57 (121, 30). О подражании смиренномудрию трех отроков
Ваше Высокопреподобие!
Высокопреподобнейший отец игумен Антоний!
Письмо Ваше пришло к самому дню моего рождения, которым заканчивается шестое десятилетие жизни и начинается седьмое. Благодарю Вас за постоянное памятование о мне! Благодарю за поздравление!
Попущения Божии и отступление языческих народов от христианства, ради их язычества, предвозвещено Писанием. Богу угодно, чтобы мы жили в эти времена: почему подобает смириться под крепкую руку Божию, и смиренномудрствовать, подражая смиренномудрию трех отроков, которых религиозное положение очень схоже на положение религии современное. […]
Поручая себя Вашим молитвам и призывая на Вас благословение Божие, с чувствами искреннейшей преданности и уважения имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим слугою
Епископ Игнатий, 6 февраля 1867
К Архимандриту Игнатию (Васильеву)[8 - Письма епископа Игнатия (Брянчанинова) к разным лицам. Вып. II. Сергиев Посад, 1917. С. 61– 119.]
58 (122, 1). Об искушениях и Промысле Божием[9 - Из Клировых Ведомостей за 1869 год. Свято-Благовещенской Никандровой пустыни архимандрит Игнатий родился в 1806 году. Из купеческого звания г. С.-Петербурга; в мире именовался Феодор Михайлович Васильев, обучался предметам, преподаваемым в уездных училищах. – Пробыв с 1838 по 1837 год послушником в Спасо-Преображенском Валаамском монастыре и Троице-Сергиевой пустыни, 2 сентября 1837 года пострижен в монашество, в Троице-Сергиевой пустыни, 5 сентября того же года посвящен в иеродиакона, 21 апреля 1839 года произведен в иеромонаха, 24 мая того же года сделан ризничным, а 8 апреля 1841 года казначеем Троице-Сергиевой пустыни. С 25 февраля 1844 года сделан наместником оной пустыни, 13 апреля 1846 года награжден наперсным крестом. С 17 июня 1847 года по 12 июня 1848 года по случаю увольнения настоятеля Сергиевой пустыни в отпуск, – по указу Св. Синода управлял оной пустыней, с передачей ему всего монастырского имущества и денежных сумм. За исправное управление Сергиевой пустыней в течение года, 28 авг. 1848 года объявлена ему признательность епархиального начальства. 22 марта 1851 года высокопр. Никанором, митр. СПБ и Новгородским, для пользы службы, перемещен из Сергиевой пустыни в первоклассный Юрьев монастырь наместником же. С 3 июня по 2 июля 1852 г., по уезду Новг. д. консистории, за отсутствием архимандрита Сковородского монастыря, управлял оным монастырем. 23 августа 1853 г. определен настоятелем Свято-Благовещенской Никандровой пустыни; объявлялись ему признательности и благословение епархиального начальства. В 1861 году награжден палицею. 30 мая 1865 г. возведен в сан архимандрита. 20 апр. 1869 г. сопричислен к ордену св. Анны 3 степени. Умер 18 декабря 1870.]
1847 года, июля 12-го дня, Новгородский Юрьев монастырь
По милости Божией – путешествую благополучно. […] В Юрьеве отец архимандрит принял меня очень благосклонно; сегодня утром был я у ранней обедни в нижней пещерной Церкви; обедню совершал отец Владимир с учеником своим, иеродиаконом Виталием; они очень милы – вместе. Отец Владимир служит благоговейно, – как быть старцу; Виталий – с приятной простотой. После Литургии отец архимандрит отправил соборне панихиду по почившем восстановителе Юрьевской обители. Вышедши из церкви, я посетил отца Владимира, пил у него чай. Затем посетил Монастырскую библиотеку и ризницу. С колокольни посмотрел на Новгород и его окрестности. Здесь тихо, отдыхает душа и тело, но ничто не отозвалось во мне поэтическим вдохновением, как то было на Валааме. Когда я смотрел с колокольни на Новгород, когда посещал в монастыре храмы, когда смотрел на богатство ризницы, – душа моя молчала. […] Сегодня суббота; скоро громкий и звучный колокол ударит ко всенощному бдению; думаю участвовать сегодня вечером и завтра утром в Богослужении, а завтра после обеда отправиться в дальнейший путь. Я и спутники мои чувствуем пользу от путешествия.
Когда вспоминаю о тебе и обители нашей, то приходит мне утешительная мысль: без воли Божией быть ничего не может. Так и с тобой и с обителью, ничего не может случиться такого, чего не попустит Бог. А Он попускает тем, кого любит, искушения и вслед за искушениями дарует избавление от них. Утешаемые искуплением мы прибегаем молитвою к Богу; а, получая избавление от искушения, стяжаваем веру в Бога, веру, – не мертвую, теоретическую, – но живую, практическую. Настоящее твое положение сопряжено с трудностями, но эти трудности крайне тебе полезны, необходимо нужны: они сформируют тебя. Муж неискушен, – неискусен, говорит Писание; а искушенный примет венец жизни и стяжет дар помогать искушаемым. Веруй, что власы наши изочтены у Бога, – тем более пред очами Его все случающееся с нами. Плыви и правь рулем правления обители в вере в Бога, в терпении и в страхе Божием. Когда стоит кто высоко, должен глядеть вверх, а не вниз; если будет глядеть вниз, то легко у него закружится голова и он упадет. Итак, верой гляди вверх, на небо, на Промысл Божий, и не закружится у тебя голова, не впадешь в смущение и уныние, которые приходят от того, когда глядишь вниз, т. е. когда вместо молитвы и веры вдадимся в свои рассуждения и захотим всякое дело решить одним собственным разумом. Христос с тобой. Прошу молитв твоих и всего братства.
Недостойный архимандрит Игнатий
59 (123, 2). О вреде общения с братией, живущей нерадиво, о строгости нравственных правил Сергиевой пустыни
Истинный друг мой, отец Игнатий!
Милосердый Господь, от Которого всяко деяние благое, да дарует тебе управлять обителию во страхе Божием, с духовной мудростью, тихо, мирно и благополучно. […]
В четверток был в Угрешской обители, которая, несмотря на близость свою к Москве, посещается Богомольцами очень мало и потому – очень уединенна. С душевным утешением увидел я там некоторых монашествующих, провождающих жизнь внимательную, в страхе Божием. Они очень хранятся от монашествующих города Москвы, не презирая их, но избегая расстройства душевного, которого никто так скоро сообщить не может, как брат, живущий нерадиво. Сие соблюдали Василий Великий и Григорий Богослов, когда жили в Афинах. Сие заповедал наблюдать св. Апостол Павел. Он говорит Коринфянам: «Я писал вам в послании не сообщаться с блудниками; впрочем не вообще с блудниками мира сего, или сребролюбцами, или хищниками, или идолослужителями, ибо иначе надлежало бы вам выдти из мира сего. Но я писал вам не сообщаться с тем, кто называясь братом, есть блудник, или сребролюбец, или идолослужитель, или злоречив, или пьяница, или хищник; с таковым даже не есть вместе» (1 Кор. 5, 9–11). Видишь ли, как порок, когда он в брате, гораздо заразительнее и прилипчивее, нежели когда он в постороннем лице! Это от того, что люди позволяют себе гораздо более дерзновения и свободы пред братиями, нежели пред посторонними, пред которыми они стараются скрыть порок свой. Вглядывайся в общество человеческое: в нем беспрестанные опыты свидетельствуют справедливость слов мудрого, святого, Богодухновенного Апостола. Руководствуйся сам этим нравственным Апостольским преданием и сообщай его братиям в их назидание и охранение от греха.
[…] Был в монастырях: Чудове, Новоспасском, Симонове, Донском; видел прежде живших у нас иеродиакона Владимира, Евстафия, Грозного, – слышал, что здесь Булин и Черный, направляющиеся к Киеву. Скажу одно: братиям нашей Сергиевой пустыни должно благодарить Бога, что Он привел их в эту обитель, в которой довольно строго наблюдают за нравственностью, чем сохраняют молодых людей, дают им возможность усвоить себе благонравие, составляющее существенное достоинство инока. Конечно, не составляют его голос и знание ноты! Они хороши для богослужения Церковного, когда душа не разногласит с устами. Это разногласие – когда уста произносят и воспевают хвалы Богу, а душа хулит его своим злонравием…
Затем – Христос с тобой и со всем возлюбленным братством. Всем кланяюсь и у всех прошу св. молитв недостойный
Архимандрит Игнатий, 21 июля 1847
60 (125, 4). О пении в храмах Москвы и другие предметы
Истинный друг мой, отец Игнатий!
По милости Божией я приехал благополучно в Бабаевский монастырь, в котором точно по сказанию Уткина воздух чудный. […]
Сколько я ни ездил, – нигде мне не понравилось. Мил, уединен – монастырь Угрешский, но мое сердце к нему было чужое. В Бабаевском нравится мне лучше всего; природа необыкновенная, какая-то роскошная, величественная; воздух и воды здоровые, но сердце к нему чужое. А к Сергиевой оно, как к своему месту. Видно придется возвратится в нее. […]
[…]
…Не можешь себе представить, как показалось мне отвратительным московское пение с его фигурами и вариациями. Нам нужна величественная, благоговейная простота и глубокое набожное чувство: этими двумя качествами наше пение становится выше пения Московских монастырей. Из настоятелей мне наиболее понравился Феофан по его прямоте и радушии. Натяжная святость как-то мне не по вкусу…
Всем братиям кланяюсь и прошу их святых молитв. Христос с тобою! Благословение Божие да почивает над тобою. Приложенные два письма отдай по адресам.
Тебе преданнейший о Господе друг
Архимандрит Игнатий, 12 августа 1847
61 (126, 5). О пользе для иеромонаха Игнатия управления обителью
Отец наместник, иеромонах Игнатий!
[…] Сердечно радуюсь, что ты поспокойнее; дайте мне поправиться сколько-нибудь: это для меня необходимо. Поправившись, Бог даст, смогу послужить для общей пользы, хотя еще сколько-нибудь. Тебе очень полезно настоящее твое положение, хотя оно и сопряжено с некоторыми неприятностями. Сам по своему опыту посуди, каково заниматься должностью при болезненном состоянии; а моя болезненность достигла до расстройства нерв, что очень опасно. То время, которое ты будешь управлять монастырем, подвинет тебя и в опытности и в духовном успехе и привлечет к тебе расположение братства, которое ты можешь иметь по самому природному твоему свойству. Всем знакомым от меня очень кланяйся; я имею к ним чувство, как к родным. Знакомлюсь нескоро, но за то, по милости Божией, прочно. […]
Всем братиям усердно кланяюсь, Христос с тобой, тебе преданнейший
Архимандрит Игнатий, 14 августа 1847
62 (127, 6). О хоре Сергиевой пустыни
Отец Наместник, иеромонах Игнатий!
[…]
…Иеромонах Пафнутий мог бы быть уволенным, если б у нас было достаточное количество иеромонахов; он нужен только для служения, но для пения не только не полезен, даже вреден.
Сформировав вкус свой в провинции, он недостаточен для нашего хора, в котором должны служить лучшим украшением простота и глубокое благоговейное чувство, а не фигурные вариации, которые в таком употреблении в Москве и которые так нейдут к монашескому пению.
[…]…Молитесь о недостойном Настоятеле Вашем
Архимандрит Игнатий, 14 августа 1847
63 (132, 11). Любовь – всякое благо, о сеянии Слова Божия, совет стяжать Евангельские свойства, о трудностях времени и о своем желании уединения
Истинный друг мой, отец Игнатий!
С несказанным сердечным утешением читаю твои письма и благодарю Господа Бога, что Он по неизреченной Своей милости даровал мне такового искреннего, доброго, верного и умного друга, как ты. Жизнь наша коротка. Что в ней ни приобретешь – все должно оставить при входе в вечность. Одно благо, которое пойдет с нами туда: любовь к Богу и любовь ради Бога к ближнему. Молю Бога, чтоб любовь наша была вечною. […] Нашел в Вифанской Семинарии иеромонаха Леонида (Краснопевкова), Профессора и Магистра, из флотских офицеров, который в Петербурге бывал у меня. В посаде живет его матушка – старушка, которую он содержит своим жалованьем. Иду из Академии к саду – встречает меня незнакомая старица, останавливает: «Ах, батюшка, говорит, как я вам благодарна за сына моего; направление, которое Вы дали ему в Петербурге, его руководствует в пути им избранном так благополучно; я мать Леонида. Он приходил ко мне вечером и как пред духовником поверил всю жизнь свою со всею простотою и откровенностию. Этот случай, пребывание в Бородине, на Угреше, из светских в Москве Мальцевы, Назимов (ныне Генерал, бывший при Наследнике Флигель-Адьютант) и наконец в Бабайках приезд одной из сестер моих – меня очень тронули и утешили. Какие есть на свете души! И как чудно Слово Божие!
Недаром один святой отец говорит, что сеятель сеет сряду, а неизвестно, которое зерно взойдет и который участок земли даст обильнейший урожай. […]
Теперь начинаю отвечать на все пункты писем твоих. […] Бог тебе открывает понятие о монашеской жизни, которая есть совершенство христианское. Это Божий дар: возделывай его. При естественной доброте твоего сердца, при прямоте твоего рассудка, стяжи еще доброту Евангельскую и Евангельский разум. Бог, Который даровал тебе прекрасные естественные свойства, да дарует и Евангельские. Точно, как ты говоришь – ни порядка, ни благонравия, ни даже таких духовных познаний не встретишь, как в нашей обители. […]
[…]
[…] Молитесь о мне. Ныне мудреное время: где ни насмотрелся – везде зло берет верх, а благонамеренные люди находятся в угнетении. Спаситель мира повелел стяжевать души свои терпением. Полагаюсь на волю Божию. Здешнее уединение показывает мне ясно, что по природным моим свойствам и по монастырскому моему образованию – быть бы мне пустынником; а положение мое среди многолюдного, столичного города, между людьми с политическим направлением, – есть вполне ненатуральное, насильственное. Молитва и слово Божие – вот занятие единственно мне идущее. При помощи уединения могли бы эти два занятия, кажется мне, судя по опытам, – очень процвести и желал бы я ими послужить ближним. Для прочего служения есть довольно людей, с преизбытком; а для этого ныне, просто сказать, не найти. Пытаются – и то немногие, а чтобы кто сказал истину Христову точно – не найти! Сбывается слово Христово: в последние времена обрящет ли Сын Божий веру на земли! Науки есть, Академии есть, есть Кандидаты, Магистры, Доктора Богословия (право – смех, да и только); эти степени даются людям. К получению такой степени много может содействовать чья-нибудь б…..
Случись с этим «Богословом» какая напасть – и оказывается, что у него даже веры нет, не только богословия. Я встречал таких: – доктор Богословия, а сомневается был ли на земле Христос, не выдумка-ли это, не быль ли, подобная мифологической! Какого света ожидать от этой тьмы!
Христос с тобою, всем братиям мой усерднейший поклон. Тебе преданнейший друг