Безумная неделя, или Майские хлопоты

Юля

И мы снова танцуем. Медленные танцы, быстрые танцы – для нас нет разницы. К счастью, мой парик держится на голове как влитой.

Наконец, после двух бешеных рок-н-роллов подряд (уже не под живую музыку), я начинаю чувствовать, что с меня довольно. На заплетающихся ногах я тихонько отхожу к стеночке. Ступни горят, перед глазами все плывет и сильно мучает жажда. Егор куда-то исчезает, но вскоре материализуется возле меня с двумя бокалами в руках. Я с наслаждением пью лимонад и осознаю, что ни есть ни танцевать меня больше не тянет.

– Пожалуй, я пойду подышу свежим воздухом, – сообщаю я.

– Хорошая идея, – поддерживает Егор.

Мы выходим на крыльцо, с которого открывается прекрасный вид на набережную.

Как прекрасно сменить душный зал с искусственным освещением на нежное вечернее солнце, какое наслаждение после дикого смешения французских ароматов вдохнуть полной грудью обычный прохладный чистый воздух!

Я расслабленно опираюсь на колонну, Егор стоит рядом и смотрит на меня с каким-то неясным ожиданием в глазах. У меня в ушах все еще звучит музыка, мысли немного путаются, но я вспоминаю о долге и, подавив вздох, приступаю к допросу.

– Знаешь, – с упреком говорю я, – Ты рождаешь во мне комплексы.

Ожидание в глазах Егора сменяется огромным знаком вопроса.

– Я имею в виду работу, – поясняю я. – Если ты возглавляешь направление, значит, ты большой начальник, да? И занимаешься ты организацией производства, а это не та сфера, где сильно помогут интриги или мохнатая лапа. Получается, ты к тридцати годам самостоятельно достиг серьезных карьерных высот. Здорово! А я вот уже три года на одной должности и плохо представляю, куда мне двигаться дальше…

Я сыплю намеками и внимательно отслеживаю реакцию собеседника. Несмотря на то, глаза у Егора темные, их нельзя назвать непроницаемыми. По крайней мере в данный момент. Все его чувства и эмоции читаются легко и безошибочно. Сперва он недоумевает и даже досадует из-за того, что я вновь завела шарманку о работе, затем смущается, потом сочувствует… Мои замечания о блате и интригах не производят на него ни малейшего впечатления. Или он великий артист, или его совесть в этом отношении совершенно чиста.

И дабы окончательно убедить меня в своей невинности, Егор разражается ответной речью.

– Наверное, мне есть, чем гордиться, – признает он, – но и банальное везение тоже было. И главным везением я считаю то, что я нашел свою дорогу с первой попытки. Работать по специальности я начал на старших курсах, после получения диплома несколько раз менял работу и каждый раз находил такое место, где я мог и себя проявить и научиться чему-то новому. Я как будто медленно, но верно поднимался по лестнице, не спотыкаясь и не сворачивая в сторону. Не у всех так получается. Кто-то останавливается не по своей вине, кто-то занимается делом, к которому не лежит душа… Пожалуйста, не впадай из-за меня в комплексы, – Егор легко касается моей руки. – Тебе всего двадцать пять, и ты, как я понял, работаешь в небольшой фирме. Если тебя волнует карьера, то, может, задумаешься о переходе в другую организацию?

«Я перешла в другую организацию, и ты пустил мою карьеру под откос!» – проносится у меня в голове, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не отдернуть руку и не врезать Железнову в солнечное сплетение.

Спокойствие, только спокойствие. Обиды побоку, сейчас не до них. Надо сосредоточиться на деле.

– Уговорил, комплексовать не буду, – с напускным весельем говорю я. – Тем более, что быть начальником – это не сахар. Не представляю себя в качестве руководителя, раздающего приказы и вершащего судьбы. А тебе, кстати, легко удается сохранять авторитет и ладить с подчиненными?

Вот это я вдарила! Лицо Егора белеет и искажается, его пальцы на моей руке напрягаются, он судорожно вдыхает и как будто не может выдохнуть.

В следующий миг Егор снова обретает контроль над своим телом, натужно улыбается и даже находит силы ответить на мой вопрос.

– Нормально, – он небрежно пожимает плечами. – Все приходит с опытом.

Очевидно, я попала в цель. Что же мне теперь делать, бить дальше? Но как? И чем вызван его болезненный отклик на мои слова, неужели, угрызениями совести? Из-за меня или каких-то иных грехов?

Я смотрю на Егора и понимаю, что не сумею вызвать его на исповедь. Он закрылся, спрятался под маской беспечности и невозмутимости, а его глаза действительно стали черными и непроницаемыми. Мне становится неуютно. Хочется вернуть ту легкость, что еще недавно была между нами. Это нелепо, но я даже чувствую некоторую вину за то, что так сильно расстроила Егора. Умом я понимаю, что если кто здесь и виноват, то это как раз Егор, но увы, не ум сейчас правит бал в моей голове.

Я испортила чудесный вечер, горестно констатирую я. А, может, не до конца испортила? Егор все еще стоит рядом и уходить, кажется, не собирается.

– В мае такие чудесные вечера! – Банальностью о погоде я пытаюсь продемонстрировать готовность сменить тему. Егор заметно расслабляется.

– Ты очень хочешь торт? – неожиданно спрашивает он.

– Какой торт? – не понимаю я.

– Я узнал по секрету, что ожидается пятиярусный свадебный торт. Занятное, вероятно, зрелище, но лично я обошелся бы и без него. А ты?

– Думаешь, девушка с моим аппетитом никогда в жизни не откажется от сладкого?

– Ну, речь ведь идет не просто о сладком.

– Я не хочу есть. И вообще, – я медленно втягиваю прохладный воздух, – предпочла бы не возвращаться. Натанцевалась я как минимум на месяц вперед, наелась…

– На неделю? – подсказывает Егор.

– Вот еще! Я же не пустынная ящерица!

– Какая ящерица?

– Живущая в пустыне. Мне…

Вот зараза! Чуть было не выболтала про Сентябринку, которая, учась на биофаке, часто делилась забавными рассказами о животном мире. Хорошо, что успела в последний момент прикусить язык. Нет уж, от личных подробностей следует держаться подальше. Кто знает, куда бы меня занесло при объяснениях…

– В общем, они наедаются впрок, – неловко заканчиваю я. – Но это не мой случай.

– То есть, завтрак по расписанию? – слегка прищурившись, уточняет Егор, как будто намекая, что он не отказался бы от завтрака в моей компании.

Наверное, мне следует возмутиться, но вместо этого я чувствую странную слабость в коленках.

– Моя сумка осталась в зале, – спохватываюсь я.

– Хочешь, я принесу? И можно будет немного прогуляться, – Егор неопределенно кивает в сторону набережной. – Кроме сумки ничего не надо?

– Например, кусок торта на случай, если я все-таки оголодаю? Нет, только сумку, пожалуйста.

Егор скрывается в дверях и вскоре выходит с моей сумкой в правой руке и бутылкой вина в левой.

– Я подумал, чего добру пропадать? – улыбается Егор в ответ на мой удивленный смешок.

– Мы будем пить прямо из горлышка?

Егор гордо фыркает и вытаскивает из кармана бокалы.

– Ты их украл? – у меня расширяются глаза.

– Я за них честно заплатил официанту. Хотя подозреваю, что их спишут как разбитые.

– «Сабрина», – вырывается у меня.

– Что, прости?

– Ты смотрел старый фильм «Сабрина» с Одри Хепберн? Там мужчина, в которого влюблена героиня Одри, собирается пить с ней шампанское вне дома, прячет фужеры в задних карманах, а потом, забывшись, садиться прямо на них. С весьма печальными последствиями, как ты понимаешь.

Егор смотрит на меня со смешанным выражением иронии, любопытства и искушения. Как будто ему импонирует упоминание о влюбленности, но озадачивает намек на неромантичные раны героя-любовника.

«Я снова могу читать по его лицу!» – с глупой радостью осознаю я.

– Я не собираюсь прятать бокалы, – изрекает, наконец, Егор. – Предлагаю сразу же употребить их по назначению.

Вскоре мы уже стоим у парапета, наслаждаясь почти летним теплом и распивая вино. Говорить не хочется. Егор тоже безмолвствует, но в нашем молчании нет ничего тягостного и напряженного. Наоборот, мне очень душевно молчится в его компании. Благостную тишину нарушает лишь щебет воробьев и редкие гудки теплоходов. Цветущая яблоня дурманит ароматом, на другом берегу реки пронзительно золотятся купола храма… Идиллия.

Как все-таки здорово, что стоит такая хорошая погода, что «Парнас» находится в столь живописном месте, что поблизости нет ни одного открытого кафе, отпугивающего потенциальных клиентов оглушающей музыкой, и совсем отлично было бы…

Я невольно вздыхаю.

– Что случилось? – тут же реагирует Егор.

– Трава выглядит так соблазнительно, – я показываю на откос за оградой. – Вытянуть бы сейчас ноги…

– В чем проблема? – Егор ловко перемахивает через низкое ограждение, снимает смокинг и расстилает его под березой. – Тебе помочь?

Он возвращается ко мне и в мгновение ока перетаскивает меня на другую сторону. Я сажусь на смокинг, скидываю туфли, вытягиваю ноги и издаю блаженный стон. Красота!

Егор тоже опускается на траву и, опираясь на локти, смотрит вверх.

– Как по-твоему, на что похоже это облако?

Я поднимаю голову и сразу понимаю, что он имеет в виду. Рядом с плотной массой облаков одиноко висит причудливое белоснежное нечто.

– На карету, – немного поколебавшись, отвечаю я.

– Из тыквы?

– Подождем до полуночи, тогда узнаем.

– Боюсь, в полночь мы ничего не сможем увидеть.

– Да, наверное.

Егор отрывается от созерцания небес и переводит взгляд на меня.

– В полночь можно найти более интересное занятие, – вкрадчиво произносит он.

Я пристально смотрю в его карие глаза, сердце сбивается с ритма, и уколы тысячи маленьких иголочек поднимаются от кончиков пальцев вверх по телу.

Наши губы встречаются, и время останавливается.

– Мы сошли с ума, – констатирую я примерно через вечность, пытаясь восстановить дыхание. – Ну просто пара желторотых студентов!

– Не знаю как ты, а я лишь недавно вышел из студенческого возраста, – заявляет Егор, и я, учитывая нашу разницу в возрасте, не могу удержаться от смеха.

– Каюсь, с моей стороны это был неуместный снобизм, – признаю я.

– Женщина, способная к самокритике – это же просто непреодолимый соблазн!

Я слегка пугаюсь, что он прямо сейчас захочет продемонстрировать всю силу моей непреодолимости. Признаюсь, мое тело жаждет именно этого, но в целом ситуация меня смущает. Егор каким-то чудом улавливает мое настроение и отстраняется.

– Хочешь еще погулять? – предлагает он.

– Неплохо бы… – Я с сомнением гляжу на туфли.

– Слушай, а ты не могла бы меня здесь подождать? Минут десять-пятнадцать?

– Конечно, – соглашаюсь я, весьма озадаченная.

Егор поднимается с травы, перелезает через парапет и вскоре исчезает из виду.

Сквозь туман в голове робко пробивается писк здравого смысла, требующий потратить отпущенное мне время на размышления о том, что происходит и чем все может кончиться, но я беспечно отвергаю его занудные претензии. Мне гораздо приятнее вызывать в памяти образ Егора: темные глаза под широкими бровями, сильные руки, волосы, слегка небрежно падающие на высокий лоб, четко очерченные губы…

Егор возвращается раньше, чем я успеваю вдоволь насладиться воспоминаниями.

– Нина, – говорит он, и я вздрагиваю. Чужое имя несколько возвращает меня к реальности. – Мне бы хотелось сделать тебе подарок. Конечно, ты можешь счесть это не совсем уместным…

Подарок? Мои мысли встают торчком. С чего вдруг он решил озаботиться подарком для меня? Действительно, мне это кажется неуместным. Мы так хорошо сидели…

Вдруг я замечаю, что его глаза смеются.

– Все может быть, но я готова рискнуть и ознакомиться с подарком, – милостиво отзываюсь я.

И тут Егор достает из-за спины пару светлых парусиновых туфель на резиновой подошве.

Я с невольной улыбкой рассматриваю неожиданный дар и просто не знаю, как реагировать.

– Не хочешь примерить?

Я послушно обуваюсь. Туфли сидят отлично. Не знаю, где он сумел их купить, но очевидно, что не в дешевом магазине. Да на ближайших улицах таких и не водится.

– Удобно? Пойдем гулять? – Егор протягивает мне руку, не давая погрузиться в сомнения.

Я поднимаюсь на ноги, слегка неловко подхватываю полуоткрытую сумку, и из неё вываливается мой сотовый. Егор быстро наклоняется, подбирает телефон, но вместо того, чтобы вернуть его мне, включает дисплей и набирает номер. Из его кармана тут же доносится мелодия.

– Ты ведь не возражаешь? – Егор сбрасывает вызов и протягивает мне трубку. Я только качаю головой и прячу телефон в сумку.

И мы отправляемся в путь. Старые туфли мне приходится нести в руках, у Егора через плечо перекинут смокинг, так что выглядим мы донельзя оригинально, но нас это не сильно тревожит. Мы наслаждаемся жизнью. Взбираемся по холмам, бродим по старому кремлю, едим мороженое в стаканчиках. Изрядно устав, присаживаемся в довольно уютном кафе и угощаемся вином, пусть не таким изысканным, как на покинутой свадьбе, но вполне терпимым. Когда совсем темнеет, Егор заказывает такси, и мы куда-то едем по ночному городу, тесно обнявшись на заднем сидении и украдкой обмениваясь поцелуями.

Потом мы оказываемся в квартире Егора, где я немедленно чувствую настоятельную потребность уединиться.

Ванная комната сияет свежим ремонтом. Я споласкиваю руки, вяло сожалея о невозможности нормально умыться, как вдруг мой рассеянный взгляд фокусируется на отражении незнакомого лица. Неожиданно меня охватывает сильнейшее смятение.

Суровая действительность обрушивается снежным валом. Осознание того, где и с кем именно я нахожусь, вызывает неприятные спазмы в желудке. Облокотившись о раковину, тяжело дыша, я пристально смотрю в зеркало и едва подавляю рвотные позывы, вызванные не столько потребленным алкоголем, сколько ненавистью к самой себе.

Как я могла настолько забыться? Кого я сочла соблазнительным и неотразимым? Что мне теперь делать и как выбраться отсюда?

– Нина, с тобой все в порядке? – раздается голос Железнова.

Я в панике зажмуриваюсь. Мысли мечутся в поисках выхода, меня начинает бить дрожь, к горлу поднимается ком. Тогда я делаю несколько глотков прямо из-под крана, брызгаю в лицо водой и пытаюсь взять себя в руки.

– Нина! – Железнов стучит в дверь.

– Все в порядке, – выдавливаю я. – Только…

Я протрезвела настолько, что просто не могу назвать его по имени. Ладно, придется обходиться без обращения.

– Я совершила ошибку, – торопливо говорю я. – Мне не следовало сюда приходить… Прости, что, ввела тебя в заблуждение, но мне срочно нужно домой. Пожалуйста, вызови такси…

– Нина, выходи из ванной, и мы все обсудим, – медленно и спокойно произносит Железнов.

Делать нечего, я щелкаю задвижкой. Мне страшно до обморока – почему-то кажется, что Железнов сейчас раскусит мой обман, поймет, кто я такая…

Разумеется, этого не происходит. Да и с чего бы?

Лицо Железнова выражает лишь искренне беспокойство. Он усаживает меня в кресло, дает стакан с водой и осторожно спрашивает:

– Тебе действительно нужно домой или ты просто опасаешься… то есть, не хочешь здесь оставаться?

Я не знаю, что ответить, и он поспешно продолжает:

– Уже очень поздно, и мне бы не хотелось, чтобы ты уезжала. Если тебя никто не ждет, или если можно позвонить и предупредить, чтобы о тебе не волновались, я предоставлю в твое распоряжение комнату, а сам устроюсь в соседней. Утром ты сможешь спокойно уехать.

Нет, это невозможно. Я не могу остаться с ним в одной квартире. Его присутствие угнетающе действует на мою психику. Мне хочется ударить его, разреветься в его объятиях, обвинить во всех своих несчастьях, признаться ему во всем…

С другой стороны, а куда мне податься? К родителям? Бррррр, только не это. Мама моментально догадается, что со мной что-то не так, вытрясет все подробности, и я сгорю со стыда. К Майе? Результат будет аналогичным. Конечно, рано или поздно перед Майей предстать придется, но пока я не способна на подобный подвиг. И не будем забывать, что в данный момент я попросту пьяна, пусть не вдрызг, но все равно изрядно, поэтому ехать сейчас куда-то – не лучшая идея.

Положение абсолютно безвыходное…

Через полчаса я лежу на диване, в темноте и в гордом одиночестве, облаченная в мягкую, приятно пахнущую мужскую рубашку. Мое великолепное платье бесформенной копной валяется на ковре, рядом покоится парик.

Я говорю себе, что лучшее, что я могу сделать в данных обстоятельствах – это уснуть, но мозг не подчиняется команде. Сознание как будто раздваивается. Я упорно пытаюсь соотнести образ Железнова – бездушного и жестокого начальника – с очаровательным молодым человеком, спящим сейчас за стеной, и у меня ничего не получается. Зато в глазах начинают закипать слезы.

Вытерев лицо рукавом рубашки, я кое-что вспоминаю. Вытаскиваю контактные линзы и бросаю их на ковер. Так то лучше. И реветь удобнее.

С этой утешительной мыслью я обнимаю подушку и проваливаюсь в благотворный сон.

Майя

Кажется, наша псевдосвадьба благополучно катится к счастливому финалу. Радостные молодожены уже заканчивают борьбу с огромным тортом и, насколько я в курсе, сразу после победы собираются удрать.

В целом, все прошло даже легче, чем можно было ожидать. Личность невесты ни у кого сомнений не вызвала. Это, впрочем, как раз понятно. Все-таки, у людей нет привычки приходя на свадьбу первым делом интересоваться – а не фальшивые ли, часом, новобрачные?

Меня, признаться, больше напрягала необходимость принимать поздравления и поддерживать светский разговор. С учетом крайне ограниченного времени на подготовку, мы с Сентябриной элементарно могли при этом что-нибудь напутать или переврать. Но, благодаря специфическому подбору гостей, оказалось, что волноваться не о чем. Многие Элеонору никогда прежде не видели, а из тех, кто пару раз с ней встречался, не нашлось желающих вести с невестой долгие беседы и предаваться сентиментальным воспоминаниям.

Одну накладку я чуть было не спровоцировала самолично. Я пригласила на свадьбу Глеба (благодаря оперативно налаженному контакту с организатором свадьбы проблем с внесением в списки нового гостя не возникло) и решила, что он будет изображать друга жениха. Вот только жениху я его представить не удосужилась и исправила свое упущение только тогда, когда свадьба была уже в полном разгаре. Но даже подобная беспечность сошла нам с рук.

Конечно, у меня были колебания относительно того, насколько следует посвящать Глеба в суть происходящего. С одной стороны, я не сомневалась в его умении держать язык за зубами, с другой – речь шла не о моих проблемах и тайнах. Сперва я даже хотела томить Глеба в неведении по крайней мере до воскресенья, но вскоре сообразила, что из этого ничего не выйдет. Слишком значительна была моя собственная роль в качестве тайного агента на свадебном банкете. Мне предстояло не расставаться с телефоном, все время быть рядом с Сентябриной и вообще неустанно контролировать обстановку. Глеб должен был быть слепым, глухим и тупым как пробка, чтобы не понять, что происходит что-то нетипичное и странное.

В итоге я вывалила своему спутнику всю правду. Отсмеявшись, Глеб с готовностью согласился скрасить конец напряженной рабочей недели столь забавным мероприятием и обещал всячески демонстрировать твердую веру в долгую и счастливую совместную жизнь молодых.

Вот только познакомиться с этими молодыми позабыл.

Последние сладкоежки получили кусок торта, и сейчас, вероятно, состоится торжественное отбытие жениха и невесты в свадебное путешествие (продолжительностью в три квартала, но стоит ли об этом?).

А, нет, что-то еще готовится…

Ой, неужели Сентябрина будет кидать букет?

Жаль, что Глеб пропустит это зрелище. К сожалению, за прошедшие полчаса ему просто оборвали телефон. Сперва Глеб пытался перенести все разговоры на более подходящее время, но потом сдался и вышел из зала, пообещав вернуться как можно скорее.

Я в гордом одиночестве сижу за столиком и с интересом наблюдаю, как на расчищенную площадку перед танцполом выбирается стайка желающих окольцеваться дам.

– Милочка, а вы что же? – Я не сразу понимаю, что пожилая леди, сидящая невдалеке, обращается ко мне.

– У вас очаровательный молодой человек, но вы пока не женаты, не так ли? – Тут она мне подмигивает, отчего я ненадолго теряю дар речи.

Холера все возьми, наверное, мне действительно следует принять участие в аттракционе. Все-таки подружка невесты…

Я неохотно поднимаюсь, подхожу к площадке и скромно встаю позади всех. Странно, почему я так скованно себя чувствую? Может, потому, что невеста поддельная, а среди девиц, готовящихся к прыжку, нет ни одной моей знакомой? Юля бы пригодилась, но она куда-то испарилась на пару с Железновым. Кажется, они неплохо поладили…

Сентябрина на танцполе поворачивается, размахивается, и тяжеленный букет, весом которого я еще до свадьбы успела впечатлиться, со свистом летит прямо в меня. Я автоматически поднимаю руки чтобы уберечь лицо от прямого контакта с цветочками, как вдруг чей-то каблук врезается мне в пальцы правой ноги, а мощный зад толкает в живот. Завершающий удар затылком в лоб отправляет меня в нокдаун. Сверху шлепается букет.

Испуганные вскрики, писки, извинения. Меня общими усилиями поднимают, провожают до стола и в качестве сомнительного утешения кладут рядом пахучий веник, из-за которого все и случилось.

– Простите, я не знала, что вы стоите так близко… – в который раз извиняется девушка, сбившая меня с ног.