Безумная неделя, или Майские хлопоты
И правильно сделал, понимаю я. В момент нашего знакомства в моей голове была только Юля. Заведи Глеб шарманку о своем интересе ко мне, я послала бы его сразу и безоговорочно.
Внезапно я чувствую большое облегчение. Подспудно я всегда ощущала какую-то неестественность в столь своевременном возникновении Глеба на моем пути. Просто сказка какая-то: я хочу проникнуть в «Атлант» – и тут же появляется человек, который может мне это обеспечить. И не только может, но и сам принимает участие в моей авантюрной вылазке. Благополучный исход мероприятия говорил о том, что это, по крайне мере, не подстава, но легкая тревога не покидала меня всю неделю. Я как будто боялась, что за щедрый и ничем не заслуженный подарок судьбы мне рано или поздно будет предъявлен счет.
Хорошо, этот вопрос можно считать закрытым. И, пожалуй, не стоит допытываться у Глеба, насколько оправданным оказались его ожидания относительно меня. Педалировать эту тему – все равно, что напрашиваться на комплименты.
Внезапно меня как будто толкают в грудь. Какие еще комплименты! Он же только что сделал мне предложение!
Он спятил, не иначе. Или переволновался из-за сестры. И как мне поступить, перевести все в шутку? Согласиться и посмотреть, что будет?
Ладно, для начала просто дам ему возможность сделать вид, что он ни о чем меня не спрашивал.
– Если мы сейчас же не выйдем на улицу, то я усну, – заявляю я.
– Ты пытаешься сменить тему?
– Угу. Тебе стоит уцепиться за этот шанс.
– И мы дружно забудем то, что я сказал несколько минут назад? Ты сама-то в это веришь?
– Необязательно забывать, можно просто отложить…
Глеб тяжело вздыхает.
– Ладно, я признаю, что поддался эмоциям. И, наверное, неправильно выбрал время и место. Но хочу, чтобы ты знала – я сказал то, что думал и чувствовал. И готов ждать сколько угодно…
– Глеб! – я теряю терпение. – Может, ты и ощущаешь себя так, будто знаешь меня целый год, но это же иллюзия! С чего ты взял, что я подхожу для семейной жизни, что я не умею скандалить, что я не изведу тебя сценами ревности…
– Еще какие ужасы припомнишь? – откровенно веселится Глеб.
Вместо ответа я просто возмущенно фыркаю.
– Значит, скандалить и истерить ты умеешь? А можно уточнить, когда ты делала это в последний раз?
Я невольно задумываюсь. Я же смогу вспомнить что-нибудь в этом роде, правда? Хотя, должна признать, разговоры на повышенных тонах меня жутко утомляют ввиду своей полной бессмысленности. Из-за этого я даже рассталась со своим бывшим парнем. Оказалось, тот был уверен, что страсть требует обязательных бурных сцен, ссор и примирений. Однако, как он ни пытался, спровоцировать меня на нечто подобное так и не смог, усомнился в моих чувствах, устроил напоследок грандиозный скандал и окончательно исчез из моей жизни.
– Прости, ты уже до какого года в своих воспоминаниях добралась? – ехидничает Глеб. – Учти, кризис трехлетнего возраста я в расчет принимать отказываюсь.
– А переходного?
– Только не надо меня убеждать, что ты была трудным подростком.
– Ладно, – сдаюсь я, – Истерики – это не моя стихия. Но…
Должно же быть какое-то «но», я это чувствую. Что-то в рассуждениях Глеба мне сильно не нравится, только я никак не уловлю смутную мысль…
Что тут, в конце концов, происходит? Глеб пытается меня убедить, что наше неприятие скандалов свидетельствует о том, что мы созданы друг для друга? Вообще-то обязательным условием для брака принято считать нечто другое – то, о чем я даже упомянуть не могу, так как считаю, что здесь инициатива должна исходить от мужчины.
Может, Глеб из тех, кто считает разговоры о чувствах необязательными? Мол, все должно быть ясно по поступкам, поведению, отношению и все в таком роде? Ладно, мне действительно ясно, что Глебу весьма комфортно в моем обществе, и он надеется, что это взаимно. Как трогательно! Вполне достойно пары пенсионеров, раздумывающих, не встретить ли им старость вместе.
– Майя, – Глеб неожиданно берет меня за руку. Я смотрю ему в глаза и вижу, что в них отражается отнюдь не надежда на тихое бесконфликтное сосуществование.
Мне начинает казаться, что жизнь и без слов упоительна хороша. Однако Глеб решает сделать её еще лучше и потому тихо произносит:
– Я говорил, что люблю тебя?
Сентябрина
Я сижу за столом в своей комнате и задумчиво созерцаю план и фотографии холла клиентки на экране ноутбука. Вокруг разбросаны справочники, заметки о полевых растениях и мамины наброски всевозможных многоярусных подставок для цветов.
Идея Карины о дикорастущих цветах в доме уже не кажется мне дурной шуткой. Рассматривая изображения гусиного лука, льнянки, клевера и многих-многих других, я постепенно проникаюсь их неприхотливой прелестью и очарованием. Это и вправду «непритязательная красота», надо только суметь подать её должным образом.
Я твердо намерена сделать все, от меня зависящее, чтобы раздобыть к следующей пятнице как можно больше луговых цветов, годящихся для домашнего разведения, но сумятица в голове категорически мешает работать с полной отдачей. Я то и дело отрываю взгляд от экрана и с тоской смотрю на телефон.
Два сообщения с рекламой и один звонок по работе – это все, чего я удостоилась за последние пару часов.
Я, понятное дело, жду совсем другого звонка. Жду и одновременно боюсь. Что, если это будет звонок со словами благодарности и прощания?
Ну почему я опять думаю о Косте? Я же решила работать. Упорно работать и ни на что не отвлекаться…
Звонок! Я хватаю телефон и испытываю очередное разочарование, правда, на этот раз смешанное с удивлением. А Стасу-то что от меня понадобилось? Хочет поведать очередную байку о кознях сослуживцев?
– Слушаю, – буркаю я.
– Привет, Сентябрина, как поживаешь?
– Лучше всех, – голос звучит раздраженно, ну и пусть. Может, Стас обидится и отстанет.
– Знаешь, я тут подумал… Мы с тобой снова встретились в мае. Тебе не кажется это знаком судьбы?
«Нет, мне это кажется дурной шуткой», – отвечаю я. Не вслух, само собой.
– Так хочется еще раз тебя увидеть! – талдычит Стас. – Поговорить как следует. Мы так нелепо расстались, пытались что-то друг-другу доказать, предавались глупым обидам…
Кажется, он меня с кем-то перепутал. Или… Я не звонила ему, потому что была уверена, что все кончено. А он, выходит, обижался и ждал? Впрочем, какая сейчас разница? В отличие от Стаса, я не испытываю ни малейшего желания ворошить прошлое.
– Ты все время молчишь, – гундосит трубка. – Не хочешь говорить со мной?
– Я… Прости, у меня срочная работа… – неуверенно блею я и тут же начинаю ругать себя последними словами. Ну почему я такая овца, всегда боюсь обидеть и расстроить даже того, кто этого определенно заслужил?
– Работа в воскресенье? – удивляется Стас. – Ладно, не буду тогда мешать. Но мы обязательно должны встретиться и разобраться во всем. Ты ведь не откажешь мне в такой малости?
– Пока, Стас, – быстро произношу я и отсоединяюсь. Телефон я отключить по понятным причинам не могу, поэтому следующие пять минут пребываю в страхе, что Стас вздумает перезвонить. К счастью, Стасу хватает ума временно оставить меня в покое. Может, мне совсем повезет, и блажь выяснять отношения без следа испарится из его головы.
А ведь я напрасно жду звонка от Кости – дело-то наше еще не закончено. Им с Элей предстоит присутствовать на домашнем обеде и ждать бабушкиного вердикта. Так что Косте нет смысла мне звонить до завершения семейного сборища, все равно новостей пока нет.
А что, если новостей нет, звонить запрещено законом? К тому же, некоторые новости все-таки имеются. Я, например, понятия не имею, как прошла встреча Эли с будущими родственницами… А вдруг Костя думает, что Эля мне все успела рассказать? Конечно, он может спросить Элю, рассказала она или нет…
Что с моими мозгами? Сумасшедший дом по мне рыдает, не иначе. Косте больше делать нечего, только размышлять, о чем успели или не успели переговорить две его знакомые девицы…
Писк телефона. Три сообщения с рекламой. Я сдаюсь. Встаю из-за стола, усаживаюсь на подоконник и начинаю думать.
Если ли у меня основания надеяться? Мне кажется, есть. Итак, в моем активе: наше с Костиком взаимопонимание, легкость в общении, определенное сходство вкусов и взглядов на жизнь. Симпатия. И краткий миг сексуального притяжения. Не мало, но и не много.
А вдруг я просто не в его вкусе? Эх, жаль, что я стеснялась обсуждать этот вопрос с Майей. Может, сестра видела какую-нибудь из бывших пассий Кости и смогла бы просветить меня относительно его предпочтений. С другой стороны, если бы Майя знала, что Костя реагирует исключительно на пышнотелых блондинок или, к примеру, на женщин-вамп, она бы дала мне понять, что у меня нет шансов.
Внезапная мысль заставляет меня похолодеть. Что, если проблема именно в Майе? Она же коллега Кости, в какой-то степени его начальница! Костя может попросту испугаться связанных с этим возможных осложнений. Не исключено также, что он из тех, кто строго разделяет работу и личную жизнь, не допуская их смешения ни в каком виде.
Потихоньку я падаю духом. Уткнувшись лбом в оконное стекло, я с безнадежной завистью наблюдаю за малышней, с визгом и смехом бегающей по детской площадке. Пухлощекий мальчуган отважно забирается по перекладинам спортивной горки.
Я вдруг представляю те же перекладины, но увитые диким виноградом и полевым вьюнком.
Внизу раздается крик – бдительная мамочка пресекает попытку парочки шалунов улизнуть с площадки поближе к канализационному люку, временно открытому для проведения каких-то работ.
Люк… колодец… Старый, заброшенный, заросший деревенский колодец…
Я бросаюсь к столу и пытаюсь зафиксировать свое видение на бумаге. Получается вроде неплохо. Конечно, я здесь как будто залезаю на мамину территорию, но так уже бывало, и мама только радовалась моей инициативе.
Телефонный звонок застает меня врасплох. Я смотрю на высветившийся на дисплее номер и ощущаю, как все тело превращается в желе. Я чувствую только руку, в которой нетерпеливо вибрирует мой сотовый. Дрожащий палец неуверенно тыкается в экран, и звонок сбрасывается.
Вот зараза!!!
От злости я мгновенно прихожу в себя и отважно перезваниваю Косте.
– Ты звонил? – банальное начало, но что еще тут скажешь?
– И тебе с добрым утром. Или уже днем? Утро, пожалуй, было тогда, когда ты так по-английски улизнула из номера.
– Не поняла, это упрек? Ты бы предпочел, чтобы я тебя разбудила в выходной день в восемь утра?
– Все равно я проснулся, когда Элька ввалилась в комнату. И долго протирал глаза, пытаясь сообразить, кого из вас я вижу. Я, честно говоря, позабыл, что вы собирались ни свет ни заря обратно меняться.
– Билеты приобретались в последний момент, на более удобный рейс их уже не было, – поясняю я.
– К нашему счастью, – с какой-то непонятной интонацией произносит Костя.
– Почему?
– Сейчас расскажу. Кстати, если ты стоишь, то лучше сядь.
– Многообещающее вступление.
– Ага. Но ты можешь себе представить, что не прошло и часа после Элиного прихода, как к нам в номер заявилась бабуля собственной персоной?
– Ты серьезно? – охаю я.
– У меня богатая фантазия, но не настолько.
Вот это поворот! Подумать только, если бы Эля летела другим самолетом, бабуля застала бы в номере меня! Прощай денежки и здравствуй вселенский скандал. Мы же были на волоске от провала! Прав был Костя, когда просил меня сесть…
– Зачем она пришла? Ведь планировался семейный обед во второй половине дня, насколько я помню, – обмирая от ужаса при мысли о едва не случившейся катастрофе вопрошаю я.
– Все правильно. Только возвращение блудного сына изменило бабушкины планы.
Я холодею. Неужели бабушка решила отказать Эле в деньгах? И все наши усилия были напрасны…
– В общем, ты не поверишь, – голос Кости бодр и весел, так что я немного успокаиваюсь. – Бабушка сказала, что она отдает причитающиеся деньги не только Эле, но и Толику, и сегодня же отбывает с младшим сыном в Городец, где они вместе начнут новую жизнь.
– Ничего себе!
– Согласен.
– А что они будут делать в Городце? – не могу я сдержать любопытства.
– Вроде бы заниматься туристическим бизнесом.
– А! У сыночка, по всей видимости, очередной гениальный проект.
– Ты что-то об этом знаешь?
– Временный папочка изливал вчера душу в курилке, и я кое-что просекла.
– Понятно. Но на сей раз с непутевым сыночком будет мамуля, а она, как мне показалось, старушка хваткая и не допустит пустого разбазаривания средств. Может, у них действительно что-нибудь получится.
– Не исключено. Флаг им в руки. Так значит, у нас все хорошо?
– У нас все просто отлично, и я предлагаю это отметить. Как ты на это смотришь?
– Положительно смотрю.
– У тебя сегодня свободный вечер?
– Да, – отзываюсь я, слегка охрипнув от счастья.
Костя почему-то медлит и вздыхает. Он что, уже жалеет о своем предложении? Он сделал его только из вежливости и надеялся, что я откажусь?
– Знаешь, – дав мне возможность представить всевозможные кошмары, Костик снова подает голос, – я бы заказал столик в ресторане, но, боюсь, после двух последних вечеров у меня выработалась стойкая аллергия на рестораны. Обещаю, что это пройдет, но сегодня я бы хотел встретиться в каком-нибудь другом месте.
Мой первый порыв – отодвинуться подальше от телефона, чтобы Костя не услышал моего изменившегося дыхания. Однако я так боюсь пропустить хоть слово, что сижу неподвижно, затаившись, как мышь, и только мысли в голове скачут бешеным галопом.
Он сказал «обещаю, что это пройдет». Это же… Как хотите, но двух толкований тут быть не может! Это явное объявление о своих намерениях!
Держите меня, я падаю…
– Я, было, подумал пригласить тебя погулять по зоопарку, но как подумал обо всех этих животных в клетках, на которых приходит глазеть куча народу… То есть, у нас, конечно, хороший зоопарк, и вольеры просторные, только…
– Ты хочешь сказать, на нас тоже вчера предостаточно глазели, да?
– Точно! Значит, ты меня понимаешь.
– Не забывай, я там была. В смысле, на вчерашней свадьбе.
– Никогда не забуду, – заверяет Костя. – Так вот, отказавшись от идеи с зоопарком, я стал вспоминать, что еще имеется интересного поблизости, и подумал об озере неподалеку от твоего дома. Там ведь есть лодочная станция, если я не ошибаюсь?
– Есть. И она даже работает.
– Как насчет прокатиться на лодке?
– С удовольствием. Я, кстати, хорошо умею грести.
– Я вроде бы тоже неплохо, – смеется Костик. – Устроим соревнование?
– Легко! – принимаю я вызов.
– Только не думай, что я исключительно из галантности дам тебе выиграть!
«А я уже выиграла!» – думаю я и счастливо улыбаюсь.
– Осторожно, смола!
– Ох, спасибо. И здесь тоже.
– Если бережешь одежду, на этот ствол лучше не садиться. Ты устала?
– Ни капли. Я люблю ходить, главное, чтобы обувь была удобная.
– Аналогично. Не знаешь, куда мы выйдем по этой тропинке?
– Нет. А какая разница?
– Вроде никакой. Мне здесь нравится. Только не возьму в толк, как мы сюда попали.
Я оглядываю глухой, заросший уголок парка, куда почти не доносится шум с центральных аллей. Действительно, в наши планы как будто не входило забираться в непролазные дебри. Мы встретились в начале набережной, окаймлявшей парковое озеро, и собирались прогуляться до лодочного причала, а вместо этого очутились совершенно в другом месте. Как это у нас вышло?
Впрочем, припоминаю – сперва мы сбежали от свадьбы. Не успели мы двинуться по запланированному маршруту, как из кафе «Над озером» высыпала развеселая толпа во главе с невестой и женихом. Не сговариваясь, мы с Костей дружно свернули на боковую дорожку и бодрым аллюром помчались прочь от раздражающего действа. Удалившись на достаточное расстояние от свадебной гулянки и попытавшись сбавить шаг, мы были атакованы сперва подростками на скейтбордах, затем детьми на роликах, малышней на самокатах… Каждый раз мы сворачивали в сторону на все более узкую дорожку, и в конце концов едва заметная тропинка привела нас в надежное укрытие от суеты воскресного вечера. Пожалуй, еще пара часов, и пребывание здесь станет небезопасным – до ближайшего фонаря не меньше километра, так что травмы конечностей, считай, гарантированы, – но до тех пор я намерена сполна насладиться уютом теплых майских сумерек.
– Вернемся на набережную? – спрашивает Костя. Я отрицательно мотаю головой.
– Здесь так хорошо! – я с наслаждением вдыхаю запах сосновой хвои. – И тихо. Как будто мы в лесу.
Сорока, что-то негромко стрекотавшая на верхушке сосны, разражается оглушительной какофонией. Тут же на соседней сосне группа ворон затевает скандал.
– Настоящая лесная тишина, – смеясь, кивает Костя. – Согласись, без подобных звуков в лесу было бы жутковато.
Птицы замолкают, зато активизируются комары и начинают действовать на нервы нудным писком и кровожадными намерениями.
– Против птиц ничего не имею, но комаров кормить не желаю, – заявляю я. – Придется идти дальше.
– Как скажешь.
Костя первым устремляется по тропинке, которая вдруг начинает резко забирать вверх. Ну просто отлично – собирались плавать, вместо этого по горам карабкаемся! Я на такое не подписывалась…
Костя протягивает руку, и мое возмущение испаряется без следа. Я даже чувствую готовность карабкаться ввысь хоть целый километр, но наше восхождение заканчивается уже через пару минут. Мы оказываемся на живописном холме в окружении серебристых осин, под одной из которых я замечаю крепкий и довольно чистый с виду пень. Устроившись на нем вполне комфортно, я, наконец, задаю давно мучающий меня вопрос.
– Почему бабушка пришла в гостиницу, а не подождала со своим объявлением до семейного обеда? Ведь так бы торжественнее получилось!
– А оно ему надо?
– Ты про блудного сына?
– Естественно. Я после нашего с тобой разговора с Толиком встретился и про непутевого дядюшку кое-что выяснил. Интересуешься?
– Чрезвычайно.
– Вкратце история такая. Дядя всегда был маминым любимцем и позиционировал себя как творческую личность. Некоторые основания для этого он имел, поскольку смог закончить местное художественное училище. Проблема заключалась в том, что дядя мечтал работать в театре и придумывать гениальные декорации, но не сумел ужиться ни в одном коллективе. Тогда он решил познакомить народ со своим уникальным стилем, для чего занял у брата значительную сумму денег. Дядя устраивал выставки, его экстравагантные инсталляции даже имели некоторый успех, но потом интерес публики к его работам иссяк. В поисках утонченных ценителей настоящего искусства дядя уехал из города и надолго пропал. Потом вернулся, снова вытряс кучу денег из Виктора Петровича и исчез в дальних краях. Когда умер Элин дед, дядя приехал за своей долей наследства и жутко поругался с братом. Виктор Петрович считал, что дядя Эдик должен вернуть долг, а дядя был с такой постановкой вопроса категорически не согласен. Отношения оказались разорваны, оскорбленный дядя Эдик удалился навсегда. Матери он изредка посылал открытки из разных городов и даже из других стран, иногда пользовался электронной почтой. Если помнишь, на свадьбе он заявил, что не получил приглашения, но это он приврал для эффекта. Аделаида Марковна писала непутевому сынку о свадьбе и просила приехать, но он ничего не ответил.
– Наверное, он имел в виду, что не получил приглашения от жениха с невестой.
– Возможно. А куда нам было его отправлять – на деревню дедушке?
– Вы с Элей рассылали настоящие приглашения?
– Мы их только подписывали, а рассылку организовала бабушка.
– Ясно. Так почему же дядюшка вдруг решил приехать?
– Толик считает, потому что окончательно прогорел.
– И семейный обед дяде нужен как рыбке зонтик, потому что на нем пришлось бы во всем признаться, – догадываюсь я.
– Видимо, так.
– Она его ждала. Всю свадьбу.
– Ты про бабушку?
– Да. Иногда она поглядывала на дверь с таким выражением…
– Ясно. Я не видел. А ты не думаешь…
– Что она специально закатила такую свадьбу, чтобы дать ему повод приехать? Думаю. Встреча с родственниками и друзьями тоже имела значение, но сынок был на первом месте.
– И сынок, в кои-то веки, оправдал ожидания, – подытоживает Костя.
– Если дядя художник, то почему Аделаида Марковна собирается заниматься вместе с ним туристическим бизнесом?
– Понятия не имею. Но организация туризма требует определенного творческого начала, ты так не думаешь?
– Не знаю, сложно сказать. Точно! – вдруг осеняет меня. – Ведь они не куда-нибудь едут, а в Городец. Старинный город, ремесла, традиции – творческому человеку есть, где развернуться.
Костя слегка приподнимает брови, будто хочет уточнить, действительно ли меня сильно волнуют дела грозной бабушки и её нежно любимого сыночка. Наверное, мне должно быть все равно, но я почти неделю старательно вживалась в роль Эли, так что в итоге стала ощущать себя чуть ли не членом семьи. Сложно поставить точку и выкинуть Заруцких из головы.
– А ты еще не придумал, что будешь делать с Долли? Она же разболтает всем о твоей свадьбе!
– Сориентируюсь по обстоятельствам. Может, скажу, что ей все привиделось в наркотическом угаре.
– А она кинется за помощью к своему дяде.
– Он ей, строго говоря, не дядя, а довольно дальний родственник, причем не питающий относительно Долли никаких иллюзий. Он пристроил её на непыльную работу и этим ограничился. И на свадьбе он не был. Мы отправляли ему приглашение, но он ответил, что не сможет присутствовать, так как уезжает в командировку.
– Вижу, в интересах Долли молчать и не высовываться, а то вы с Майей устроите себе развлечение за её счет.
– Обещаю, что мы не превысим пределов самообороны.
Я внимательно вглядываюсь в Костино лицо и с радостным облегчением понимаю, что Костя говорит искренне. Долли доставила ему несколько крайне неприятных минут, но он не будет мстить и издеваться над бедной дурочкой.
– Я все пытаюсь осознать, что наша авантюра закончилась победой, но пока не получается, – меняет Костя тему. – У тебя нет такого?
– Есть. Периодически накатывает страх, что сейчас я проснусь и пойму, что еще только утро субботы.
– Вот-вот! Та же история!
– Думаю, это пройдет со временем. Костя… Я вот чего не возьму в толк… – я запинаюсь, понимая, что мой следующий вопрос граничит с бестактностью, но удержаться не могу. – Почему бабушка считала тебя подходящим женихом для внучки? Я имею в виду… Богатые люди обычно стараются вступать в родственные связи с не менее богатыми…
– А я гол как сокол? – подсказывает Костя.
– Относительно, – бормочу я, чувствуя себя крайне неуютно. До меня вдруг доходит, что мои расспросы можно расценить, как способ выяснить Костино материальное положение и перспективы. Но честное слово, я ничего такого не имела в виду! Мне просто крайне интересно понять образ мысли деспотичной Аделаиды Марковны.
– Тут без Толика не обошлось, – хмыкает Костя. Он вроде бы совсем не обиделся, скорее даже развеселился. – Помнишь, я рассказывал, что бабушка отказала ему в наследстве из-за того, что он женился на разведенной женщине с ребенком? Толик тогда заявил бабушке, что она только о деньгах думает, потому и не одобряет его брака с небогатой невестой. А бабушка в ответ целую речь произнесла о том, что для неё не деньги имеют значение, а происхождение, культура, воспитание… Толик возьми и спроси – мол, если Костя посватается, будет ли ему с Элей благословение? Бабушке деваться некуда было, она и пообещала, что меня в качестве зятя примет с распростертыми объятиями.
– А какое у тебя происхождение? – обалдело спрашиваю я.
– Самое обычное. Бабушка имела в виду, что жених должен быть из приличной семьи. А моих родителей она с незапамятных времен знает.
– Твои родители приехали на свадьбу откуда-то из области, – вспоминаю я.
– Раньше мы с родителями жили в соседнем доме с Заруцкими, – поясняет Костя. – Мой отец занимал должность главного инженера на одном серьезном предприятии. После второго инфаркта ему пришлось оставить работу. Мама тоже уволилась и посвятила себя заботам об отце, не жалела ни сил, ни денег, возила его по лучшим санаториям… Папа сумел неплохо восстановиться, но вскоре стало ясно, что пассивное пребывание в четырех стенах городской квартиры ему противопоказано. Родители решили переехать за город. Наша маленькая дача для постоянного проживания не годилась, почти все сбережения ушли на папину реабилитацию, поэтому мы продали квартиру с дачей и приобрели хороший, комфортный дом в коттеджном поселке.
– А как же ты?
– Для меня сняли комнату. Я тогда был студентом и обретенной самостоятельности даже обрадовался. Вскоре я нашел подработку, смог сам себя содержать и чрезвычайно этим гордился. С тех пор я так и живу в этой комнате. Мама давно теребит меня, что пора приобретать собственное жилье, и я полностью с ней согласен, но никак не могу распинать себя на возню с ипотекой.