Я запрещаю этому быть на Земле

Эвакуируют поддельных жрецов, свободных умпалов просто убьют. Замолкнут их песни, и некому будет обучать остальных, как быть свободными. Даже добившись их освобождения, мы не сможем освободить их от навязанного мировоззрения. Потому что те, кто знает правду, будут убиты. Сорок две минуты. Сорок две минуты лишили некогда великую и могущественную цивилизацию шанса на возрождение. Великий Космос! Что мне теперь делать?

Ну, вот и всё. Единственное, что я ещё могу сделать, прилететь на спутник лично и постараться связаться с Шеломиным в перерыве совещания. Если мне удастся вызвать его на спутник в этот самый перерыв. Если он получит мою заявку на встречу до начала заседания. И если сочтет нужным тратить этот перерыв на перелёт и общение со мной. Ему может быть просто не до этого.

По-другому мне до него не добраться. У Совета самая лучшая из всех возможных форм защиты от постороннего вмешательства. На их спутнике развёрнуто многомерное пространство. Если ты не можешь существовать в этом пространстве, то не можешь и попасть в него. Как всё просто. Не дорос до жизни в многомерности – автоматически не можешь в него попасть.

Поэтому, единственный мой шанс на встречу – если Посол выйдет ко мне из многомерности. Или не ко мне, но я успею его перехватить до того, как он в это пространство уйдёт. Надеюсь, моя заявка на встречу с ним, придёт на спутник раньше нашего убийственно опоздавшего рейса.

И как с этим жить?

Зал ожидания не был пуст. Но он был так огромен, что я всё равно чувствовала себя в полном одиночестве. Может дело в этих огромных стёклах. Они создают впечатление, что у зала и вовсе нет стен. А значит, нет конца.

Доброжелательный Венуанец предложил мне отдохнуть в гостиничном номере. Ждать перерыва ещё почти три часа. Да, я знаю, что он не прилетит ни на минуту раньше. Но я не смогу уснуть. А изводить себя всеми этими мыслями в ограниченном пространстве комнаты отдыха ещё тяжелее, чем здесь, в этом просторном зале. К тому же, здесь меньше шансов, что я просто не прорыдаю всё это время.

Двадцать восемь минут. Я прилетела сюда всего через двадцать восемь минут после того, как именно из этого зала вышел Виктор Шеломин. Я опоздала на двадцать восемь минут. Двадцать восемь минут, которые лишили шанса целую цивилизацию. Я не знаю, как проходят заседания Совета Миров. Может вопрос с нашей миссией ещё не рассматривают. Может, его будут рассматривать после этого перерыва. А может, даже в самом конце встречи. И тогда есть хоть какой-то шанс, что с моим отчётом хоть ознакомиться успеют. Но может быть и так, что Шеломин прилетит и скажет, что решение уже вынесено. Ведь я опоздала на двадцать восемь минут.

Каково это будет жить теперь и всю жизнь знать, что это ты лишила шанса на свободу и самоопределение целую цивилизацию? Просто опоздав на двадцать восемь минут! Что вся наша миссия до конца боролась за них, на такие жертвы пошла, столько вынесла, что они всё это время работали под невыносимым давлением глупых запретов и изнуряющих своей бессмысленностью придирок и обвинений ради того, чтобы спасти ничего об их подвигах не знающих умпалов. А потом ты просто опоздала на каких-то несчастных двадцать восемь минут! И всё это теперь зря! Все их мучения и подвиги – всё зря! Всего-то надо было – передать отчёт. И у Васеньки и его собратьев был бы шанс. Как я буду жить, зная, что это я обрекла их на уничтожение? Как мне жить с этим?

Мы вспомнили кто мы.

Мы скоро вернёмся.

Конечно, мы потребуем пересмотра решения комиссии. Предъявим все эти факты из моего опоздавшего отчёта. Но, следующее заседание будет только через три месяца! И этого не изменить. При всём желании встречу Союза Миров не собрать раньше, чем в этой точке опять не пересекутся измерения Миров. Три месяца. Переживут ли свободные гарапцалы эти три месяца? Три месяца. Плата за мои двадцать восемь минут опоздания – три месяца самоуправства щашуров на беззащитной планете.

До чего же медленно тянется время. Мучительно медленно. Разрушительно медленно.

– Может, вы всё же отдохнёте? Поспите? – вновь подошёл ко мне Венуанец. – Вы уж простите, но ваш психологический фон слышат все присутствующие в зале.

Я оглянулась. Цеплагры. Кроме этой парочки во всём огромном зале уже никого не осталось. Похоже, доброжелательный Венуанец всех уговорил разойтись по комнатам отдыха.

– Я им мешаю? – наивно взглянула я ему в глаза, прекрасно зная, что он ни за что не ответит да.

– Нет, что вы, – предсказуемо отшатнулся от столь категоричной формулировки Венуанец. – Это ваше право, переживать за ваши интересы. Этот зал для этого и предназначен.

– Они могут отдохнуть в гостинице, если им неприятно моё соседство.

– Я предложу им, – улыбнулся Венуанец и бросил лишь мимолётный взгляд в их сторону. Но этого было достаточно, что бы сообщить мне, что это они его и послали с просьбой убрать меня отсюда. И Венуанцам Цеплагров любить тоже не за что.

– Или пусть терпят, – добавила я, добродушно улыбаясь ему.

Давать сдачи. Где, интересно сейчас тот парень с ожогами от контактов Феникса на лице? Пограничник. Как его звали? Валерий. Нет, Василий. Точно. Василий Терёкин. Как он был прав. Нельзя им такое прощать! Их надо постоянно ставить на место. Показывать, что мы им это не позволим. Я бы ушла из зала, если бы это были любые другие существа. Но, ни одной уступки щашурам и цеплаграм. Не нравится моё состояние – пусть уходят сами! Я в этом состоянии нахожусь не без их помощи. И пусть не сомневаются, мы не остановимся. Даже если следующее заседание Совета Миров примет решение не в пользу гарапцалов, мы опять его оспорим.

Я не могу теперь остановиться, пока не исправлю как смогу последствия этого моего опоздания. Этих судьбоносных двадцати восьми минут.

Посол

– Виктор! – я поджидала его у самого входа. – Мне очень нужно рассказать вам правду. Жаль, я опоздала, что уже поздно, но может, вы хоть как-то сможете повлиять…

– Здравствуйте Дара, – спокойно улыбнулся мне Посол. – Успокойтесь, пожалуйста. Ваши эмоции перевернули атмосферу на всей станции. Здесь так не принято.

– Да в бездну ваши правила! – не выдержала я. – Вы должны знать, что на самом деле происходит на Гарапце!

– Прошу вас, успокойтесь, – остановил меня Посол, обеими руками взял меня за плечи и заглянул в глаза. – Я всё знаю.

– Вы получили мой отчёт?

– Да, и над ним сейчас работает наша команда. Прекрасная работа. Я, правда, сам ещё его не видел.

– Не видели? Но как же вы…

– Дочка мне всё рассказала, – с улыбкой спокойно глядя мне в глаза, произнес он.

– Она успела связаться с вами? – ещё не веря, переспросила я.

– Да, – подтвердил он.

– Но как она… она же ребёнок… – я вновь с ужасом вспомнила какую отвратительную смесь отчаяния и ужаса выплеснула на девочку. – Простите, я ей такого… она же ребёнок. Мне не стоило. Надёюсь, она не могла понять…

– Она телепат, – пояснил он. – Очень сильный. Она передает мне сообщения на невероятные расстояния. Вы правы, она не поняла сама, о чём вы ей рассказали. Она просто передала мне все эти картинки из вашей головы.

– Значит, вы успели узнать всё до совещания?

– К счастью, да, – улыбнулся он.

– И что теперь будет? – мой голос вновь подвёл меня, хотя какой смысл демонстрировать актерские навыки управления голосом перед человеком видящим вас насквозь?

– Совет признал факт вмешательства в развитие восстанавливающейся цивилизации гарапцалов. Сейчас будет решаться вопрос об ответственности за это щашуров и цеплагров.

Я чувствовала, как по моим щекам катятся слёзы, но скрывать их у меня не было ни сил, ни желания.

Виктор посмотрел за моё плечо и теплота из его взгляда исчезла.

– Вы делаете ошибку, защищая их, – пророкотал переводчик.

Я повернулась и едва не задохнулась от возмущения. Да как у него хватило наглости подойти сейчас к нам!?!

– Это очень агрессивная цивилизация, – продолжил цеплагр. – И вы, вероятно, не знаете, но в последней галактической войне они были вашими противниками. Они чуть совершено не истребили ваш род. Земля долго не могла оправиться после той бомбардировки.

Я подняла на него глаза.

– Они расплатились за это сполна! – сказала я, глядя в его ничего не выражающее лицо. – Как и мы. Начали говорить, так договаривайте!

Посол поймал и легко сжал мою руку, но разве я могла тактично остановиться?

– Что договаривать?

– Мы с гарапцалами настолько разные, что нам просто нечего было делить. Нам не из-за чего было воевать! Кто втянул наши народы в ту войну? Кто убедил нас воевать друг с другом за чужие интересы?

Гарпцал заметно вздрогнул и сделал шаг назад.