Апология церковной веры

А с другой стороны, того же человека пугает и вечная перспектива. Что там? Мы привыкли напевать: «Вечный покой сердце вряд ли обрадует»… Неужели там – вечное подобие земной жизни, которая успела надоесть уже здесь и сейчас?

Страшное заячье наше существование: и жить, как есть, не хочется, и умирать страшно. Кстати, заметим, что никакая религия от этого не спасает, не снимает автоматически проклятых вопросов. Эти вопросы пугают и давят глубоко верующих людей, подобных Иову и его друзьям.

Недавно проведенный опрос ВЦИОМ показал, что лишь треть россиян верят в какое-то посмертное бытие, причем, в переселение душ – 5 %, в рай и ад – 7 %. Остальные 20 %, признающих за гробом хотя бы что-нибудь, теряются в догадках относительно всего этого. (Все проценты исчислены здесь от ста процентов опрошенных). Верующие в рай и ад – это и мусульмане, и любые сектанты, и возможно, еще кто-нибудь. Короче говоря, очень немного в России людей, готовых верить в то, что уготовал Библейский Бог верующим в Него. Мало того, что человеку трудно верить в любящего Бога, имеющего на заднем дворе ад, это само собой понятно. Но еще хуже то, что вечный покой библейского Бога почему-то совсем не радует человеческие сердца.

Это человек позапрошлого века рад бы в рай, да грехи не пущают. Современный человек и от грехов бы, может быть, как-то отпутался, – да в рай-то не очень хочет, не слишком будет там рад! Вот в чем настоящая проблема сегодняшнего дня.

Кстати, приведенные цифры неплохо бы сопоставить с результатами подобных же опросов относительно веры в Бога и причисления людьми себя к определенным конфессиям. Так себя считают православными в той же современной России не менее половины опрошенных, очень значителен процент других христианских исповеданий, а также мусульман. Незначителен процент идейных атеистов. Казалось бы, верующих много. Процент регулярно читающих молитвы и приступающих к религиозным обрядам и таинствам всех конфессий – этот процент далеко и широко перекрывает те семь жалких процентиков, которые веруют в рай и ад, у которых религия направлена на вечность. Явление интересное и наводящее на грустные мысли: религия существует, как некая общественная идеология, как сборник нормативов поведения, как основа культуры и традиции, – то есть всецело для земли и земного. Но ведь, если на минуту забыть о процентах и спросить любого человека: где же должна быть цель религиозной веры и деятельности? неужели не на небесах? – пожалуй, всякий признает, что «религия давалась ради небес». С таким внутренним раздвоением у большинства верующих, пожалуй, сложно говорить о духовном подъеме в нашем обществе. Можно говорить о религиозном подъеме, который, с социальной и государственной точки зрения, скорее хорош, чем плох. Но о духовном подъеме, в прямом смысле этого слова, говорить не приходится. Процент тайных верующих времен советской сказки, возможно, удвоился или вырос в полтора раза. Но должно честно и четко признать существующую цифру в семь процентов, и пока ни о чем большем не мечтать.

Ведь наша книжка и пишется, скорее, для этих семи процентов, чтобы им помочь сохранить свою веру. Ведь они и без нас сталкиваются в жизни с обозначенными нами выше вопросами, поставленными неверующими и не слишком доброжелательными к вере людьми.

Пока же видим, что место нашей веры в основах нашего мировоззрения очень велико. Поле нашей веры на порядок-два шире, чем поле нашего знания. Знаем мы гораздо меньше, чем то, во что мы верим.

И здесь-то мы найдем первое и неожиданное подтверждение христианской доктрине. Так и должно быть в том мире, где Бог дал внутреннюю свободу сотворенному человеку. Так и должно быть в мире, где человек не может представить Богу свои свершения и получить за них награду, где единственное, что мог бы Бог взять с человека, за что отметить его – это вера. Мне доводилось читать книжку одного апологета под таким наивным названием: «Зачем верить? Бог есть!», где речь шла о разумном замысле в природе. Уже и наших прочитанных страниц, пожалуй, достаточно, чтобы показать: верить очень даже есть зачем! Разумный замысел не дает ответ на все вышеперечисленные вопросы, которые ставит нам жизнь. Жизненные скорби, порой пытают и режут тот наш невидимый «орган ума и сердца», где рождается и живет наша вера, и проклятые вопросы встают перед верующим человеком снова и снова во всей их беспощадности. Эти вопросы достаточно абстрактны, но к каждому верующему сердцу они имеют самое прямое, жизненное отношение. Притом еще мы не добрались даже до еще более злых и противных вопросов, обращенных к Иисусу Христу и к Его Церкви. Это еще впереди. Мир мысли и помыслов, не покоряющихся Богу и Христу Его, этот мир обширен, он всегда оказывается шире, чем мы думаем. Двинемся же в него бодрыми стопами.

Глава 2

Разумный, добрый, единственный

Я и не Я

Итак, мы признали над миром существование разумного источника.

Но является ли Он существом, которое нас слышит, и к которому есть смысл обращаться? Может ли Он о себе самом сказать: Я, отличая его от всякого «не я»? Помимо разума есть ли у Него желания? Хочет ли Он что-нибудь и от кого?

Здесь, конечно, не может быть однозначного и научно доказанного ответа. Это область веры. Мы скажем: да, наши оппоненты скажут: нет, но каждый должен сказать при этом честно: мы так веруем.

Однако и в области веры должны быть какие-то разумные основания. В старичка-на-облачке и в розового слоника верить все-таки явно неразумно, хотя и про них никто не может представить исчерпывающего опровергающего доказательства, что таких персонажей не существует.

Итак, разумное обоснование нашей веры (хотя и не научное!) вытекает из принципа причинности. Этот принцип гласит, что чего-то совсем уж беспричинного не бывает, всякое явление или вещь имеет задатки в своей причине.

Мы видели, что наш разум в каком-то смысле конгениален Разуму Создателя. Он заложил математику в мир – мы способны ее отчасти понять. И это не иллюзия. Так и должно быть, если и нашему разуму причиной служит Он Сам. Тогда понятно, что принципы нашего разума Он подобрал под свои собственные.

Но в нас разум еще и персонифицирован. Наш разум не сразу занимается математикой. Сначала ребенок научится отличать себя от мамы, от других людей, от кошки, от игрушек. Сначала у ребенка появляется разделение «я – не я», потом входит всякое прочее знание. И в дальнейшем мы ничего не узнаем о мире иначе, как персонифицированным разумом. Любое новое учение или сведение понятно или непонятно лично мне. В том числе и Бог неведом лишь относительно нас, а не сам в себе – самого себя, вероятно, Он знает. А для нас любое знание субъективно, оно до какой-то степени мерится нашей личностью. Наш разум «работает» в личностном режиме. Газы в своем животе и сухость во рту мы познаем не так, как написано в учебнике или как нам объяснили. Любая информация, которую мы узнаем, касается нас или не касается, ни одна не существует вне этого личностного измерения.

Тогда почему бы не допустить, что и наш Творец тоже отличает свое Я от «не Я»? Иначе как бы Он смог научить этому нас? Ведь наш разум Его Разуму конгениален. Если Он не личностен, то попробуйте тогда отличить его от прочей, как бы им сотворенной природы? Во всяком случае, не личностный Творец не отличит себя от своего творения, и, следовательно, будет зависим от него. В таком случае нам надо возвращаться к пантеистам и верить в эволюцию, которая не наблюдается…

В принципе, большинство людей спокойно идут именно этим путем. Сознательно или бессознательно. Это удобно. Вроде, ты и ничего не обязан давать своему мертвому богу, и с возможным Творцом не идешь на прямую конфронтацию. Это вера в мертвого бога – природу, эволюцию или что-то такое. Этот бог не кто-то, а что-то, удовлетворяет он многих, но не всех.

Итак, разумна ли вера в Личного Бога? Да, разумна. Это не значит, будто мы имеем знание о том, что Бог обладает личностными свойствами. Мы не знаем, а верим. Но наша вера в данном случае разумна.

Здесь и далее по ходу не раз возникает такое возражение неверующих людей. Они говорят, что мы свои собственные качества проецируем на Бога, что сам метод нашего суждения: снизу вверх по аналогии, порочен в принципе. Ведь мы о причине судим по ее следствию, а не наоборот. И так поступать некорректно. В итоге мы творим себе совершенно человекообразного Бога. Вроде хватает ума не приписывать Богу хотя бы руки и ноги, но в душевном смысле антропоморфизм получается полный. Наш Бог – это просто идеализированный характер человека. В итоге, не Бог создал нас по своему образу и подобию, а человек создал себе бога по своему подобию. Что можно на это возразить?

Действительно, зная следствие судить по нему о его причине – это некорректно. По крайней мере, делать надо это очень осторожно. Но ведь и наука наша о прошлом постоянно занимается именно этим. Мы имеем следствия – ныне живущие виды растений и животных, ныне лежащие геологические породы, – и по этим следствиям гадаем об их причинах. И по-другому мы просто не можем. Если уж строго следовать этому принципу, то и вся эволюционная теория оказывается столь же некорректной, то есть, не научной.

С другой стороны, для нашей Вселенной ее Творец – причина уникальная и единственная. Вся некорректность в суждении о причине по ее следствию основывается именно на том, что наблюдаемое нами следствие могла вызвать другая причина. А вселенная создана по единому общему плану, создана одним разумом. Если так, то причина мира – одна. Мир возник, он не был вечно. Если так, то у Вселенной должна быть причина, причем универсальная, уникальная причина, в которой одной скрыты все частные причины всех явлений и вещей. Таким образом, натяжка в рассуждении от следствия к причине снимается. Если причина одна, то по следствию, по характеру следствия, об этой причине судить можно.

Итак, если мы мыслим только личностно, отделяя я от не я, то и у Первопричины нашего разума тоже должно быть где-то это самое фундаментальное свойство нашего мышления. Иначе, откуда оно взялось в нас самих?

Желательная сторона

Отличая Я от не Я, может ли Творец чего-то хотеть? Это просто Разум – или же разум с желаниями? Существует ли у Бога воля Божия?

Мы верим, что да: Бог хочет, Он ставит цели и их достигает. Опять же, не знаем, но верим. И вот, разумное основание и такой веры.

В творении вселенной масса всяких частных целесообразностей. И деятельность человека полна целесообразностью. Что это означает? Целесообразность подразумевает, что для обеспечения бытия и функционирования какой-то игрушки требуется четкий план и четкое по нему исполнение всех деталей, входящих в игрушку. Возьмите простой амбарный замок, мышеловку, авторучку, часы, компьютер – что угодно. Чтобы механизм работал, все его детали должны быть продуманы и подогнаны для единой общей задачи. Соответственно, если игрушка входит в состав другой игрушки, более высокого порядка на правах сложной детали, (как двигатель в автомобиле), то она, став сама деталью, подчиняется тому же принципу: среди других деталей она должна встать точно на свое место и обеспечить согласованную с другими деталями работу.

И так возникает целая иерархия целей и целесообразностей. Конечная цель одна (автомобиль поедет, а самолет полетит), но все из чего сложная игрушка состоит, все системы, все их узлы, все агрегаты узлов и все детали агрегатов должны быть изначально продуманы сверху вниз, и каждая деталь соответствовать своей цели.

Иерархическая система целей – вот признак наличия целесообразности. Это признак того, что кроме вопроса «почему?» имеет смысл вопрос «зачем?» Это значит, что некий разум ставил цели.

Живой мир, начиная с клетки и кончая всей биосферой в целом, буквально набит иерархическими системами. Детальки в маленьких деталях, маленькие детали в больших и так далее, пока клетка не заработает и не станет отвечать своей цели: клетка питается, дышит, растет, размножается. Принципы Божьего творчества очень похожи на принципы нашего технического творчества, причем именно в отношении целесообразности. Только вместо Единого Божьего разума, у нас коллективный. Генеральный конструктор планирует, допустим, самолет в общем эскизном плане, распределяет места, где должны быть вписаны двигатели, баки, кабина, оружие и так далее. Эти задания раздаются по отделам: такую-то систему с таким-то весом и такими-то параметрами сделать и вписать в такой-то габарит и вес. В системе разрабатываются агрегаты, разрабатываются детали для них. От главной цели мысль движется ко множеству частных идей. Конструкторские идеи иерархичны по самой своей природе.

Но то же самое, точь-в-точь, мы видим и в живой природе. Любая клетка и любой макроорганизм построены точно так же: общий план, в который вписаны системы и органы, обеспечивающие все необходимые функции. Все заточено под общий полет птицы, ее питание, дыхание, репродукцию. Для любого конкретного органа всегда можно указать его функцию в общем проекте: для чего эта кость или это легкое, для чего эти клетки или те. Полно вопросов: зачем? – и есть вполне корректные правильные ответы. Все эти вопросы не являются бессмысленными.

Итак, целесообразность существует.

Если есть целесообразность в разумно устроенной системе, значит, у Конструктора есть желания. Если не бессмыслен вопрос «зачем?», если у него есть внятный и точный ответ, значит, кто-то этого всего хотел.

Творец обладает волей. Верить в это вполне разумно. Тут вновь у неверующих возникает возражение об антропоморфизме. Нам говорят: это вы так захотели увидеть цели, а на самом деле целей нет, есть причины. Это только, мол, нам так кажется, потому что мы сами ставим цели, мы привыкли это делать, вот, и судим по себе. А природа лишена любых целей.

Что можно на это ответить?

У людей тоже есть разумная, но бесцельная деятельность. Разумная, но не целесообразная. И ее результатом не являются какие-то более-менее сложные функционирующие системы (изделия, инструменты). Пусть математики меня простят, но в пример такой разумной нецелесообразной деятельности я приведу решение задач по математике, не имеющих физического применения. Найти седьмой или сотый член арифметической прогрессии. Разумная задача? Да, конечно, нужно вспомнить правила, формулы, применить их. Но эта деятельность не целесообразна. Никому не нужно само найденное число. Только побочный эффект – бал в экзаменационной сумме или развитие способностей. Но это – цели побочные. На них не влияет само число, будь ли там семь или сто, не это важно. Важно отгадать верно, применив начатки разума. В итоге такой деятельности не получается никакая функционирующая система.

Тот же расчет по тем же формулам в инженерном деле уже будет иметь прямую целесообразность. Там сечение несущей балки в 300 или 310 квадратных сантиметров – уже огромная разница. Здесь найденное число важно само по себе. Потому что деятельность целесообразна, и расчетный результат в нее входит, как составная часть.

Итак, разумная деятельность целесообразна не всегда. А если она целесообразна, то эта целесообразность объективна. Подчинение мелких деталей и систем целому – это столь же очевидный, наблюдаемый факт, что в живой природе, что в технике. Это не есть плод нашего воображения. Разум, изумительно точно подобравший, как формулы законов природы, так и входящие в них фундаментальные постоянные, явно подобрал это все не случайно, а потому, что поставил какие-то цели для будущего. В результате все просто: мы появились, и сейчас существуем, мы пишем, вы читаете.

Мир целесообразен. Это объективно. Звезды зажглись. Значит, это Кому-нибудь нужно.

Завел часы и ушел

Итак, мы, похоже, нашли Бога сторонним по отношению к природе, разумным и личностным, желающим и умеющим устроить целесообразность. Здесь можно добавить еще и всемогущество Творца, как минимум, относительно своего творения.

Верить во все это вроде бы разумно.

Но что дальше? Человек вокруг себя видит слишком много зла. Человек с телевизором и интернетом видит ежедневно еще больше зла на всей планете. И, как показывает практика, именно зло в мире, начиная от сердитой бабки у церковного порога и кончая всеми мировыми злодеями, и служит главным, основным искушением для веры в библейского Бога. И так сложилось уже очень давно. Древнейшая книга Библии – книга Иова от начала до конца ведет речь именно об этом.

В мире есть переплетение добра и зла. Мы (хотя бы и не всегда правильно) умеем их различать. Добро воспринимаем как должное, не замечаем, (про благодарность лучше и вовсе промолчать), а на зло реагируем болезненно и не всегда адекватно. И над таким-то миром нужно допустить бытие и управление благого, разумного, неотступного Творца? Человеческий разум не спешит здесь покориться, выступает против. В следующих вариантах обвинений к Богу:

– не вполне разумен,

– не добр,

– не один, и даже не главный,

– не управляет.