Ситцевая флейта

Автор

Светлана Геннадьевна Леонтьева

Жанр

Cтихи и поэзия

Год написания книги

2019

<< 1 ... 29 30 31 32 33 34 35 36 37 ... 61 >>

На страницу:

Перейти

33 из 61

Настройки чтения

Размер шрифта

Высота строк

Поля

говорить на родном я на русском своём языке.

А не ртом, так всем солнцем, что мне прожигает ребро.

Одного я страшусь своего – пусть не сбудется! – сна,

в нём приходит, как будто бы странник дневною порой

и как будто танцует, и волосы, словно из льна.

И речёт! И глаголет! Но люди не могут понять,

ибо – чипы, спорт-мини, биг-доги летучих лисиц.

Ни гортанная речь, а бездушная на-на-родня.

И ни слёзы, а камни текут из раскосых глазниц.

С нами падшие деды о самом святом говорят,

но о чём…не припомним…

И я просыпаюсь в поту.

То, чего не смогли уничтожить война и снаряд,

то, чего не засыпали пеплы сухих автострад,

неужели погибнет в нас слово живое во рту?

Так пытается нас супостат изничтожить! Вовнутрь

протекает, что стронций. Что рак разъедает и жжёт.

О, язык, о, мой крест, о, мой любый, молю я, побудь!

Извлекать без тебя, как смогу сладкий Одина мёд?

Да, никак не смогу…

Как же мама, что моет стекло?

Как мои одноклассники? Вечности всех моих тризн?

Как же мне восклицать, что прекрасна, что пламенна жизнь,

как убийственно жгуча и как она смертна зело!

***

…вышиваю, вот нить, вот рисунок, вот пяльцы.

Но вселенная крошится, бьётся, звеня.

Не довыносить мне тебя в снах радиаций,

как по Брайлю лишь воздухи трогать мне пальцами!

Ты был лучше бы всех, был бы лучше меня!

Я такой молодою была в эти годы.

Жарко. Душно. Весь пламень испит, испещрён.

Но взывала во мне память племени-рода,

я решилась. В больницу легла, как в полон.

Только помню, там сквер был напротив больницы,

марлю, вату, пелёнки да Божьи десницы.

Я люблю тебя, сын, хоть ты не был рождён!

Этим злым, беспощадным был выжжен дождём

и врачебною глупостью. Но я кричала,

что всем Матерь младенцам с Христова начала.

Так себя ощущала я царственно, яро:

принимала бы чревом младенцев чужих.

Их – убитых, сожжённых на поле ячменном,

на одесских голгофах, в плену фосфогенном.

А теперь лишь по Брайлю в ветрах костяных

я читаю послания – пишет мне космос,

апельсины, игрушки, дельфин, абрикосы.

У истории нет оправдания и

сослагательного наклонения. Рви,

хоть сама уревись в днях белёсых.