Сказочные истории

Кот Федор

Ранним летним утром кот Федор отправился на рыбалку.

Решение было принято спонтанно и безболезненно. Федор любил рыбалку.

Какое это удовольствие – сидеть с удочкой на берегу, смотреть на солнечные блики и быть счастливым. Улов был для него не так важен. Ведь достаточно было поймать несколько рыбок на завтрак, обед и ужин (готовить их не требовалось). Домой он приходил с одной оставшейся рыбой, но Федор всегда уделял больше внимания процессу, а не результату. Кот Федор обладал всем, что необходимо для комфортного кошачьего существования. Печка полностью соответствовала его представлениям, да и кошкой Марфушей он был вполне доволен. Марфуша была нрава спокойного и кроткого, любила заниматься собой и хозяйством.

Что касается Федора, он был весьма неординарной личностью кошачьего племени.

Кот был не стар, но и не молод, что давало ему неоспоримое преимущество, сидя по вечерам за кружкой теплого молока, рассуждать о разных житейских ситуациях, учитывая свой жизненный опыт и богатый внутренний мир. Внутренний мир кота был разнообразен, многолик и весьма интересен для его соплеменников. Федор был начитан, умел слушать и обладал специфическим чувством юмора, привыкнуть к которому было сложно, но что-то очень привлекательное в нем было.

Итак, ранним летним утром, оставив Марфушу заниматься собой и хозяйством, кот Федор отправился на рыбалку. День выдался теплым, солнечным и навевающим размышления о жизни, счастье, молоке, рыбках, Марфуше и обо всем, что приходит в нестандартную кошачью голову.

– Как приятно быть котом, – появилась первая мысль.

– Как приятно быть обаятельным, привлекательным, умным котом среднего, приятного во всех отношениях возраста, – вторая мысль уверенно вытеснила первую.

– Мы, коты, ведем правильный образ жизни, – третья сменила направление мыслительного процесса.

– Мы много спим, вкусно кушаем, любим свой дом и своих Марфуш и, самое главное, мы сегодня уверены в том, что все это будет с нами и завтра.

Косметическая баночка

Захотелось однажды баночке из-под вечернего крема прогуляться по дому. Крема в ней оставалось немного, и он не сильно мешал передвижению. Баночка робко постояла на пороге, решая, куда ей пойти – направо или налево. «Направо, – подумала баночка, – там интереснее, много разных запахов и, что очень важно, ведет одна дорога». И баночка двинулась в путь. Крем начал потихоньку шевелиться (по правилам хранения взбалтывать его не полагалось).

– Как много нового я увижу, – радовалась баночка, путешествуя по дому, в то же время несколько волнуясь и озираясь, как бы ее случайно не раздавили. Наконец, прокатившись через длинный коридор, наша героиня оказалась на кухне. "Как много банок и баночек," – подумала наша косметическая баночка (крем, тем временем успокоился, баночка ведь стояла). Большие кухонные банки взирали на нее с неодобрением – конкуренток они не любили. А косметическая баночка была конкурентоспособна. Достаточно было посмотреть на ее глянцевые розовые бока, стеклянную крышечку и серебристые буковки на ней. А запах!

Да! Баночка была вне конкуренции.

Кухонные банки беспокойно задвигались, шепотом обмениваясь впечатлениями. А нервничать было о чем! Баночку заметили цветочные горшки. Это была катастрофа!!! Но шанс у кухонных банок спасти положение был, на их счастье цветочные горшки оказались неповоротливы. План кухонных банок был прост. Они решили напугать наивную косметическую баночку. Большие кухонные банки задвигались, начали сталкиваться боками, не задумываясь о том, что подобные действия оказывают негативное влияние на их внешний облик.

Но, что не сделаешь в пылу борьбы за правое дело! Однако косметическая баночка не поняла их угроз, она еще мало видела в своей жизни и не знала, чего нужно бояться.

Тем временем кухонные банки летели на пол. Из них высыпались крупы, макароны и другие продукты. Это произвело на баночку неизгладимое впечатление – ведь они могли поцарапать ее стеклянную крышечку. А своей внешностью баночка дорожила. Итак, она решила, что ей необходимо очень быстро уносить свои розовые глянцевые бока. Собрав всю силу воли, она повернулась на гладкий глянцевый розовый бок и со скоростью, учитывающей наличие весьма привлекательной внешности, стремительно покатилась. "Меня нельзя взбалтывать, я испорчусь," – стонал крем, но в этой ситуации к нему никто не прислушался.

Когда баночка оказалась на своей родной полке, она, первым делом, оглядела свои роскошные розовые глянцевые бока и, удовлетворенная увиденным, начала оценивать свое путешествие.

Крем, вальяжно занимая свободное пространство, думал, хотя мыслительный процесс был у него редким гостем: "Я жив – это чудо! Теперь я расскажу всем, насколько важна для нас – косметической продукции – качественная упаковка".

А резко повзрослевшая баночка, тем временем, с грустью осознавала, что жить надо среди себе подобных.

Друзья на каминной полке

– Суетность жизни очевидна, – подумал, стоя на каминной полке, старый телефонный аппарат. Кроме него на полке лежали каминные щипцы и деревянный брусок. Компания, надо сказать, была странной. Каминная полка для них не предназначалась. Но, несмотря на это, им на ней было очень комфортно. Телефонный аппарат грел свой почтенного возраста механизм. Каминным щипцам место обитания было не принципиально. Когда камин работал, они всегда были при деле. Ну, а деревянный брусок имел возможность продлить свою жизнь.

Телефон достаточно часто посещали такие философские мысли. Это привилегия почтенного возраста. Но в данной ситуации ему захотелось пообщаться со своими соседями. Его взгляд упал в сторону каминных щипцов. Щипцы дремали – это было их естественное состояние. «Что они могут знать о суетности жизни?" – подумал телефон. В это время щипцы со вкусом потянулись. "Ах, жизнь хороша-а-а…" – простонали щипцы в процессе потягивания. На дворе стояло жаркое лето, работы у них не было, и поэтому щипцы получали от жизни максимум удовольствия.

У телефона появилась надежда обсудить интересующий его вопрос. И он спросил.

Каминные шипцы надолго задумались. В период отпуска философские темы обычно не тревожат отдыхающих. Но что-то надо было сказать. И они сказали: "Что мы думаем о суетности жизни? Да, она, безусловно, присутствует. Она (суетность) предполагает некоторое количество действий, которое мы предпринимаем в определенный промежуток времени". Щипцы вздохнули с облегчением, полагая, что отделались от таких сложных вопросов.

– Ну как можно обсуждать такие темы спросонья, – думали они. – Что за странные у меня соседи?

А все объяснялось очень просто, но щипцы не могли этого понять.

Телефон. Это была его проблема. Он никак не желал расставаться с прошлым. Когда он был молодым, какая у него была жизнь! Он был в курсе всех дел! Он был в самом водовороте жизни! А теперь он просто вспоминал об этом и тосковал. Телефон огорченно посмотрел вокруг. Щипцы явно не хотели продолжать разговор. Но оставался ведь еще брусок. Вообще-то, он был молод и должен был использоваться для растопки камина. Но ему повезло. Его не использовали в прошлом сезоне и, соответственно, было время до будущего. Брусок очень старался не выделяться. Он надеялся, что такое скромное поведение позволит ему продлить свое существование. Но вопрос был задан и требовал ответа.

– Что же делать? – суетился брусок. – Что ответить?

От волнения он начал подскакивать на каминной полке – это была уже привилегия молодости. И тут его осенило. Да как! Он закричал во весь голос: "Как прекрасно, что я могу прыгать, кувыркаться, кричать, смеяться и суетиться. Ведь это и есть жизнь. Больше я не буду тихоней, я проживу столько, сколько получится, но сделаю это со вкусом и с удовольствием". Телефон с улыбкой смотрел на него, он вдруг ощутил себя молодым. Именно ощутил, а не вспомнил. Даже каминные щипцы приподнялись на ножках и внимательно посмотрели на деревянный брусок, который вертелся и подскакивал.

– Какой ты красавчик, – сказали щипцы. – Ты похож на маленькую забавную коряжку.

Так и остался стоять брусок на полке в качестве забавной коряжки. И жизнь трех друзей протекала теперь совсем иначе. Говорили они, о чем хотели, громко, свободно и долго. И часто в их разговорах мелькала мысль о том, что вести себя надо так, как хочется. Делать, что нравится, и ничего не бояться.

Ведь даже на своей, неподходящей для них, каминной полке можно так здорово устроиться.

Жизнь как она есть

Сидела маленькая птичка на ветке и думала – лететь или не лететь.

Не лететь. Что там делать в небе-то? Тяжело, холодно, а, ненароком, гроза? Страшно! Птицы хищные. Опасность на опасности.

Или лететь? Смотреть на землю свысока, парить в облаках, нежиться под лучами солнца.

Быть маленькой яркой небесной царицей.

Решала птичка, решала… Да так ничего и не решила. Все-таки, первый вариант предпочтительнее. Что я в этом небе не видела? В моем возрасте нужно быть осторожнее. Думать о последствиях прежде всего. Рисковать – удел молодых. Рвение есть, ума еще не нажили.

– Нет, я не такая – рассуждала птичка. И так увлеклась, что и коршуна рядом не заметила.

– Замечталась? – спросил коршун.

Птичка от страха так сжалась, что её и разглядеть сложно стало. Даже дышать перестала.

– Не дрожи, – повелительно сказал коршун. – Не нужна ты мне, глупая трусливая птица. Нет в тебе характера, неинтересна ты мне. Я хищник – мне нужна ИГРА. А с тебя толк какой? Вон тени своей боишься.

– Ну и что, – сказала вдруг осмелевшая птичка. – Где твои смельчаки? Тобой и съедены. А нас серых птичек много, мы везде. Свою жизнь тихо живем, подвигов не совершаем, глупостей не делаем. Много нас. Ты попробуй с нами справиться.

И птичка гордо подняла свою глупую голову.

Грустно посмотрел на нее коршун и полетел в чистое небо, навстречу солнцу и облакам.

– Что с ней разговаривать, – подумал коршун. – Как объяснить этой глупой трусихе все счастье полета, радости видеть красоту? А надо ли?

Коршун был мудрой птицей. Он принимал жизнь такой, какой она была, и не пытался изменить очевидное. Он просто летел туда, где были такие же, как он. Сильные, смелые, отважные и очень любившие жизнь.

А птичка сидела на ветке, смотрела в землю и могла думать только о своем чудесном спасении. И ни одна мысль коршуна не омрачала её медленное вялое сознание.

– Я маленькая серая птичка, я ничего не хочу менять, – говорила себе птичка.

И она осталась такой до конца своей жизни: маленькой серой птичкой.

День рождения

Рано утром, в день рождения, гном по имени Пепилон сидел в родном лесу на берегу ручья и размышлял.

О чем? Об имени своем. "И кто додумался назвать меня Пепилон", – горевал он. Спрашивать было некого. Родители с раннего возраста отдавали детей в школу и забирали их, когда они становились практически взрослыми. У всех друзей Пепилона были нормальные имена: Дрю, Кам, Ску, Лех, Бак, Мон. Пепилон даже имя свое сократить не мог, не называться же Пеп, в конце концов.

День рождения гномы почти никогда не праздновали. Они так долго жили, что отмечать каждый день рождения было бессмысленно. Итак, Пепилон сидел на берегу, не ожидая от этого дня ничего хорошего. Да и день, к тому же был пасмурный, холодный и накрапывал дождь. Пепилон почти собрался уходить, как вдруг, сзади в кустах, раздался хруст. Пепилон оглянулся. Из кустов выпрыгнул маленький кенгуру. Гном остолбенел. В нашем лесу – кенгуру? Кенгуру подпрыгнул и приземлился около Пепилона.

– Меня зовут Бракс, – сказал кенгуру. – Я здесь уже две недели. Переехал.

У Пепилона от неожиданности отнялся язык. Бракс смотрел на гнома, видимо, ожидая ответа. Пепилон поздоровался, но что говорить дальше он не знал. Бракса это не смутило, он продолжал болтать. Пепилон узнал, что Бракс жил в теплых краях со своей семьей, но желание посмотреть мир всегда было у него велико. И однажды, в день рождения он и ушел в этот самый мир. Бракс закончил свое повествование и поскакал дальше. Пепилон был так удивлен, что дождь для него уже не имел какого значения.

– У меня ведь сегодня тоже день рождения, – вдруг вспомнил Пепилон. И хотя погода не располагала к празднику, он все же решил его устроить для себя.

– С чего бы мне начать? – подумал Пепилон. И он пошел вдоль ручья. Шел и думал о том, с чего начать праздник. "Придумал!" – воскликнул Пепилон вслух. "Я пойду в свой теплый, уютный домик. Это самое лучшее место в мире," – сказал себе Пепилон и припустил по дорожке. Домик Пепилона уже виднелся за холмом, когда ему внезапно помешали. Посередине дорожки стоял ёж. Он пристально смотрел на гнома и не двигался. Пепилон затормозил.

– Что ты делаешь? – спросил гном.

– Медитирую, – ответил ёжик. Вторая встреча за этот день повергла Пепилона в шок.

Во-первых, он никогда не видел ежа, который при виде опасности (а бегущий Пепилон опасен, в этом он не сомневался) не свернулся бы. Во-вторых, он не понял, что значит "медитировать". В-третьих, это доступно только ежам? На все эти вопросы ответа у Пепилона не было. Но на этот раз гном решил разобраться. "Что значит медитировать?" – спросил Пепилон. Ёжик многозначительно молчал. Знать-то он знал, объяснить не мог. Поэтому он стоял и многозначительно молчал. А Пепилон ждал. Поскольку, не выяснив этот вопрос, нельзя было ответить на оставшиеся. Пауза явно затягивалась, и Пепилон почувствовал себя очень неуютно. Зачем настаивать? Это невежливо. И очередной раз удивившись, Пепилон побежал дальше.

Наконец, он подбежал к дому. Вокруг было тихо. Маленький домик стоял в окружении кустов. Перед домом была полянка. Летом там росли маленькие беленькие цветочки. Пепилон медленно пересекал полянку, как вдруг из-за кустов выбежали его друзья с подарками и поздравлениями.

Ах, какой это был день рождения! Большой торт со свечками (Сколько их было? Да разве это важно?), подарки, тосты (под клюквенный морс) и море хорошего настроения.

Только под вечер, когда гости разошлись, Пепилон вспомнил про медитирующего ёжика. "Надо спросить завтра в школе," – подумал Пепилон, засыпая.

И в полусне он думал о том, как хорошо иметь друзей, с которыми можно обсудить любые вопросы.

Женский рюкзачок

Как-то маленький женский рюкзачок подумал о себе. Он стоял на полке в окружении дорогих кожаных сумок, задвинутый в дальний угол.

– Кому я нужен? – рюкзачок почти плакал. – Я маленький, неженственный, ведь я – рюкзак.

Сумки, стоявшие рядом, были горды собой. Они – большие, удобные, вместительные, в них много разных карманов. В рюкзачке был всего один маленький карманчик. Рюкзачок вдруг задумался о том, к кому он хочет попасть. Он очень удивился: во-первых, тому, что задумался, а во-вторых, он никак не мог решить этот вопрос. Рюкзачок так испугался своих мыслей, что плотнее забился в свой уголок. Сумки снисходительно (ведь они были горды собой) смотрели на своего маленького соседа. У него было ощущение, что все его мысли написаны на нем большими буквами.

Когда покупательнице показывали сумку, только рюкзачок видел, что сумка делала одолжение, позволяя рассматривать себя со всех сторон. Когда сумке казалось, что с ней обращаются не очень аккуратно, она морщилась, сжималась и почти фыркала от негодования.

Но сумки почти не покупали. Они были дорогими и, вероятно, не внушали своим потенциальным хозяйкам ощущения тепла, счастья и хорошего настроения. Так и томились они на пыльных полках, задрав свои черные кожаные носы.

Однажды, стоя в своем углу, рюкзачок очередной раз подумал о том, что, возможно, его никто и никогда не купит. В это время в магазин зашла молодая симпатичная женщина. Лицо у нее было грустным, разговаривала она тихо и выглядела расстроенной. Рюкзачок очень удивился. В магазин приходили уверенные в себе женщины, довольные, требовательные, похожие на сумки, которые они себе выбирали. Впрочем, и рюкзачок оказался в магазине случайно.

Грустная женщина обратилась к продавщице.

– У вас есть маленькие рюкзачки, – спросила она.

– Да, один, – сказала продавщица и достала рюкзачок.

Действительно, выглядел он не самым лучшим образом. И его начали приводить порядок. Вытерли пыль и вынули из него всю бумагу, от которой он становился круглым, как шар. И, наконец, передали покупательнице. Рюкзачок оказался в теплых мягких руках и понял, что он никогда, никогда, никогда от них не уйдет. Покупательница покрутила рюкзачок и открыла его.

– Ты ведь купишь меня? Ты без меня не уйдешь? – молил рюкзачок.

– Какой чудесный? – прошептала покупательница.

Рюкзачок не верил своему счастью. Покупательница расплатилась, и они вышли на улицу.

В жизни всегда есть место случаю, который меняет судьбу. Теперь рюкзачок знал это точно и был абсолютно счастлив.

Клюшки для гольфа

– Я молодец! – облегченно вздохнув, сказала клюшка для гольфа, загнав мячик в лунку. "Все-таки, я еще в приличной форме," – подумала она. Подтвердить этот факт было некому. Клюшка жила вместе с остальными в футляре для гольфа. Клюшки соблюдали принцип – каждый сам за себя. Почему они это делали, остается загадкой. У каждой был свой размер, и между собой они конкурировать не могли.

В футляре жили пять клюшек. Номера у них были разные – 1, 3, 4, 6 и 8. Клюшка, которая отличилась, была трешкой. Темпераментная единица сморщила нос и громко фыркнула: "Подумаешь, забила. Я бы тоже не промахнулась". Ей было обидно. Она – такая темпераментная, а доставали ее очень редко и она вынуждена была находиться в пыльном футляре. А ее соседка – трешка – все время грелась на солнышке и скользила по зеленой травке. "Не фыркай, всему свое время, настанет и твой черед," – сказала спокойная четверка. «Почему? Почему все время бьет трешка? – горланили шестерка и восьмерка. – Мы тоже хотим гулять».

Футляр просто ходил ходуном. Он был староват для таких темпераментных молодых клюшек. А внутри назревал весьма недружественный спор. Единственная спокойная четверка уже ничего не могла сделать. "Выкинуть трешку из наших рядов,» – требовали клюшки. – Должно быть равенство, должна быть справедливость!" Футляр, держась из последних сил и треща по всем швам при каждом лозунге, умолял: «Девочки, тише. Сейчас во всем разберемся». Но куда там, девочки пошли вразнос. Бедная трешка забилась в угол и попыталась стать ниже ростом. "Я не виновата, – всхлипывала она, – не виновата. Просто я по размеру подхожу под эти мячики". Но женский мятеж остановить было невозможно. Футляр последний раз громко треснул, и клюшки вывалились на траву. Сразу наступила тишина.

Клюшки лежали на траве и наслаждались теплым солнечным днем. Ссориться им уже расхотелось, настолько упоительны были погода и природа. Каждая клюшка думала о своем, но как выяснилось, все в одном направлении. Шестерка, сладко потягиваясь, произнесла: «ВОСХИТИТЕЛЬНО-О-О-О!». Восьмерка вторила ей: « О-О-О-О-О-О!». А единица уже скакала по траве за каким-то мячиком. Четверка смотрела в небо и ни с кем не хотела делиться своими философскими мыслями о жизни в целом и каждом прожитом дне в частности. Вообще, четверка была расположена к размышлениям, в отличие от остальных членов своей семьи.

А трешка жалобно пропищала: «Вы больше не будете на меня обижаться?»

«Да что ты, мы же одна семья и гулять будем все вместе!" – закричали клюшки и бросились к трешке обниматься. Второй, вновь появившийся, принцип как-то уверенно и незаметно вытеснил первый.

"Все же темперамент всегда найдет время и место для своего проявления," – подумал лежащий на траве грустный, старый, разорванный чехол. Ему даже в дни его далекой бурной молодости такое выражение своих эмоций было недоступно. Так и стали жить дальше клюшки для гольфа. В старый чехол они решили не возвращаться, и на семейном совете его судьба была решена. Пенсия – достойное завершение достойной жизни.

Клюшки выбрали в доме светлый чистый уголок, и когда вынимали одну, вываливались все остальные. И так всегда в жизни, любые обстоятельства можно изменить или, в крайнем случае, посмотреть на них с разных сторон. И какая-то сторона обязательно будет более привлекательной в сравнении со всеми остальными. И ориентироваться надо именно на эту сторону.

Такой принцип – уже третий – и стал основным для клюшек.

Кактус

В обычной московской кухне на подоконнике жил кактус. Оказался там кактус совершенно случайно. Совсем маленьким его подарили девочке, которая жила в этой квартире. Кактус был очень необычным и своим видом напоминал дружную и веселую семью, обитавшую в доме.

Растению было удобно и комфортно. Несмотря на то, что его не очень любили, поливали исправно. А что касается любви, так на то он и кактус (колючий), чтобы не требовать от людей слишком много. Больше всего кактус любил стоять на своем подоконнике, закрытом шторкой. Он грелся под лучами солнца, расправлял свои колючки и ждал, когда обитатели квартиры начнут приходить на кухню.

Обитатели приходили по-одному. Наверное, потому что им хотелось побыть в одиночестве. Каждый из обитателей дома имел свои привычки и пристрастия в еде. Таким образом, кактус изучал человеческую природу. Однако он имел друзей. Рядом с ним безбедно существовала фиалка (любви и восторгов она имела достаточно). Однажды, теплым солнечным утром наши друзья вели неторопливую беседу о смысле цветочной жизни.

Неожиданно в разговор вмешался, борющийся за существование лимон. Жизнь у него была тяжелая с детства. Он злился. Сначала эти бестолковые обитатели поставили его в темное место. Его – лимон! Но с возрастом умнеют даже люди и, наконец, когда он оказался ближе к солнцу, его здоровье было ужу серьезно подорвано. Разговоры лимона сводились всегда к одному – ему сильно не повезло, а жизнь у него была одна. Но кактус и фиалка относились к нему терпимо, у них-то все было в порядке, поэтому глубоко сочувствовать лимону у них не получалось. В этот прекрасный день даже брюзжание лимона не могло испортить им настроения.

Разговор кактуса и фиалки плавно перетек в тему любви. Это, естественно, не касалось их лично. Они рассуждали о любви к себе, людям, природе, собакам и прочим… Фиалка придерживалась мнения, что мир прекрасен, добр, свеж и светел. Кактус же, не сильно обремененный признаками любви, направленными на него, считал, что окружающий мир неплох, в меру доброжелателен, чист и свеж. Но борьба за существование достаточно тяжела и, главное, нет никакой гарантии даже при затраченных усилиях одержать победу. Но, несмотря ни на что, кактус относился к жизни позитивно. Он спокойно поглощал негативную энергию, которую приносили с собой обитатели квартиры. И чувствовал себя выполнившим свой долг, когда его хозяева уходили успокоенные и довольные.

Вот так, каждый день, совершая свой маленький подвиг, незаметный кактус делал большое дело.

Старое пианино

Старое пианино пылилось в чулане. Жило оно там довольно долго и никому не было нужно.

Однажды дверь в чулан открылась и… О радость! В нее вошел уже немолодой человек, который много-много лет назад играл на нем. Клавиши старого пианино заскрипели, пытаясь подвигаться. «Вот ты где, – сказал уже немолодой человек, – давно не виделись. Как ты?» Клавиши скрипнули и попытались произнести приветственную речь, но смогли только невнятное «иииииуууууу».

Пианино замолчало и загрустило. «Старое я, старое,» – начало жалеть себя оно. Клавиши, зная склонность инструмента к меланхолии, собрались и вдруг сумели изобразить что-то из мелодий молодости уже немолодого человека. «Ого! – сказал уже немолодой человек. – Оказывается, все не так плохо. Мы тебя настроим, почистим и будем снова вместе,» – приговаривал он, вытирая пианино.

На следующий день, два дюжих молодца вытащили пианино из чулана и поставили около окна.

– Фуууу! – закричала светло-зеленая штора. – Фуууу! Уберите его. Не хочу, не хочу, чтобы меня закрывала эта рухлядь». Пианино сжалось, клавиши смущенно звякнули.

Вторая штора пискнула: «Да что ты кричишь? Велика проблема, мы же одинаковые. Зато видно меня!»

Уже немолодой человек вошел в комнату и поставил около пианино новый бархатный темно-зеленый табурет. Табурет оглядел комнату, пианино, шторы и заявил: «Мне подходит». Обычно неразговорчивое пианино на миг потеряло свой музыкальный дар. Оно всегда терялось, сталкиваясь с такой безапелляционностью. А шторы, кипя негодованием, вдохнули и начали бурно развеваться.

– Каков наглец! – кричала вторая штора, развеваясь во всю свою длину. Первая только пыхтела, пытаясь хоть как-то вылезти из-за пианино.

– А что? – удивился табурет. – Я же здесь самый молодой, самый новый, самый красивый».