Если Господь призовёт тебя…

– Николай Алексеевич Некрасов «Дед Мазай и зайцы»! – громко провозгласил Димка.

Я изумлённо уставилась на него.

– Я давно догадался! – так же торжественно сказал он.

– Так… ты что же молчал?! – от негодования у меня дыхание перехватило.

– Понравилось, как ты зайчика изображаешь! – он улыбнулся.

– Ну, я тебе сейчас загадаю! – прошипела я.

И загадала! «Мцыри»! Как же он старался! Изображал барса; катаясь по полу, показывал схватку, загонял барсу в горло острый сук и в мучениях умирал, потом отползал в сторону и умирал вновь – словом, из нашей компании никто, кроме меня и него «Мцыри» не читал, и все Димкины старания были зазря… Под конец он перекрестился и упал навзничь.

– Ты монах? – вдруг спросил Витя.

Мертвец мгновенно воскрес и закивал головой.

– Монах… – пробормотал Витя. – Это произведение девятнадцатого века.

Митя согласился.

– Пушкин? Лермонтов?

Митя показал два пальца.

– Оба?

Димка опять упал навзничь и вновь показал два пальца.

– А, второй? – догадался Витя. – Лермонтов?

Димка так закивал головой, что она у него чуть было не отвалилась.

– «Герой нашего времени»?

– Нет! – Дима, казалось, потерял надежду, как вдруг Витёк хитро посмотрел на него и сказал:

– «Мцыри»?

Дима встал на колени и воздел руки к небу:

– Слава тебе, господи! Свершилось!!!

– Ну, загадывай! – Витя гордо вышел вперёд. – Сейчас я вам покажу!

Уж не знаю, чего он там хотел показать, может, «Войну и мир» в миниатюре, но Димка что-то шепнул ему на ухо, и Витино лицо перекосилось:

– Ну нельзя же так! – взмолился он.

Митя был непреклонен:

– Кто у нас будущий оскароносец?

Пришлось Витьке покориться. Он глубоко вздохнул и, присев на корточки, запрыгал.

– Заяц? – Инга выдвинула испытанную версию.

– Ква-ква! – с кривой миной сказал Витя.

– Лягушка! – «догадалась» Диана.

Потом Витя встал, показал руками овал, начал туда что-то говорить, вытащил кошелёк, отсчитал деньги и протянул в окошечко. Причём всё это получалось у него так овеществленно, что мы как будто видели в его руках кошелёк и деньги! Затем он взял из окошечка что-то, поблагодарил, накинул на плечи рюкзак, в руки взял по тяжёлой, о-очень тяжёлой! сумке и, переваливаясь, куда-то пошёл. Остановился, протянул что-то кому-то, изобразил как кто-то берёт это что-то, читает и возвращает Вите. Витя опять пошёл, потом с довольным вздохом уселся, раскинул руки, словно летит, и несколько раз квакнул.

– Лягушка – путешественница! – вскрикнул Женя.

– Точно!

– Зачем так сложно? – удивилась Лена. – Показал бы ещё уток… А то я сразу и не поняла…

– Мне захотелось так! – сказал Витя.

– Классно у тебя с предметами выходит! – дружно позавидовали мы.

Он скромно пожал плечами и сел. Мы ещё немного поиграли в «Крокодила», потом девочки предложили погулять. Никто не возражал. Мальчишки захватили с собой фейерверк, мы быстро оделись и вышли на улицу. Немного побегали, повалялись в снегу, которого было не очень-то и много этой зимой, пожгли петарды и ракеты, повизжали от восторга, замёрзли и побежали греться. Было уже около пяти. Опять захотелось есть. Уселись за стол и с удвоенным аппетитом набросились на остатки салатов, бутербродов, курицы с картошкой, девочкам налили остатки шампанского, мальчики наконец-то добрались до водки.

– Может, не надо? – сказала Ксюша.

– Романова, не встревай! – заявил Дрон. – Это мужская игра!

Он притащил рюмки и разлил водку. Я обратила внимание, что Димка и Артём не поддержали в этом пацанов, а вот Лена и Диана приняли участие! Маринка тоже было потянулась с рюмкой, но я так свирепо зыркнула на неё глазами, что она поспешно отдёрнула руку.

Ксюше внезапно стало не по себе, и она убежала в туалет. Когда вернулась, мы вновь сдвинули бокалы и поздравили друг друга с Новым годом. Артём предложил потанцевать, но нам больше хотелось поваляться, лишь неугомонный Андрюха включил музыку и начал дёргаться в такт.

– Дрон, поставь медляк! – как-то повелительно сказал ему Ильнар, и Андрей немедленно послушался.

Меня это заинтриговало: обычно он ничьё мнение и в грош не ставил, а тут смотри-ка, какой послушный!

«Интересно, кто он ему?» – подумала я.

И Женя, и Ильнар были не похожи на ровесников Андрея, они явно были старше нас всех, им было, может, уже по двадцать, да и вели они себя не так ребячливо, как наши пацаны.

«Может, они из какой-то группировки, а Дрон у них шестёрка?» – но эту интересную мысль не дал мне додумать Димка собственной персоной! Он подошёл и вежливо пригласил меня на танец. Надо ли добавлять, что у меня моментально все мысли из головы вылетели! Я встала и положила руки ему на плечи, он обнял меня за талию. При этом нос мой оказался на уровне его груди, и, чтобы посмотреть на Димкино лицо, мне надо было задирать голову вверх! Поэтому я предпочла сопеть ему в третью пуговицу рубашки, не поднимая глаз.

Какое-то время мы медленно двигались в такт мелодии на «пионерском» расстоянии, потом я почувствовала, как его руки робко подтягивают меня поближе, и носом я почти дотронулась до его груди, на которой виднелась тёмная поросль – он снял бант и расстегнул рубашку. Я осторожно вдохнула: опять этот запах, который я впервые почувствовала, когда мы проявляли фотографии в тёмной ванной! Это Димкин запах! Немного побольше пота, поменьше одеколона, потому что все мы успели и вспотеть и устать за долгую ночь; у меня неожиданно защипало глаза: мне дорого было всё, что было в нём, даже этот кисловатый, немного луковый аромат его вспотевшего тела! Сердце моё то отстукивало чечётку, то затухало.

– Поля! – шепнул он, прервав мои мысли.

– Что? – я наконец-то подняла голову и увидела, что он тоже склонился ко мне: синие глаза были совсем рядом.

– Я хочу кое-что подарить тебе!

– Мне?! – поразилась я.

– Да. Я же забрал у тебя такого чудесного котёнка, поэтому дарю тебе другого взамен! – с этими словами он вытащил из кармана брелок с небольшой мягкой игрушкой – рыжим котёнком!

– Ой, какая прелесть! – прошептала я, ничем, наверное, не отличаясь в этот момент от тысяч других девчонок, получивших первый подарок от любимого.

– Он ещё пищит! – Дима осторожно сжал пальцы, и котёнок пискнул.

– Спасибо, Митя! – я сама не заметила, как назвала его своим «тайным» именем.

– Как ты меня назвала?! – изумился он.

– Митя… А что, тебе не нравится? – испугалась я.

– Очень нравится! Меня так никто никогда не называл! – он притянул меня ещё поближе и наклонился.

Я поняла, что он хочет меня поцеловать, закрыла глаза и вытянула губы. Его губы, мальчишеские, обветренные, дотронулись до моих, и мы поцеловались – чуть соприкоснулись губами – а мне показалось, что это сердца наши прильнули друг к другу…

Он обнял меня покрепче, и мы тихо покачивались под музыку. Сквозь полузакрытые веки я видела другие танцующие пары: Витя с Ингой, Женя и Лена, Марина танцевала с Саней, Артём – с Наташей, Дрон веселил Диану, вот только Ксюши не было видно.

«Наверное, опять плохо стало», – подумала я.

Музыка прекратилась, и мы отодвинулись друг от друга: что было естественным в танце, при ярком свете не должно стать достоянием всех. То, что случилось, было нашей личной, на двоих, тайной…

– Давайте пить чай? – включив свет, сказал Андрей. – Есть конфеты, пирожные и Линкина ватрушка!

– Давайте! – народ оживился и потянулся кто куда: кто-то в туалет, Андрюха – кипятить чайник, я и Марина – доставать припасы, Артём вытащил и расставил на столе чашки и блюдца. Мы заварили крепкий чай, добавив в него травы из запасов мамы Дрона, водрузили на стол блюдо с пирожными, целую вазу конфет и мою ватрушку. Неугомонный Андрей притащил бенгальские огни, воткнул их в ватрушку и поджёг; мамин кулинарный шедевр превратился в сияющий, плюющийся горящими искрами веник. Я немного поворчала, что он хочет испортить мою ватрушку, но она не стала хуже, даже наоборот! И мы с огромным удовольствием принялись её уплетать!

– А где Ксюша? – после второй чашки чая вспомнила я.

– Ильнара, кстати, тоже нет, – заметил Тёмыч.

Дрон застыл, потом вскочил из-за стола и выбежал в коридор, прислушался и метнулся вверх по лестнице. Мы гурьбой ринулись за ним следом. Он подскочил к одной из гостевых комнат и распахнул дверь: на кровати лежали Ксеня и Ильнар, он навалился на неё сверху, она вяло брыкала ногами и отталкивала его. Глухо доносился Ксюшкин плач.

Пока мы стояли в остолбенении, Димка один смог правильно отреагировать: он подскочил к кровати, схватил Ильнара за шиворот и сдёрнул его с Ксюши. Мы с Маринкой подскочили к подруге и помогли ей сесть. Она плакала, волосы её растрепались, помада размазалась по лицу, на шее виднелись засосы.

– Принесите воды! – попросила я девчонок, и Наташа стремглав бросилась вниз по лестнице и через секунду вернулась со стаканом воды.

Ксюша начала пить, она вздрагивала, зубы её стучали о стакан, от былой уверенности не осталось и следа: она была похожа на испуганного зайчонка.

Мальчишки тем временем разбирались с Ильнаром.

– Ты что, придурок, творишь! – Димка держал его за шиворот. – Она же девчонка совсем, ей шестнадцати нет!

Ильнар вырвался и злобно блеснул глазами:

– А тебе какое дело, она твоя тёлка, что ли?

– Она моя подруга, понял, урод! Дрон, что у тебя за друзья?! – обратился Димка к Андрюхе, который стоял, не вмешиваясь, с видом побитой собаки.

– А с тобой, Дрон, ещё потолкуем! – подошёл к нему Ильнар.

– А ты ему не угрожай! – это уже Тёмка вмешался.

– Тебя вообще не спрашивают! – бросил ему Ильнар.

– В общем, чтобы мы тебя рядом с Андреем и нашими девочками не видели, понял? – обратился к нему Дима.

Ильнар нехорошо улыбнулся и неожиданно, без замаха, ударил Димку по лицу. Он упал. Мальчишки накинулись было на него, но внезапно закричал Андрей:

– Парни, не трогайте его! Дайте им уйти! – он побелел, губы дрожали, в глазах плескался страх.

Мальчики отпустили Ильнара, он встряхнулся, сказал:

– Шиза, пошли! – и они с Женей вышли из дома.

Оставшиеся обратили своё внимание на пострадавших. Ксюше помогли умыться и привести себя в порядок. Дрон, на которого, честное слово, было жалко смотреть, принёс ей тёплую кофту, чтоб она не дрожала, накапал корвалола из маминой аптечки, налил горячего чая. Она сидела за столом и пыталась пить чай с ватрушкой, но это ей плохо удавалось: руки тряслись.

У Димки была разбита губа, мы промыли ранку перекисью водорода и смазали йодом. Дима мужественно терпел, потом подсел к Ксюше и поцеловал её в лоб:

– Идиотов много, но не все парни такие. Ксень, постарайся забыть!

Мы все тоже устроились за столом и продолжили чаепитие.

– Я вообще не поняла, как это произошло! – вдруг воскликнула Ксюша. – Мы танцевали, потом он меня поцеловал, а потом мы вдруг оказались в этой комнате на кровати!

Её опять стало трясти.

– У меня болит голова и всё плывёт перед глазами! – она заплакала.

– Где твой бокал? – спросил Дима.

Ксюша показала. Он понюхал оставшуюся жидкость и зло сказал:

– Он подлил ей в шампанское водки!

Тёма тоже понюхал и скривился:

– Точно! Вот мерзавец! И когда только успел!

– Ксюш, тебе надо сейчас поспать, – мягко сказал Митя. – Девочки, уложите её в кровать!

Мы с Мариной увели Ксеньку в комнату для девочек, уложили, укрыли одеялом, и она, повсхлипывав, уснула. У нас же сна не было ни в одном глазу! Предстояло узнать, кто такие Ильнар и Женя!

Когда мы спустились вниз, Андрея уже атаковали вопросами, а он, странно тихий и присмиревший, не хотел ничего говорить:

– Не скажу! Не ваше дело! Какая вам разница?!

– Дрон, ты совсем больной или придуриваешься?! – рявкнул на него обычно спокойный Тёма. – Он чуть Ксюшу не… не изнасиловал! А ты говоришь, не наше дело! Как раз наше!

Андрей, упрямо стиснув губы, молчал.

– Андрюш, ты пойми, они опасны! – увещевал его Митя. – Полон дом народу, а он на такое решился! Мы за тебя беспокоимся! Кто они?

– Кто, кто! – вдруг зло выкрикнул Андрей. – Бандиты они! Из банды Кота! И пистолет у него не игрушечный, а настоящий! Им человека убить – раз плюнуть!

Андрей заплакал. Странно было на это смотреть: здоровый, крепкий парень сморщился и по-детски вытирал ладонью слёзы. Наташа протянула ему платок, он шумно высморкался.

– Из банды Кота-а! – протянул Витя.

Об этой банде знали все. Это была самая опасная и серьёзная преступная группировка в городе, причём во многом она действовала легально: они осуществляли охрану некоторых предприятий, были «крышей» для многих мелких торговцев, их люди работали в администрации и мэрии города и в силовых структурах – словом, она, как сеть, опутывала нас. Об этом знали и правоохранительные органы, но изменить ничего не могли – и там у Кота были свои люди.

Для города во многом их деятельность была положительной: не было мелких хулиганов, потому что все они воспитывались Котом с малолетства, с того момента, как первый раз попадали на учёт в милицию; можно было спокойно ходить по тёмным улицам, не опасаясь, что на тебя нападут; а если случались крупные преступления – значит, их осуществлял сам Кот.

Ещё была у него небольшая мобильная группа – молодые парни, которые охраняли его, выполняли мелкие поручения, выбивали долги. Женя и Ильнар были как раз из них.

Всё это рассказал нам Андрей.

– Как же ты с ними связался? – тихо спросил Дима.

– Батя помог! Он же у меня шишка, в администрации заседает, а ещё у него несколько магазинов. И Кот предложил ему крышу! Папаня и согласился… Откуда он знал, что его будут использовать!

– Должен был предположить, – уже спокойно сказал Тёма. – Не маленький ведь…

– Ну, ладно, отец твой ввязался, – сказала я. – Ты-то чего трясёшься?

– Да я и сам… – Дрон замолчал.

– Что сам? – спросила Марина.

– Сам с ними связался… сначала просто интересно было: они крутые, у них тачки, денег полно…

– Дрон! У тебя такой богатый отец! Чего тебе ещё надо было?! – не поняла Марина.

– Это только видимость… – вздохнул Андрей. – Батя мне денег совсем не даёт!

– Почему?!

– Считает, я должен знать цену копейке! А ребята мне всегда одалживали! Я потом отдавал, когда мог!

– Ты и сейчас им должен? – спросил Дима.

– Сейчас – нет…

– Андрей, завязывай с ними, – посоветовал Саня, до того не проронивший ни слова, а только с жалостью смотревший на него. – Ведь это только начало, потом цепочка потянется, не успеешь оглянуться, как окажешься за решёткой. Вместе с твоими «друзьями». А оттуда дороги нет, я-то знаю…

У Саши старший брат сидел на «красной зоне». По глупости попался, по малолетству: с пятнадцати лет был на учёте в милиции за хулиганство, а в восемнадцать они с «группой товарищей» ограбили киоск, избили продавщицу, и сейчас он отбывал срок за групповой вооружённый грабёж. Судьи не посмотрели ни на молодость преступников – самому старшему было девятнадцать лет, – ни на слёзы матери, а уж сколько их Сашина мать выплакала, можно было представить! Она костьми легла, чтобы вытащить сына, но удалось ей только «смягчить» приговор с двенадцати до девяти лет. Иван отсидел уже пять, через четыре года, в возрасте двадцати семи лет он должен был выйти на свободу и «начать новую жизнь».

– Мать говорит, у Ваньки половины зубов нет и он почти лысый, а ведь брату двадцать три, – мрачно сказал Санька. – Так что, Дрон, пораскинь мозгами.

Вот так невесело заканчивался наш праздник… Никому уже ничего не хотелось, поэтому мы молча разошлись по комнатам и легли хоть немного поспать. Мы с Мариной устроились рядом с Ксюшей, и Маринка тоже вскоре уснула, а я ещё долго смотрела в темноту и удивлялась: жизнь похожа на американские горки (кто сказал, я не помню, но как верно!), за одну ночь мне удалось испытать разочарование, тоску, надежду, восторг, страх, гнев и жалость!

Но, конечно, радость от поцелуя с Митей, от подарка пересиливала все остальные чувства – люди так эгоистичны! Я сжимала в руке рыжего котёнка и отчаянно надеялась, что всё это не окажется сном, а будет иметь продолжение!

Утром первого января я проснулась, когда девчонки ещё мирно посапывали в подушки. У Ксюши был нормальный цвет лица, розовые щёчки, и я подумала, что, может быть, всё обойдётся и она забудет то, что было.

Потихоньку, стараясь никого не разбудить, я встала с кровати, оделась и пошла вниз, на кухню: очень хотелось пить, а спать почему-то совершенно не хотелось. По дубовой лестнице, которая совершенно не скрипела, я спустилась и оказалась на поле праздника…

– Да… Андрюхе надо помочь навести порядок, сам он точно не справится!

Горы грязной посуды, захламлённый стол, крошки, конфетти, серпантин – чего только не было на полу! Я подошла к столу и отыскала свою чашку: мне досталась очень красивая, с ёжиком и цветами, и пошла подогреть чай, но чайник был уже горячий! Кто-то встал ещё раньше меня! Я поискала следы пребывания этой ранней пташки на кухне и нашла ещё тёплую чашку – этот кто-то только что был здесь!

Я устроилась около окна, взяла одну из оставшихся конфет – мне было уже всё равно, какую, – и стала пить чай. За окном не торопясь падал пушистый снежок, светило яркое, совсем новое солнце, и мне смертельно захотелось выскочить наружу и окунуться в мягкий сугроб. Не мне одной… На крыльце послышались шаги, и в комнату вошёл Димка! С красными от морозца щеками, довольной улыбкой, сияющими синими глазами.

– О! Тоже проснулась! – констатировал он и зябко поёжился. – Бррр! Там холодно!

Он был без верхней одежды и без шапки, белые снежинки на его волосах таяли, превращаясь в блестящие маленькие капли.

– Чай горячий? – спросил он.

Я мотнула головой:

– Наверное, уже остыл.

Дима включил чайник и, дожидаясь, пока вода закипит, встал у окна.

– Хорошая погодка, верно? – не оборачиваясь, сказал он.

– Хорошая, – тихо согласилась я.

Мне было очень неуютно: я как-то не представляла, как вести себя дальше, всё случившееся ночью казалось, как это ни банально, сном… Этот поцелуй – случайность или что-то большее? Что мне делать? Как говорить с ним? А он? Вот я ласково улыбнусь ему, а он…вдруг сделает вид, что ничего не было? Тогда я буду выглядеть полной дурой… Так я терзала себя, катая чашку в ладонях, и не заметила, как Дима подошёл:

– Тебе добавить горяченького?

Я вздрогнула от неожиданности и вскинула голову: он стоял рядом, смотрел на меня и улыбался:

– О чём задумалась?

– Так, ни о чём, – соврала я и подставила чашку.

Димка налил мне кипятка, уселся на соседний стул и взял конфетку. Это был миндаль в шоколаде. Повертел её в руках и протянул мне:

– Будешь?

Я покачала головой. Он пошелестел фантиком и положил её в рот. Его губы, тёмно-розовые, покрытые сухими лепестками, медленно задвигались. Я смотрела, как он жуёт конфету, пьёт чай, и странное, непонятное чувство охватило меня. Оно было похоже на щекотку, но на очень приятную щекотку; началось где-то в области желудка, щемящим холодком пролилось на ноги, потом взметнулось вверх, к самому сердцу, и я почувствовала, как у меня перехватило дыхание… Это было так не похоже на всё, что я испытывала раньше, и я испугалась, что Митя поймёт, что со мной творится!

Ливневым дождём нахлынули на моё бедное, неопытное существо противоречивые эмоции, и, наверное, всё отразилось на моём лице, потому что Митя внимательно посмотрел на меня и улыбнулся:

– Поля, ты неважно себя чувствуешь?

– Со мной всё хорошо! – быстрее, чем нужно, слетело с моих губ, и я поспешно уткнулась в чашку с чаем.

– Может быть, хочешь погулять? Пока все спят? – предложил он.

– Пожалуй! – пробубнила я из чашки.

Мы оделись и вышли на улицу. Снег всё падал, солнце светило, играя в гранях снежинок, лёгкий ветерок шевелил Димкины волосы. Он не надел шапку: не захотел, хоть я и сказала ему, что он отморозит уши, но Димка лишь рассмеялся. Он первым сошёл с заснеженного крыльца и подал мне руку, чтобы я не поскользнулась, и как же я была благодарна ему, что он не отнял её потом!

Мы медленно пошли вдоль дома, держась за руки; его ладонь была большой и тёплой, моя -полностью спряталась в ней, как мышка в норке. Мы вдыхали морозный воздух, молчали, и я чувствовала, что это самые счастливые минуты в моей жизни! Идти рядом с ним, держать его за руку, ощущать, как его заусенец царапает мою ладонь… Наверное, я до конца не понимала, насколько была счастлива! Никогда не ценишь то, что у тебя есть сейчас. Человеческая утроба настолько ненасытна, что требует от жизни ещё, ещё, больше! Больше! Когда для счастья достаточно ничтожной малости: чтобы твой любимый был рядом и его заусенец царапал твою ладонь…

Мы прошли вдоль дома и направились в сад. Яблони, густо обсыпанные снегом, были похожи на молодых девушек в подвенечных уборах.

– Какая красота! – ахнула я и побежала к деревьям. – Димка, они как из сказки!

Он подошёл ко мне:

– Не так! – и покачал головой. – Ты не так меня назвала!

Он взялся руками за нижние ветви и чуть наклонился:

– Не Дима…

– Митя, – прошептала я, не смея взглянуть ему в глаза.

Он тряхнул яблоню, и снег хлопьями полетел на нас.

– Митя, что ты делаешь? – я подняла ресницы и почувствовала, как внезапно ослабели колени.

«Что это со мной?! – с ужасом подумала я. – Я теряю сознание? Какой стыд! Что он обо мне подумает?! Что я кисейная барышня?! Чуть что – и с катушек долой?!!»

Я тоже уцепилась за ветку, чтобы не упасть, и смело посмотрела ему в лицо. Димка ещё сильнее тряхнул дерево, и целые гроздья снега обрушились на нас, попав за шиворот. Я взвизгнула от неожиданного холода, дёрнулась вперёд и оказалась в Димкиных объятьях.

– Ой! – прошептала я, упершись руками ему в грудь.

– Ой! – повторил он за мной, сильнее сжав меня.

В глазах его метались шальные огоньки.

– Поля, – шепнул он. – Я хочу тебя поцеловать… Можно?

– Не знаю, – пробормотала я, не в силах отвести от него взгляд. – Не знаю…

Он ещё чуть помедлил и поцеловал меня в щёку. Я почувствовала, как он закрыл глаза, потому что его ресницы скользнули по моей коже. Мои губы сами потянулись ему навстречу и… больше я ничего не помню! Это правда, что от первых поцелуев мутится в голове, это правда, что земля плывёт под ногами и останавливается сердце! Ничего прекраснее в моей жизни не было и не будет…

Сколько мы стояли под яблоней – не помню, да это и не имело никакого значения: он был рядом со мной, обнимал меня, и мне хотелось, чтобы это длилось вечность!

Но вечность быстро закончилась: из дома гурьбой высыпали наши одноклассники, и мы отпрянули друг от друга.

– А! Вот вы где прячетесь! – воскликнула Марина. – А мы вас искали, искали, решили, что вы домой уехали!

– Что за глупости! – возмутился Димка. – Почему это мы должны были уехать?!

– Ну, домой захотелось… – чёрные Маринкины глаза быстро перебегали с моего лица на Димкино и, видимо, что-то высмотрели, потому что она разулыбалась. – Не уехали – и ладно! Ребята! Пошли в сугробах валяться!! – закричала она.

Началась весёлая возня, воздух наполнился визгами и криками девчонок, когда ловкие руки парней засовывали им за шиворот пригоршни снега, ребята тоже покрикивали срывающимися басками, когда девчонки стайкой налетали на одного из них и, навалившись, пихали лицом в сугроб. Мы с Митей тоже приняли посильное участие в этой забаве, и, разгорячённые, проголодавшиеся, все вернулись в дом.

Я наблюдала за Ксюшкой и с удовольствием видела, что она наравне со всеми веселится и валяется в снегу; наверное, первое потрясение прошло, и она немного успокоилась. Никто не задавал ей никаких вопросов – мы словно договорились об этом, но на самом деле никакого сговора не было: просто никому не хотелось напоминать ей о том, что произошло сегодня ночью.

Вернувшись в дом, мальчики занялись наведением порядка, а девочки – соображать, как из остатков пиршества приготовить приличный завтрак. Задача была трудная, но всё равно мы справились лучше, чем мальчишки, которые пропылесосили середину комнаты, фантики и конфетти из недоступных углов замели под диваны, а разбросанные вещи просто запихнули в шкаф. Пришлось им помогать.

– Эх, вы! – презрительно сказала Наташа. – Даже с этим не справились!

Пока десант девочек расправлялся с оставшимся мусором, основная девчачья часть накрывала на стол. Приглашать никого не пришлось: оголодавшие ребята толпились около стола и так и норовили урвать какой-нибудь кусок без разрешения.

– Просто гарпии какие-то! – прикрикнула на них Ксюшка.

Инга и Диана участия во всём этом не принимали: за ними рано утром заехал чей-то папа на машине, который предложил ещё кого-нибудь довезти до города, но мы вежливо отказались. Папа попрощался со всеми, пожал Диме руку и уехал, а мы остались в тесной и дружной компании.