"Поели. Пописали в лоток. Нам можно снять бантик, или это униформа?" Лея тепло улыбнулась и ответила: "Снимайте".
Через две минуты пришла фотография: на обнажённом торсе Вэйса растянулся во всю длину и нежится её найдёныш уже без бантика. "Пижон! Мог бы и не демонстрировать свою фигуру!" Потом вспомнила, что Вэйс вечно ходит в чёрной кофте, и на ней вряд ли можно было разглядеть Потапыча. "Ладно, не пижон…" И погладила подушечкой пальца фотографию.
Ещё через минуту пришла третья смс: "Мы расстались с Натали. Навсегда. Теперь ты – единственный консультант по воспитанию кошачьего ребёнка". Лея вздохнула, немного подумала и не стала отвечать…
Оля Керимова всё поняла по её задумчивому виду.
– Рассказывай, кто он?
– Оля!
– Что Оля, ты свои глаза видела?
– А что глаза?
– Они неадекватные: то грустные, то счастливые, то задумчивые! И три смс-ки за пять минут. Лея, ты, конечно, потрясающая балерина, но драматическая актриса из тебя – никакая…
– Вэйс…
И Турава рассказала Оле историю их знакомства.
– Телефончик мне его оставь.
– Зачем? – насторожилась Лея.
– Ты ж говоришь, он хороший программист.
– Говорят, даже отличный.
– Да, у мамы на фирме постоянная проблема: только создадут программу, она через 3 месяца устаревает. Замучились.
– Записывай.
И Лея продиктовала телефон.
Припарковав Сашкину Тойоту на место, Лея села в аэроэкспресс до Шереметьево . Она смотрела в окно и прощалась с Москвой. "А удивительная получилась поездка! Есть о чём вспомнить в Милане".
* * *
Дарико каждый день давала себе слово, что завтра пойдёт к врачу, и опять откладывала. Всегда здоровая, она не понимала, что с ней происходит. Второй месяц она просыпалась с ощущением разбитости. Её преследовали головокружения и сонливость. Когда она два раза упала в обморок, просто взяла отпуск и засела дома, оставив рекламное агентство на заместительницу. Но даже дома она утомлялась уже к середине дня.
Потом, позже, она с ужасом поняла: исчезли полноценные месячные, начались небольшие подкравливания. Исчез аппетит. Каждый день за компьютером она просматривала статьи: "климакс", "миома", "рак матки" – и находила симптомы у себя. Мужу, естественно, ничего не говорила. При нём она лучезарно улыбалась, а проводив, уходила в свою комнату и плакала, без причины, просто жалея себя.
Но в начале февраля и Саша стал замечать: что-то неладное творится с женой. Она подходила к нему, доверчиво прижималась, как ребёнок, словно ища защиты, молча стояла несколько минут, потом отходила. И так несколько раз за вечер. А сегодня ночью он, проснувшись, открыл глаза и обомлел: Дарико сидела и смотрела на него, спящего, нежным беспомощным взглядом и тихо плакала.
– Дэри! Ты чего?! Что с тобой, душа моя?
– Нам осталось недолго быть вместе, Саша… – тихо призналась она. – Кажется, я больна.
Наумов резко сел на кровати, включил ночник. Притянув жену к себе, усадив её на колени, мягко приказал:
– Рассказывай, я должен знать всё!
Она уткнулась в него и выплеснула то, что так долго держала в себе. Утром он отменил все дела, засунул Дарико в машину и повёз в больницу.
На следующий день ей позвонили из поликлиники:
– Турава Дарико Георгиевна?
– Да, это я.
– Пришли Ваши анализы, Вам нужно подъехать к нам. Сегодня сможете?
– Они… Они плохие?!
– Не очень хорошие: есть опасения.
Дарико побледнела и сползла на краешек стула. "Дэри! Дэри, очнись!" – уже хлопал её по щекам Наумов.
В машине Саша держал Дэри за руку, от него исходила сила и уверенность. На двоих.
Доктор, мужчина чуть старше Наумова, пригласил их в кабинет.
– Приношу мои извинения за нашу администраторшу, напутали с Вашими анализами, фамилии уж больно похожие: "Тураева" и "Турава". У Дарьи Георгиевны анализы неплохие, но есть небольшие отклонения. При доброкачественных новообразованиях, миомах, такое бывает. Давайте УЗИ сделаем. Халаты накиньте и пойдёмте со мной.
Доктор водил датчиком по телу и очень внимательно смотрел на монитор. Рядом с женой стоял Наумов.
– Ну вот оно – Ваше новообразование, я его прекрасно вижу!
Вдруг лицо врача вытянулось.
– Подождите-подождите, да это же ребёнок!!! Дарья Георгиевна, Вы беременны!!! И срок – 2 месяца. Ребёночка сохранять будем?
Рядом послышался глухой стук: Наумов упал в обморок…
Дарико оставили в больнице: понаблюдать, подпитать, снять излишний тонус. Все ложные страхи и опасения улетучились, в душе поселилась светлая радость. По два, по три раза в день, задвинув все дела, к ней прилетал в палату Саша, помолодевший лет на десять, с охапкой цветов и фруктами. Клал осторожно голову ей на живот и говорил:
– Ну что, Алексей Александрович, хорошо себя вёл?! Правильно, женщин обижать нельзя! А я тебе киви и абрикосы привёз. И селёдку.
– Почему ты думаешь, что это мальчик? – смеялась, гладя мужа по волосам Дарико.
– Я не думаю, я знаю.
Лее решили пока ничего не говорить до конца стажировки, которая заканчивалась в мае.
* * *
Мастерство Леи росло от месяца к месяцу. С кордебалетом занимались ничуть не меньше, чем с примами. Потому что примы вырастают из массовки. Лея обожала работать с репетиторами и впитывала всё, как губка. У неё была феноменальная двигательная память: запоминала партии всех действующих лиц, могла легко подменить любую балерину. Именно сегодня это и произошло. Исполнительница партии Лизы из балета "Тщетная предосторожность" на утренней разминке повредила лодыжку. Леслав Шиманский рвал и метал: дублёрши не было, придётся отменять спектакль. Тут к нему подошёл исполнитель партии Колена, партнёр травмированной, и что-то быстро заговорил по-итальянски. Была слышна только фамилия Турава.