Хроники Престижного района

Я думаю, она у тебя тоже никакой работы не боится. Знаешь, у меня остались друзья в Ленинграде, попрошу, подыщут тебе работу с жильём. Не боишься – одна с ребёнком в чужом городе, ни родных, ни знакомых?

– Родня от меня и так шарахается, знать не хотят, я же без мужа дочку родила. Позор для семьи. А в чужом городе, какой с меня спрос? Дочка и дочка.

Так Вера с Люсей, девятиклассницей, оказались в Питере.

Новая дворничиха была спокойной и приветливой. Не кричала на ребят, как старый дворник:

– Не шумите, мешаете отдыхать людям! Бросаете банки от пива – руки отсохнут до урны донести?

Попросила:

– Не бросайте мусор, мальчики, спина болит, нагибаться.

Не бросали. С ними по-человечески, и они по-человечески.

– Не выражайтесь громко. Тут дети маленькие во дворе, люди пожилые. Неловко.

Не получалось. Мат прочно вошел в словарный запас, его не замечали. Девчонки в их дворовой компании во всём старались походить на ребят, были, что называется, свои в доску. И выпить, и покурить, и с лёгкостью пересыпать речь матом.

Это считалось особым шиком – вот мы какие! Не хуже мальчишек! Их принимали такими, какие есть.

Люся была, как девочка с другой планеты, светлой, чистой, незапятнанной. Ему хотелось драться за неё, защищать от всего мира, баловать, покупать мороженое.

Сказать что-то незначащее, и всё, они знакомы! Можно спросить, откуда приехали. Можно сказать что-то смешное и увидеть, как она улыбается. Можно пригласить в кино, или даже в кафе – у него же есть деньги!

А потом она стала бы его девушкой. И он мог бы обнимать её за плечи, как Андрей с четвёртого этажа обнимает Милку, когда поздним вечером они расходятся по домам. И поцеловать когда-нибудь!

Но он был наркокурьером и не имел права впускать её в свою, полную риска, жизнь.

Был бы театралом и видел «Обыкновенное чудо», мог бы сказать словами юноши-медведя:

– Что ты сделал для любимой?

– Я оставил её…

Когда этот парень проходил мимо их скамейки, они замолкали и смотрели с завистью. Американские джинсы, настоящие, не подделка с рынка, куртка коричневой кожи, не Турция, Греция. Кроссовки Адидас, и сумка Адидас, и бейсболка!

Он жил у них во дворе недавно. Проходил, глядя поверх голов, ни с кем не общался.

А однажды они с Олегом столкнулись перед лифтом, и парень спросил:

– Умеешь держать язык за зубами?

– А нужно?

– Если хочешь хорошо зарабатывать.

– Я готов.

– Зайдём ко мне. Можешь называть меня Сом.

– Тогда уж дядя Сом.

– Хорошо, пусть будет дядя.

Он стал наркокурьером. Работа была, не бей лежачего, – разложить пакетики с наркотиком по закладкам.

Появились первые деньги, можно не просить у родителей на каждую мелочь. И пиво, и водку попробовать.

Компания у них была шумная. Собирались вечером, была гитара, конечно.

И песни – старые блатные, неизвестно, каким образом дошедшие до них, и Окуджава, и Высоцкий.

Сомов жил этажом выше. Олег никогда не мог понять, почему потом, до самого своего ухода, опекал его, помогал во всём, наставлял и учил жизни.

Встречал на лестнице:

– Заходи, Олег, чайку попьём.

Иногда предлагал партию в шахматы. Играл с ним, как с котёнком, подставлял под удар фигуры. Блиц, и неизменный мат.

– Я учу тебя, как нужно проигрывать.

– Зачем? Я хочу выигрывать! Лучше бы этому поучили.

– Всему своё время. А проигрывать нужно уметь, держать удар с достоинством. Не просить пощады, не унижаться.

Главное, чтобы у тебя были большие деньги. О-очень большие. Ты можешь не тратить их, жить скромно, но знать, что они у тебя есть. Как фундамент для прочности, уверенности в себе. У нас не так много возможностей зарабатывать – или держать в руках всю торговлю, чтобы дань тебе платили, или оружие, или наркотики.

Я не бандит, и тебе не советую. Хотя боятся меня, знают, если что, и в тюрьме достану, и в колонии. И с того света! В оружии надо очень хорошо разбираться, и стреляет оно, когда под рукой. У нас тоже стреляют, но реже. Наркотики проще, тихая работа, но прибыльная. И перестань думать, что ты делаешь что-то ужасное. Забивают людям голову – белая смерть, белая смерть! Ну, смерть, и что? Мы же не убиваем! Есть спрос, есть и предложение. За границей их в аптеках продают! И человечество сидит на наркотиках с самого своего возникновения. Грибы всякие, ягоды… говорят, это яд. Так змей уничтожьте, все ядовитые растения. Не знаешь, как обращаться, не трогай. Понравилось, значит, твоё. Дорого, так и любо!

И ты должен быть неуязвим, понимаешь? Чтобы у тебя ни одного слабого места, за которое можно ухватить, прижать.

Женщина есть женщина, но привязываться нельзя. Увидишь, что далеко зашло, не просто обычный секс, говори, мне пора домой. Или ей, если пустил к себе.

– Но это же больно!

– Если что, будет больней. А желающих сделать больно хватит через край. Будет много денег – надо делиться. Успешная фирма – почему именно твоя? А так, ты один рискуешь, только собой. Знаешь, на что идёшь, и не подставляешь родного беззащитного человечка.

И надо быть невидимкой. Видишь всех, знаешь о многих, а о тебе – никто. Ни друзей, ни приятелей. Только на первый взгляд тяжело, привыкнешь. Полная внутренняя свобода, где бы ты ни был, и в тюрьме, если попадёшь. Ты сам по себе!

Семья Олега была, как миллионы других. Родители инженеры. Отец – начальник лаборатории, куда маму направили по распределению. Через год они поженились, хотя разница в возрасте – двадцать лет.

Он был старым коммунистом, солдатом партии без страха и упрёка. То, что произошло с его страной, институтом, которому он отдал сорок лет жизни, великой партией, подкосило его.

Институт закрыли, оборонка, которой он занимался, как многие другие, была никому не нужна. От кого обороняться? Запад наш лучший друг, учитель и помощник.

Родители оказались на улице, жили втроём на отцовскую пенсию. Отец почти не выходил из дому, сидел перед телевизором и громко спорил с любым оратором по ту сторону экрана: