что было в таинственном сундуке?

– Разве я не сказал? Рассказчик из меня никудышный!

Собеседники рассмеялись. Лорд Сиденхэм вновь подкрепился замечательным напитком и продолжил:

– В 1204 году Боэмунд прослышал о тайном намерении Филипа де Плессье отыскать корону Люцифера. Князь знал, что среди сокровищ Танкреда был ларец из чёрного дерева с магическими печатями на крышке. Один из сарацинов, расположенный к Танкреду, уверил того, что в ларце хранится источник дьявольского соблазна, грозящий страшной смертью даже святому. Жуткую находку скрыли ото всех. Боэмунд IV, трон под которым к 1205 году зашатался, надумал избавиться от сатанинского артефакта, видя в нем причину всех своих бед. Он был уверен, что является владельцем проклятой короны и, к тому же, опасался интриг храмовников. Избавиться от ларца было нетрудно, но как освободиться от проклятья? Не зная, что делать, Боэмунд после беседы с неким иоаннитом надумал передать нечистые сокровища Иннокентию III.

– М-да! – пробурчал Пенфилд. – Хорошее задание получил ваш благословенный предок! Подложить свинью самому папе! Хотя Боэмунда понять можно. Зачем папа поддерживал притязания его племянника на княжество?

– Во всяком случае, Бертран не спешил доставлять сундук по назначению. Тем более что кроме ларца в нем были и другие ценности, предназначенные желающим из окружения папы если не помочь Боэмунду, то хотя бы очернить его коварного племянника Раймонда. Бертран познакомился с красавицей Лючией, родственницей аббата Арно, папского легата. Рыцарь наслаждался её прелестями и строил планы, как через её посредство выполнить опасное поручение князя. Кое-что стало известно бывшему дружку Лючии, с которым она имела несчастье встречаться в те ночи, когда Бертрана с ней не было, и он стал угрожать рыцарю разоблачением, требуя оплатить молчание золотом. Вскоре стало известно, что негодяй донёс на него инквизиторам, представив злостным еретиком, готовым покуситься на папу. Вдобавок прибывшие из Константинополя участники IV крестового похода передали слухи о свержении Боэмунда Одноглазого.

Недолго думая, Бертран, прихватив сундук и Лючию, исчез из Рима. Где они странствовали, неизвестно, но в 1216 году объявились в Англии, заручились поддержкой кого-то из придворных юного короля Генриха III и неплохо устроились на новом месте, подальше от Лондона. К тому времени они были супругами и растили сына и дочь…

Лорд Сиденхэм с трудом преодолевал слабость, всё чаще принимая чудесный эликсир. Губы его посинели, по лбу струился холодный пот. Гость не на шутку испугался.

– Друг мой! Вы слишком устали! Отдохните, прошу вас!

– Осталось недолго, – прошептал хозяин. – Ни родитель мой, ни дед не упоминали о проклятых сокровищах. Я узнал обо всем, изучая семейные хроники и другие документы. Все, что касалось дьявольского сундука, было зашифровано.

– Представляю, как вы потешались над средневековым шифром! Смешная задачка для аса криптографии!

– Можно считать, что я профессионально занялся криптографией из желания постичь семейные тайны. Скажу прямо: сегодня этот шифр не представляется мне ни сложным, ни оригинальным. Затруднения были до тех пор, пока у меня не оказалась вторая половина загадочного текста. Сейчас всё расшифровано. Осталось решить ещё одну проблему и…

Больной отпил эликсира, приподнялся, но силы оставили его. Он откинулся на подушку и закрыл глаза.

Адмирал огляделся в поисках звонка для вызова слуг, но лорд Сиденхэм что-то забормотал, и гость склонился над ним, чтобы разобрать невнятную речь.

– Сейчас мне должно полегчать, – прошептал умирающий, хватая барона за рукав. – Не уходите!

– Думаю, следует пригласить доктора. Вы должны отдохнуть. Нельзя доводить себя до изнеможения!

– Пустяки! Доктора мне не нужны. Но вы правы, я устал. Много говорил… Я отдохну, а вы пока посмотрите рукописи.

Лорд Сиденхэм указал гостю на два пергаментных свитка, откинулся на подушку и в ту же минуту уснул.

Больной проснулся через полчаса. Лицо его порозовело, он явно приободрился.

– Что вы об этом думаете? – спросил он, видя, что адмирал внимательно разглядывает то одну, то другую рукопись.

– Простите! – не сразу отозвался гость, увлечённый своим занятием. – Простите, но у меня создалось впечатление, что эти документы имеют очень много общего.

– Так и есть! – подтвердил лорд Сиденхэм. – Я уверен, что они были созданы в одно время и с одной целью. Видите? В начале каждого манускрипта – роза в центре двойной окружности. Изображения одинаковы, но у одной розы внутри всё закрашено киноварью, а у другой – контур лишь очерчен.

– Я обратил на это внимание! Вероятно, у художника закончилась краска. Но имеет ли сейчас это хоть какое-то значение? Старинные рукописи часто украшались растительными орнаментами. В этом нет ничего странного.

– Верно! Но под розами есть стихи. Вы их прочитали?

– Латинские стихи! – вздохнул адмирал. – Гекзаметр…