Черная птица ревности

– С Иващенко?

– Разумеется.

– И что, ночевать у него будешь?

– Буду.

– Слушай, Маха! Расскажи-ка поподробней, как ты дома-то устраиваешься. Что родителям говоришь?

– Говорю, что ночую в общаге, у Ритки Селивановой.

– А Ритка знает, что ты у нее… как бы… ночуешь?

– Нет, не знает. Да и зачем ей знать?

– А вдруг выдаст?

– Раз ничего не знает, так ей и выдавать нечего.

– Логично, – согласилась Ольга, а потом сказала: – А вот моя маман ни за что не удовлетворилась бы таким объяснением, потребовала бы номер Риткиного мобильника и звонила бы через каждые полчаса.

– Честно говоря, моя тоже может потребовать. – Майя тяжело вздохнула. – Думаю, она пока еще просто не сообразила.

– И что ты тогда скажешь?

– Не знаю… Не хочу даже думать об этом. Когда спросит, тогда и буду выкручиваться. Как говорится, решайте проблемы по мере их поступления.

– А если ей рассказать?

– О чем? – удивилась Майя.

– О том, что ты встречаешься с преподавателем. Это ж не какой-нибудь бедный студент, а солидный человек.

– Что-то мне не кажется, что она обрадуется.

– Ну… вообще-то может и не обрадоваться, – согласилась Макеева. – Эти родители – такие странные люди… А вот ты мне скажи, Маха… – Ольга отвела подругу к окну, где не толпились студенты. – …он… ну в смысле… Иващенко тебя замуж звал?

– Не звал… Но… я думаю, еще рано…

– Ага, рано! Как в койку укладывать, так не рано, а как жениться – так в кусты! Хорош гусь!

– Оля! Я же просила! – возмутилась Майя.

– Знаешь что, подруга, у тебя глаза любовью замазаны, и ты не можешь смотреть на вещи трезво. А мне со стороны видней! Вот скажи, ты ему говорила о любви?

– Да, говорила, и не считаю, что это как-то меня унижает. А если ты…

– Погоди! – перебила ее Макеева и даже досадливо поморщилась. – Про тебя я поняла. А он-то тебе говорил, что любит и все такое…

Майя задумалась. Константин Эдуардович, которого она все же пока не могла называть Костей даже в мыслях, сказал только, что постарается ее любить, но он ведь уже весь дышал ею, этой любовью.

– Видишь ли, Оля, – наставительно начала Майя, – совсем не обязательно все называть словами.

– Ну конечно! Ты, значит, поешь ему про любовь, отдаешься, а он только пользуется, ничего не возвращая взамен! Это, знаешь, как называется?!

– Ольга! – рассвирепела Майя. – Лучше замолчи! Все между нами происходит так, как хочу я, можешь ты это понять? Это я хочу любить его, говорить о любви, целовать его и отдаваться ему, а он…

– Ну что он?! Что?!

– А он не сможет не откликнуться на такую любовь! Он все мне скажет, только позже. Понимаешь, по-зже! И хватит об этом! Прошу!

– Ну, гляди! – Ольга явно обиделась. – Только не говори потом, что я тебя не предупреждала!

– О чем?! – Майя встала перед ней, уперев руки в бока.

– О том, что эти преподы любят полакомиться дурами-студенточками, а потом выбрасывают их на помойку, как использованную разовую посуду!

– А ты-то откуда знаешь?!

– Да это все знают! Книги надо читать! Фильмы смотреть! Банальный сюжет развивается! Противно смотреть!

– Константин Эдуардович… Он не такой! – взвыла Майя.

– Он такой же, как все!

– Ты просто мне завидуешь!

– Я? Завидую? – Макеева расхохоталась. – Вот если бы ты закадрила, например физика Завьялова, я бы тебе завидовала! Такой брутальный мужчина! Настоящий мачо! А у твоего Иващенко даже фамилия какая-то… несерьезная, не говоря уже о мышином костюмчике!

Майя еще ловила ртом воздух, соображая, как лучше отбрить, а Ольга уже пошла в сторону аудитории, поскольку как раз в это время раздался звонок на следующую пару. Майя вынуждена была отправиться вслед за ней, но за один стол не села. Она не могла простить ей неприятно-унизительного отзыва о Константине Эдуардовиче. Макеева ведь его совсем не знала. Он, Костя, ничего от Майи не требовал, не просил, она сама на все пошла: сама к нему привязалась, сама разделась, сама просила побыстрей начать. А он был терпелив, добр, нежен…