На два полушария. Повесть о первой любви

– Ага, – безразлично ответила Людмила.

– Какая ты счастливая, – вырвалось у Софьи.

– Вот уж счастья полные штаны, – как всегда с сарказмом произнесла подруга, – что ты в нём нашла?

– Он – красивый, – призналась та, – и скромный.

– В тихом омуте черти водятся, – назидательно проговорила Субботина, – ты, Лисичка, совсем не разбираешься в людях.

Сонечка не любила, когда одноклассники её называли «Лисой» или «Лисичкой» в зависимости от настроения обращавшегося к ней, но на Людку она не обижалась. Она всегда прислушивалась к её словам, считая подругу умной, а её мнение – авторитетным. Вот и сейчас Соня только пожала плечами, не собираясь переубеждать Субботину. Может быть, она и не разбиралась в людях, но Денис не мог быть плохим, и в этом девочка была уверена.

– А хочешь, давай ему позвоним? – пришла идея в голову Людмилы.

– Давай, – обрадовалась Соня.

Субботина уверенно набрала номер телефона одноклассника и подала трубку подруге. Сонечка взволнованно прижала её к уху, ожидая ответа. Но раздавались только равнодушно-унылые монотонные гудки. Она облегченно вздохнула и собралась водрузить трубку на место, когда неожиданно услышала такой знакомый бархатный голос:

– Але.

В выпученных глазах Софьи появился панический страх.

– Быстро говори что-нибудь, – командным тоном прошипела ей на ухо Людмила и тут же посоветовала, – спроси у него домашнее задание.

Растерявшаяся девочка только махала головой, и открывала беззвучно рот, как рыба, выброшенная на берег.

– Я вас не слышу, – раздался в трубке невозмутимый голос Дениса, и послышались короткие гудки.

– Какая же ты трусиха, – осуждающе сказала Людка, после того, как вернула трубку телефона на аппарат.

– Да, я растерялась, – вздохнула девочка, пытаясь оправдаться.

И вот наступил важный день – день премьеры. Актовый зал был переполнен. На первом ряду сидел почти весь педагогический состав школы и гости из районного отдела образования. Остальные ряды заняли учащиеся и родители. Даже повара из школьной столовой пришли посмотреть представление. За занавесом волновались двенадцатилетние актеры, поочередно посматривая в зрительный зал через узкую щелку между тяжелых кулис. Лариса Васильевна в красивом длинном платье вышла на сцену и торжественно объявила о начале спектакля. Через минуту зазвучала напряженная музыка и свист ветра, началось сказочное действие. В костюме из лохмотьев на сцену выскочил Леший, мешая пробраться сквозь чащу отважному рыцарю, чтобы спасти свою прекрасную принцессу. Злая мачеха со своей сестрой напрасно колдовали, чтобы погубить бедную девушку. На протяжении всего спектакля Софья была одета в простенькое застиранное платьице, а в последнем акте, когда чары страшной колдуньи спадают, она должна была предстать перед зрителями в роскошном наряде принцессы. Наряд этот шила знакомая Ларисы Васильевны и принесла его в школу перед самым выступлением. Юная актриса даже не успела его примерить. И вот, когда оставалось пять минут до выхода в финальной сцене, она стала натягивать на себя платье, усыпанное драгоценными камнями, которые были сделаны из разбитых разноцветных елочных игрушек. Соня старательно протискивала голову в узкий вырез, когда неожиданно кто-то подошел со спины и резко дернул за подол платья. У несчастной принцессы от острой боли, словно искры из глаз посыпались, битые стекла безжалостно прошли по щеке и шее, оставляя кровавые следы. Сдерживая слезы, Софья тут же выглянула за дверь и увидела убегающую по коридору Катьку Чумакову. Она вернулась в раздевалку и подошла к зеркалу. Лицо было в кровавых царапинах, и они больно щипали. Школьница всхлипнула и стала судорожно искать свое пальто, в кармане которого всегда был носовой платочек. Зазвучала торжественная музыка последнего акта, «принцесса» понимала, что ей пора возвращаться на сцену. Лариса Васильевна, заглянув в раздевалку, только ахнула.

– Сонечка, откуда кровь?

– Я платье надевала, – пробормотала девочка, осторожно вытирая носовым платочком красные потеки.

– Ты потерпи, милая, – учительница присела на корточки перед юной актрисой и успокоила её, – скоро кончится спектакль, и я тебе обработаю ранки.

– Мне не больно, – Софья улыбнулась, сдерживая слёзы.

– Ты настоящая актриса! А сейчас, – она потянулась к своей сумочке и достала оттуда пудру, – я тебя загримирую!

Лариса Васильевна проворно провела мягкой губкой по щеке девочки и прошептала:

– Потерпи.

Когда закончился спектакль, и довольные актеры вернулись в раздевалку под громкие аплодисменты зрителей, Соня спряталась под лестницей и расплакалась. Она знала, что плохо сыграла в последнем акте. И не только оттого, что сильно щипала кожа на лице. Ей было обидно, что Чума злорадно смотрела на нее и усмехалась во время финальной сцены, а Денис, встав на колено, что-то невнятно бормотал себе под нос, даже не глядя на «принцессу». И этот невнятный лепет совсем не был похож на признание в любви. Все это было больнее, чем ранки, оставленные от битого стекла. Спустя несколько минут её нашла Людка и, обняв подругу, прошептала:

– Не надо плакать, ты очень хорошо играла, честное слово!

– Это ты говоришь, чтобы меня успокоить, – всхлипывая, проговорила Сонечка, вытирая слезы.

– Разве я тебя когда-нибудь обманывала?

– Нет, – покачала головой девочка.

– То-то же, – улыбнулась Субботина и потянула подругу за руку, – пойдем, тебя Лариса Васильевна ищет.

2. Кусочек свободы

Сонечке очень хотелось показать своим одноклассникам, а в первую очередь вредной Чуме, что она выше этого конфликта. Ей мечталось, что после зимних каникул она войдет в класс в новом платье или, хотя бы, в вязаной кофточке с норвежским орнаментом, как у Таньки Герко из седьмого «Б». Она небрежно бросит на сиденье парты не свой потертый портфель цвета детской неожиданности, а модную темно-синюю сумку на длинной ручке с многочисленными отделами по бокам. Именно такую она как-то видела у одной старшеклассницы. И тогда все бы посмотрели на нее с уважением, а противная Катька Чумакова даже с завистью. Соня тяжело вздохнула, натягивая на школьное платье старомодную жилетку грязно-зеленого цвета с розовой полоской вдоль v-образной горловины. Она знала, что обновки просить у родителей бесполезно, мама всегда отвечала одинаково:

– Пока мы не расплатимся за кооператив, будем на всем экономить! И ты, доченька, это должна понимать.

Это нескладное слово с двумя повторяющимися буквами «о» она ненавидела всей душой. Девочке казалось, что эта выплата никогда не закончится! И поэтому не стоит рассчитывать на новые туфли и блузки. В лучшем случае, мама отдаст знакомой портнихе свой поношенный шерстяной сарафан, чтобы та перешила его в юбку с помочами для Сони. На беду весной у форменного школьного платья протерлась ткань на локтях. Бабушка, недолго думая, взяла большущие портняжные ножницы и отрезала рукав вместе с дыркой.

– И с короткими неплохо, – пробормотала она, подшивая отрезанный край на швейной машинке, – уже тепло, не замерзнешь!

А осенью оказалось, что Софья за лето «вытянулась», и рукава зимнего пальто стали ей коротки. Поэтому их, наоборот, наставили цигейковыми манжетами. К каблукам неказистых черных сапог, у которых всегда заклинивал замок, папа прибил маленькими гвоздиками резиновые набойки и, возвращая дочери отремонтированную обувь, с довольным видом произнес:

– Еще на одну зиму хватит, если будешь аккуратно носить!

Сонечка очень смущалась своего внешнего вида. Она понимала, что триумфального входа в класс после каникул не будет, и эта серость и безысходность ее угнетали. Она мечтала быть принцессой, но не такой, как в сказке, а обычной модной девочкой, у которой будут новые красивые вещи и обувь, своя комната с раскладным диваном и современной мебелью. Как только начинался отопительный сезон, к ним приезжала жить бабушка из деревни, чтобы экономить на дровах. Вот и сейчас она спала с ней на неширокой тахте. Старушка по ночам постоянно храпела, и даже мечтать под ее монотонные хрюкающие звуки, вырывавшиеся из открытого рта, было неинтересно. Соня крепко сжимала веки и напряженно вспоминала прошлое лето и её поездку к бабуле в деревню. Не к этой, а к другой – папиной маме. Там было для неё никем не контролируемое раздолье. На подоконнике в летней кухне всегда валялись медные монеты по три и пять копеек. А много ли девчонке надо на каникулах? Билет в сельский клуб стоил пять копеек, мороженое – десять, а все остальное бабуля покупала для внучки сама. Или пекла. Сонечка даже слюну глотала, припоминая запахи пирогов, сдобников и булочек, которые бабуля доставала из печи. Перед обедом, туго затянув на голове платок, она садилась за сепаратор, чтобы взбить сливки и сделать из них масло. Сонечка часто наблюдала за работой любимой бабушки, а потом получала в награду детали сепаратора и миску. Не для мытья, а для облизывания. Процесс этот был долгий и очень приятный. Сливки напоминали крем, правда, со слегка соленым привкусом, потому что бабуля в них добавляла соль, чтобы продукт не портился. Девочка любила погулять по саду, срывая по ходу спелую грушу или яблоко. Плоды она тут же мыла холодной водой из шланга и кусала сочную мякоть. А в дальнем углу сада стояла деревянная постройка неизвестного архитектора в виде будки, которую со всех сторон оплетал виноград. Туалет использовался Соней не только по своему прямому предназначению. Во-первых, это был своеобразный наблюдательный пункт, через щели которого просматривался не только бабушкин, но даже соседский двор. Во-вторых, здесь можно было бесконечно рассматривать поздравительные открытки, которыми были оклеены стены, а в-третьих, – читать. В потрепанном школьном портфеле, прибитом к двери здоровенным ржавым гвоздем, лежали пожелтевшие газеты, журналы и даже тонкие детские книжонки. Они были изрисованы и перечеркнуты цветными карандашами не одним поколением выросших в этом доме детей. Соня могла просидеть на деревянном пьедестале целый час, уткнувшись в интересную статью в журнале и забыв, зачем она сюда пришла. Ей даже не мешало монотонное жужжание мухи, попавшейся в паутину коварного паука, медленно подбиравшегося к несчастной жертве.

В первые дни осени, соскучившиеся друг по другу одноклассники, делились впечатлениями о летних каникулах. Большинство отдыхали на даче, у бабушки в деревне или пионерском лагере. Но были и такие, которые с родителями посетили Ленинград или Москву. Они взахлеб хвастались о том, что видели и где побывали. «Счастливые, – патриотично думала Соня, – это же мечта – своими глазами увидеть Смольный или Красную площадь – сердце нашей Родины!» Именно так было написано в учебнике по истории про сердце, и Софье очень нравилось это выражение. Но Валюшке Кузькиной повезло больше всех – её положили в больницу в самом начале учебного года. Если бы она заболела летом, никто бы и не узнал о её аппендиците. А теперь операция Валентины стал самой главной новостью для школьников, и весь класс ходил навещать девочку, сбрасываясь по десять копеек ей на гостинцы. Через приемный покой Кузькиной передавали не только фрукты и сладости, но и учебники с домашним заданием. Валя, в простенькой полосатой пижамке, смотрела со второго этажа через окно на своих товарищей, и вяло им махала рукой. Она была такая худенькая и бледненькая, что некоторые посетительницы всхлипывали от жалости.

– Мы должны поддержать Валю, – участливо сказала на уроке Лариса Васильевна, – чтобы она выздоровела и не отстала от школьной программы.

После уроков классный руководитель распределяла, кто идет навещать одноклассницу, все ей сочувствовали, а учителя беспокоились о здоровье девочки.

Валентина, которая училась на четыре с минусом, вдруг стала, по мнению педагогов, «умной и талантливой». Софья никогда не лежала в больнице, и для неё это было самое обидное. Всю зиму она измеряла температуру, но градусник никак не реагировал на старания девочки. И только тогда, когда у подъезда зацвела вишня, и детвора, сбросив с себя теплые вещи, стала играть на спортивной площадке в волейбол, на Сонином носу неожиданно появился некрасиво-синюшный бугор. Нарыв на самом видном месте быстро стал увеличиваться в размерах и болеть. Мама, приложив к язвочке кусок листа алое и закрыв платочком, отвела дочь к доктору. Диагноз был поставлен немедленно. Прищурив глаза, женщина-врач минуту рассматривала Сонин нос, потом перевела участливый взгляд на Тамару Тимофеевну.

– Фурункул, – грустно сказала она, – и очень на опасном месте, близко к мозгу. Придется девочку госпитализировать.

Из поликлиники Софья, забыв про боль и некоторую уродливость на своем лице, шла счастливая, мысленно составляя список, кому сообщить о своей серьезной и очень опасной болезни. Она попросила маму позвонить в школу, Людке, Нинке, еще нескольким родственникам, и дрогнувшим голосом назвать номер больницы, куда направили её дочь.

– Почему же дрогнувшим? – поинтересовалась мама с улыбкой.

– Потому что близко к мозгу, – коротко, но убедительно ответила Соня.

В больничной палате она быстро освоилась, по-хозяйски разложив на полочках тумбочки свои вещи и гигиенические средства. Она познакомилась с соседками, оценила столовую и даже побывала в процедурной, где ей наложили на больное место повязку с ихтиоловой мазью. Соня стоически переносила невыносимый запах лекарства, накапливая впечатления, которыми она будет делиться с подругами. Она ждала делегацию из класса, надеясь, что среди посетителей будет и Денис. Мама, навестившая её на следующий день, сообщила, что ребята придут к ней через два дня. Сонечка мысленно отрепетировала «свой выход» к одноклассникам. Она даже договорилась с молоденькой медсестрой, чтобы та перебинтовала ей лицо, оставив только глаза. Девочка представила, как таинственно и эффектно она будет выглядеть с этой повязкой, словно восточная принцесса из сказки про Аладдина. Но на третий день пребывания в хирургическом отделении её выписали, как раз перед долгожданной встречей. Несчастная жертва гнойно-воспалительного заболевания попыталась доказать, что она нездорова, и что ей необходимо лечиться в стационаре еще неделю, как минимум. Однако седой доктор, пряча улыбку в своих густых усах, строго сказал:

– Лисицкая, идите домой и больше не болейте.

Расстроенная девочка собрала свои вещи и, попрощавшись с другими пациентами, покинула негостеприимную больницу.

В конце августа перед самым началом учебы в восьмом классе, школьников собрали в вестибюле и объявили, что первого сентября они отправляются в трудовой лагерь, помогать колхозу «Путь к коммунизму» в уборке урожая. Поездка эта носила добровольно-принудительный характер, однако пропустить эту неизбежную трудовую повинность без уважительной причины было нельзя. Но старшеклассники и не пыталась отлынивать от этого мероприятия. Для них это было невероятно интересное и экзотическое приключение. «Колхоз» для четырнадцатилетних подростков ассоциировался не с каторжной работой на полях, как, наверное, предполагали педагоги и родители. Нет, это была капелька свободы для советских детей, воспитанных на принципах, уничтожающих стремление к индивидуальности. А здесь, среди бескрайних полей овощных культур ученики ненадолго обретали ее, эту свободу. Свободу от уроков, ежедневных домашних заданий, наконец, от родительской опеки. Они ощущали себя взрослыми и независимыми людьми, которые способны сами принимать решения. Для большинства эта поездка в колхоз стала первым опытом самостоятельной жизни вне семьи на столь длительный промежуток времени. А еще это была возможность заработать, пусть мизерные, но деньги. Свои.