Вековая история. Из жизни Ивана Посашкова
Я выбрал тему «Причины неудач Второй ударной армии в боях под Ленинградом». Она же сколько времени не могла прорвать это кольцо блокадное! Мне ребята говорили: «На что тебе эта канитель нужна? Зачем ты лезешь, куда не надо?» Я отвечал: «Нет. Я просто хочу узнать. Почему получилось именно так, что столько времени толклись на одном месте, а прока никакого не было». Однокурсники посоветовали: «Ты пройди вот в этот дом, за который мы воевали с московским парткомом, там сейчас живёт генерал-лейтенант, командующий корпусом, воевавший на этом участке фронта, который входил в состав Второй ударной армии. Он живой и здоровый, но, уже, правда, старый очень. И тебе, может, расскажет, что там к чему и как».
Но прежде чем идти к генералу, я уже побывал в нашем архиве в Подольске. Я истратил на это весь свой личный отпуск 45 суток и 3 месяца, которые мне полагались на диплом. И досконально изучил причины, почему эта армия не имела успеха. Так вот, когда пришёл к этому генерал-лейтенанту, сели мы с ним, выпили. Я обозначил ему, что меня интересует. И он заговорил. Ничего из того, что было мною изучено в сводках и донесениях, не соответствовало тому, что он рассказывал. Абсолютно! А у меня была возможность сравнивать сводки по линии разведки, по линии контрразведки, по линии тыла, политического отдела и разведотдела. То есть все эти бумаги, включая основную оперативную сводку, ложились на один стол, и по ним делалось обобщение. А у меня ещё появилась возможность прочитать немецкие сводки, что в этот день на этом участке фронта творилось, и сравнить с тем, что говорили наши, и что говорили немцы, и как было всё на самом деле.
Получается, когда я обобщил сказанное генералом и свой анализ по сводкам с фронта, то пришёл к одному очень интересному выводу: практически везде присутствовала наша ложь. Сталин отдавал директиву чётко, конкретно, понятно: на данном участке сосредоточить по 220 орудий на 1 километр фронта и выпустить по столько-то снарядов. Период артиллерийской подготовки. Начинаешь проверять сводку: сколько было снарядов по состоянию на этот день? А снарядов было всего-то неприкосновенный запас – НЗ. То есть тот запас, который расходовать нельзя. А как же на артподготовку? Её обозначали. Она должна была быть, например, 4 часа. А что такое 4 часа? Надо по каждому гектару выпустить 50 снарядов. По каждому гектару! А площадь, где должны наступать – 100 гектаров! Значит, всего 5 000 снарядов. А как начинать эту артподготовку, если снарядов всего 200?! Значит, артиллерийская подготовка едва обозначалась, то есть давали немцам понять, что сейчас начнётся наступление. Немцы хорошо построили оборону, положение у них было лучше, чем у нас, на этой местности. Когда начиналась артподготовка, они уходили на обратную сторону высоты в безопасный участок, оборудованный добротными блиндажами, в которых укрывались и пехота, и артиллерия, а после возвращались на передний край и уничтожали нашу пехоту, которая шла на них после так называемой артподготовки.
Защитился я хорошо. А весь этот собранный мною анализ для дипломной работы неожиданно пригодился мне, когда я отбыл по назначению в город Казань.
Казань. Доклад
Я закончил академию и приехал в декабре 1957 года в Казань на должность командира батальона. У меня уже была семья: жена, двое детей. Супруга не совсем здорова. Остановились в гостинице, другого места не нашлось. Пришёл, представился командиру дивизии об окончании академии.
– Прибыл для прохождения дальнейшей службы.
– Ну, что ж, принимайте батальон и командуйте.
Но мне как-то в этот период жизни не везло: я всё время попадал на чужое место, не своё, которое мне предназначалось, а на чьё-то, планируемое для другого. В те времена бытовало неписаное правило – делать батальоны отличными. Дивизия была сокращённого состава, и в ней имелся батальон пехотный, который сделали отличным и донесли об этом министру. И все получили звания, награды, как полагается.
И тут вдруг я, как снег на голову! На место командира этого отличного батальона уже подготовили офицера из этой же дивизии. И получилось так, что я сел на его место, а он опять остался на своей должности – начальником штаба батальона. Можно представить его состояние. Но я ничего не мог с этим поделать – выполнял приказ.
На меня навалились сложности неустроенного быта, проблемы со здоровьем жены и маленькой дочери. Тяжёлая ситуация в семейной жизни усугублялась негативным настроем ко мне в дивизии.
В эти дни подошёл ко мне командир полка: «Выезжай на стрельбище». Приказ есть приказ. Собрал я свой батальон, который считался отличным, и поехал на стрельбище. И тут началась проверка секретаря парткома, как солдаты мои стреляют. А стреляли они плохо.
Обратите внимание на такую маленькую деталь. Я приехал в конце декабря, и в начале декабря все проверки были на пятёрку, а в конце января снова проверка, и батальон получает двойку и по стрельбе, и по всем остальным показателям. Я по своему опыту и практике знаю, что сделать батальон отличным практически нельзя. Почему? Потому что в этом принимает участие целая группа офицеров. И далеко не всегда все они оказываются честными и порядочными людьми. Как бы ты ни вылезал из шкуры, а у тебя есть одно подразделение, второе подразделение, третье, четвёртое, пятое, шестое. В каком-то из них всё равно будет непорядок.
Отстрелялся я. Командиру полка доложили, что я отстрелялся плохо и загубил батальон. Для отчёта отличный батальон был, а я приехал и его испортил. Был отличным, стал плохим. И я понимал, что попал «не в ту степь», не туда, куда надо, но сделать ничего не мог. Абсолютно! И знал, что батальон подготовлен плохо. Знал, что оценка 5 была натянутая, фиктивная. Такую оценку этот батальон с его уровнем подготовки получить практически не мог. Но дело сделано.
Приехал со стрельбища, вернулся домой, жена плачет, ребёнок маленький заболел, в школу не берут. Что хочешь, то и делай. Настроения – никакого! А утром на работе зашёл ко мне в кабинет очень важный секретарь парткома. И вёл он себя гораздо наглей, чем Хрущёв.
– Ну что, Иван Фёдорович? Вам как коммунисту партийное поручение – на 23 февраля сходить в обком партии и прочитать лекцию о Дне Советской Армии.
– Другого никого нет? Вы же видите, что ничего у меня не получается, ничего. Дома раскардаш полнейший, и на работе одни неприятности…
– Как хотите, дело ваше. Значит, я на партбюро доложу, что вы отказались выполнять партийное поручение.
Вздохнул я.
– Ладно. Я как коммунист, конечно, не имею права отказываться.
Дал он мне доклад, отпечатанный в обкоме партии, чтобы я его читал в этом же обкоме партии. То есть дурака из меня хотели сделать, какого свет не видывал! Я пришёл в обком, представили меня. Вынимаю демонстративно копию их доклада – видно же со стороны, что это копия. Смотрю, полон зал. Вижу, одни вынимают газеты, другие журналы – каждый своё. А я до смерти не люблю рассказывать, когда не вижу перед собой глаза людей! Не могу просто. Посмотрел на них, беру демонстративно доклад их, аккуратненько сворачиваю в трубочку и кладу в сторону. И тут мне пригодились знания, которые во время учёбы в Академии я собрал из архивов и бесед с генералом Второй армии и архивариусом царской армии.
– Товарищи, мы сегодня поговорим не про всю Красную армию, а про ту Красную Армию, которая одержала победу в Великой Отечественной войне. Мне эта тема прекрасно знакома, и уверен, что знаю её лучше многих из вас. Поэтому постараюсь рассказывать так, чтобы у вас появилось желание слушать, а не читать журналы и газеты, которые вы принесли.
Не знаю, какие слова на них подействовали, но они быстро свои газеты, журналы свернули и отложили. Я начал рассказывать. И когда я закончил, спросил: «Ну что, у кого-то есть вопросы?»
– А что, вы можете на них ответить?
– Смотря какой вопрос. И если этот вопрос касается Советской Армии или боевых действий, конечно.
Я ждал подвоха, так как точно знал, что многих настроили против меня, но когда мои полные ответы прозвучали, все присутствующие встали и аплодировали мне стоя. Думаю, я это заслужил тем, что рассказал им то, что они никогда и нигде не читали и не слышали.
Например, как Черчилль приезжал в декабре 1942 года в Кремль к Сталину. Об этом никто не то что не читал, но и просто не мог знать. Это не публиковалось. Это была секретная информация, что сферы влияния на страны, воевавшие с Гитлером, будут распределены таким образом, как нарисовал Сталин у себя на карте в Кремле 6 ноября 1942 года. А Черчилль к нему в это время приехал, и зашёл в кабинет, и увидел, что на Польше написано Сталиным – «социализм». На других государствах тоже написано «социализм», и на Греции в том числе. Черчилль на Польше «социализм» зачеркнул, написал «капитализм». На Греции тоже зачеркнул, написал «капитализм». Сталин подошёл, взглянул на Польшу, зачеркнул его «капитализм» и нарисовал вот такую фигу. А в Греции так и оставил «капитализм». И когда мы в 1944 году подошли к греческой границе со стороны Болгарии, нам дали приказ остановиться. Договорённость с Черчилем о разделе территорий была достигнута…
Из этой ситуации я вышел достойно, но не знал, что мне готовил наш секретарь партийной организации.
Когда я пришёл на следующий день в полк, мне ребята сказали: «Ну, держись, Иван. На партийном собрании разделают тебя под орех. Что ты разложил весь полк, разложил дисциплину в батальоне, у тебя ни в чём нет порядка». И вскоре я всё это услышал. Меня просто размазали, что называется. Я попросил разрешения выступить: «Прошу к 10 минутам прибавить ещё минут 10». Весь зал: «Говори, сколько хочешь». И я начал своё выступление. Сколько во мне было злобы, ненависти, вся она вылилась на этого несчастного секретаря партийной организации. Знаю, что делал он это по наущению. И тоже этого секретаря размазал, как только хотел. Я выступал 35 минут. Ровно столько, сколько он говорил. Весь зал визжал, орал, топал, стучал ногами. Я пожалел, что оказался там.
Наутро пришёл начальник политотдела в полк: «Что ж ты, Иван, наделал? Ты меня поставил перед фактом, что надо секретаря партийной организации убирать. А я как доложу, за что его убрал? За то, что он на тебя наплёл? Так и написать? Мне тогда зададут вопрос, а я где был?»
– И что вы мне предлагаете?
– Ты знаешь, я, если честно, не знаю, что тебе предложить. Давай это всё отложим до партийной конференции. Через неделю в Доме офицеров она состоится.
– Хорошо. А мне дадут слово на этой партийной конференции?
– Обязательно. Не помню, чтобы кому-то отказывали.
– Отлично! Вот после этого моего выступления вы и будете принимать решение.
К выступлению я подготовился более серьёзно, более объективно, без лишних слов, без лишних эмоций. Каждое предложение, слово, интонация – всё было продумано и выверено. И от этого выступления даже я сам получил удовольствие.
После конференции генерал, командир дивизии, вызвал меня на разговор:
– Вот что, Иван, ты умный человек, но и я не дурак. А два умных не могут быть в одной дивизии. Я генерал и командир дивизии, я останусь. А ты подполковник и всего-то навсего командир батальона. Я тебя отправлю из дивизии. А чтобы ты на меня жалобу в ЦК не написал, что я тебя выпроводил из дивизии за преследование, за критику, отправлю с повышением.
– Совсем здорово! Если бы вы меня отправили с понижением, то куда ж больше унижать-то! Я и так с должности полковника пришёл на должность подполковника. А командиром роты я во время войны был.
– Ну вот, мы с тобой налюбезничались, и хватит. Завтра получишь предписание.
– Куда?
– Советником. К арабам. В Сирию.
Командирский ящик
Но до этого неожиданного назначения прошло ещё два года, и они были насыщены различными событиями и каверзными ситуациями, из которых мне удавалось выходить благодаря моим солдатам.
Дело было зимой, в феврале. Приехал я в свою часть, дежурный мне доложил:
– Приходил начальник штаба дивизии, проверял, как идут занятия.
– И что?
– И в первой роте взял командирский ящик с собой.
– Почему? Ты видел этот ящик?
– Да! Ржавый весь. Страшный, ободранный.
– Ага…
На следующий день командир дивизии должен был проводить совещание с офицерами по организации огневой подготовки в частях. А этот командирский ящик являлся командирским пособием. В нём хранились сделанные в разрезе патроны, пистолет, автомат, гранаты. Всё это сосредоточено в этом ящике и должно быть чистым, выкрашенным и ухоженным. Наш же ящик представлял из себя страх один: как будто валялся где-то на мусорной свалке. Я понял, что меня ожидает… Видимо, изъятый ящик будет предметом обсуждения, и взыскание я получу непременно, вне всякого сомнения!
Требовалось срочно что-то предпринимать! У меня была разведрота. В ней служили мои самарские земляки, я их специально подбирал. Солдаты хорошо обученные, натренированные, смышлёные – толковые ребята. Обратился я к ним:
– Вот такая стоит задача: в кабинете у начальника штаба лежит старый командирский ящик. Надо его забрать и унести, а вместо него положить новый. Кто из вас сможет выполнить эту задачу?
Надо иметь в виду, что штаб дивизии охраняется строго: там сидит дежурный, помощник дежурного, часовой стоит – всё как полагается. Для разведчика – задача сложная, но выполнимая, если хорошо посоображать.
Вышел вперёд один: «Товарищ полковник, я могу эту задачу решить!» За ним второй, третий и почти весь взвод вышел!
Я первому сказал: «Давай! Если справишься с такой сложной задачей, дам тебе неделю отпуска!»
В семь утра приехал на работу, а у меня на столе уже стоит этот страшный ободранный ящик, что прихватил с собой начальник штаба. Велел солдату разобрать его на части и раскидать по мусорным ящикам. После завершения такого ответственного дела спросил, как же он умудрился всё провернуть.
– У меня не было в планах, товарищ полковник, рассказывать, как я это сделал. Хотел в тайне оставить.
– Слушай, но мне так интересно, как ты эту операцию провёл?
– Без пятнадцати шесть пришёл в штаб, вижу: комендантский взвод собирается на уборку помещений штаба дивизии. Посмотрел, как они одеты, точнее, раздеты по пояс, у каждого ведро и тряпка. Я тут же разделся, взял орудия уборки. Каждый солдат занимался своим делом – никто друг на друга не смотрел. Когда дежурный убрал кабинет начальника штаба и ушёл, я взял ведро, в которое предварительно уложил новый командирский ящик, и зашёл в кабинет. В шкафу обнаружил старый и на его место поставил новый. Положил «добычу» в ведро, накрыл тряпкой и ушёл.
…Самое интересное было потом. Всё утро я провёл в нервном напряжении, в ожидании 10 часов, когда начнётся совещание. Там обсудили ряд задач и перешли к вопросу – боевая подготовка. Генерал был – педант высшего класса!
– Мы хотим, чтобы у нас была отличная боевая и политическая подготовка! А как мы заботимся о материальной части, которая является обязательным условием успешности занятий?! Отношение самое отвратительное, особенно в 32-м полку! – И обратился ко мне: – Почему у вас такое безобразие?
Я встал:
– Извините, товарищ генерал, у нас всё отлично! Конспекты отсматриваются, утверждаются. Важные темы обсуждаем с офицерами. Всё это делается как положено. Материальная часть для обучения всегда в порядке. Боевые стрельбы идут нормально.
Генерал повернулся к начальнику штаба:
– Полковник, что вы мне вчера докладывали?
– То, что есть, товарищ генерал! Принести из кабинета ящик командирский!
Этот ящик, когда он новый – словно детская игрушка, раскрашен в очень яркие цвета: красный, чёрный, жёлтый, зелёный! Каждая деталь в разрезе покрашена в строго определённый цвет, чтобы облегчить солдату запоминание.
Когда начальник штаба увидел доставленный ящик, у него глаза на лоб полезли!
– Что вы принесли? Я вам что сказал – командирский ящик у меня в кабинете!
– Товарищ полковник, этот ящик я взял в вашем кабинете в шкафу, другого там нет.
Полковник сам рванул осматривать свой кабинет. Вернулся, подошёл ко мне и тихо со злостью проскрежетал:
– Ну смотри! Я тебе покажу!
Генерал в недоумении:
– И что дальше?..
– Ничего, товарищ генерал, вышла промашка!
– Мне неприятно вам об этом напоминать, но такие промашки на общем собрании офицеров недопустимы!
Так я нажил себе врага до конца службы. Он не упускал ни одного случая, чтобы меня не пнуть, и всячески старался помешать моим служебным делам.
Столбы
В нашей части все заготовки продуктов велись солдатами. Квасили капусту, мариновали огурцы, готовили к хранению картошку, свёклу. Сами ездили на поле, сами выкапывали, сами мыли, чистили, складывали в бурты, с расчётом, чтобы хватило до нового урожая. На всю дивизию квасили капусту в больших чанах, сделанных из бетона и облицованных внутри плиткой. Ну до того она была вкусная! И прапорщики знали и умели хранить все эти запасы. И делали это очень добросовестно. Им полагалась премия – 5 % от сохранённых продуктов, и дело своё они выполняли с душой.
Уехал я проверить, как идут тактические занятия по использованию средств химической защиты. Весь день там с солдатами «проиграл», вернулся вечером. А меня ждал мой начальник тыла.
– Что у тебя?
– Мне нужно на завтра пятьдесят солдат капусту рубить.
– Так ты же знаешь отлично, что завтра учебный день! Это значит их надо сорвать с занятий. Ты знаешь, что за это полагается?
– Я знаю, но уже договорился с председателем – надо срочно нарубить эту капусту!
– Мало ли что надо, а не получается…
– Короче – не даёшь?
– Не дам! В воскресенье, в субботу – пожалуйста. Завтра – не дам.
– Ну, смотри, – сказал он уходя, – чтобы ты не пожалел об этом…
Ушёл он, а часа через два звонит мне мой приятель – полковник в штабе дивизии:
– Ты знаешь, что к тебе завтра собирается ехать командир дивизии? Он тебе ещё весной приказал поставить электрические столбы для освещения штаба ГСМ.
– А! Я и забыл совсем! Да, велел он мне поставить там столбы и свет провести.
На улице уже мороз был. По первому морозу капусту-то рубят. И земля успела подмёрзнуть. Что делать?
А в дивизии всегда есть свой запас и столбов, и проволоки, то есть всё, что необходимо для жизни и для войны, – всё есть! Я вспомнил, где у меня лежат столбы, где проволока, изоляторы. Пришёл в свою разведроту:
– Нужны шесть человек, которые способны сделать непосильную работу: поставить шесть столбов, натянуть проволоку и повесить лампочки. Кто это сможет сделать – шаг вперёд!
Все шагнули вперёд! Я отобрал шесть человек. Вызвал заведующего продовольственным складом. Подписал накладные на сгущёнку, сало, хлеб. Взяли командира взвода и поехали. На месте показал, что надо делать. Там ещё колышки сохранились, куда следовало поставить столбы.
– Можете сделать так, чтобы нельзя было понять, что вот только столбы вкопаны?
– Я же командир взвода разведки, товарищ полковник. За кого вы меня принимаете?!
На душе у меня всё равно была тревога – ямка для столбов должна была быть метр пятьдесят – метр восемьдесят в глубину. И объём работы большой, и земля подмёрзшая. Ладно, думаю, что будет, то и будет.
Часа в четыре утра звонок. Командир взвода разведки:
– Товарищ полковник, всё закончили! Я каждый столб залил водой и засыпал. И тут пошёл снежок. Всё припорошило – ничего не заметно.
Солдатам всем дал отпуск. В восемь часов утра позвонил дежурный.
– Товарищ полковник, генерал поехал на проверку.
Часа через полтора опять звонок из штаба дивизии:
– Генерал приехал злой как собака! Никому ничего не сказал. Прошёл в кабинет, хлопнул дверью. Приказал вызвать начальника тыла. Объявил ему строгий выговор за ложный доклад!
Начальник тыла пришёл ко мне, весь красный.
– Ах, сукин сын, когда ты успел эти столбы поставить?
– Когда? С осени! Когда приказали, тогда и поставил!
– Какого чёрта! Я вчера там был – ничего не было!
– Ну, знаешь, спьяну чего только не померещится! Ты трезвый хоть был? Чего тебе объявили?
– Строгий выговор…
– Ну, это тебе повезло, что выговор, а то могли и несоответствие занимаемой должности…
Так я нажил ещё одного врага.
Газовая колонка
Шёл я как-то по части. Неожиданно ко мне подбежал сержант «кавказской внешности»:
– Товарищ полковник, ра-а-зрешите обратиться!
– Разрешаю, товарищ сержант.
Помявшись, он продолжил:
– У мэня к вам просьба…
– Давай, что за просьба.
– Вы знаэте, у нас в Грузии очэнь трудно купить газовую колонку. А мнэ дядя позвонил и попросил, чтобы я купил здэсь, в Казани – их же здэсь дэлают, – и прислал ему в Грузию.
– Так в чём же дело?
– А дэло в том, что у мэня дэнег нэт!
– И что ты хочешь?
– Прошу, чтобы вы мнэ эту газовую колонку купили или дали взаймы дэньги.
– Сколько?
По тем временам колонка стоила 450 рублей. Это было две мои месячные зарплаты.
– У меня этих денег сейчас нет. Завтра привезу.
Я знал, что этот сержант подлежит увольнению где-то в мае, а дело было в марте. Через два дня привёз ему эти деньги.
– Нэт, товарищ полковник. Мнэ дядя сказал, чтобы я нэ так сдэлал. Он сказал, что я должен попросить вас купить эту колонку и отправить её по нужному адрэсу в Грузию, в Батуми.
– Ну, парень, что-то ты ведёшь себя не как полагается!
– Вы понимаете, у мэня другого выхода нэт! Я завишу от этого дяди! После увольнения могу жить только у нэго. Если я нэ выполню его просьбу, то нэ смогу там появиться!
– Да… Положение у тебя сложное… Надо как-то помочь…
Мне ничего не оставалось делать, как сесть в машину, купить эту колонку и отправить её по адресу в Батуми. Через полтора месяца уволился этот сержант.
Уехал он. Жду я месяц. Денег нет. Жду два. Нет. Июль проходит – денег нет. В начале августа ко мне почтальон подходит и говорит:
– Иван Фёдорович, а вы знаете, я ношу какое-то извещение на деньги – на 450 рублей – уже четыре месяца. Я только его отправлю, оно назад возвращается.
– Так кому эти деньги присылают?
– Да не пойму я, чего тут написано! Ни имени, ни адреса толком не разобрать! Всё перепутано! Дом наш, а квартиры такой нет. И фамилия непонятная.
– Эти деньги из Батуми?
– Да!
– Так это мои деньги! Я их четыре месяца жду!
Всё. Деньги нашли своего адресата. А через неделю получаю телеграмму: «Очэнь ждом! Приэзжай!»
В том году у меня никакой путёвки в санаторий не было, и решил я поехать в Батуми к этому грузину и там отдохнуть.
Дома меня останавливали: «Ну куда ты поедешь к чужим людям? Ты же там никого не знаешь!» – «Да я им оказал одну любезность, думаю, что они по грузинскому обычаю встретят меня хорошо».
Приземлился в аэропорту. Таксист спрашивает:
– Куда?
– В Батуми.
– Поехали.
Ничего не сказал, сколько стоит. Приехали.
– Два тридцать.
Дал ему пять рублей, он сдачу не даёт.
– Чего сидишь?
– А что, сдача не полагается?
– Ты что – нищий сюда приехал?!
Я вышел, так и не увидев своей сдачи. Пришёл по адресу, смотрю – за забором трёхэтажный дом. В те советские времена я много чего объездил и повидал, но такого роскошного на европейский манер дома не встречал!
Постучал. Вышла женщина. Но меня предупредили, когда женщина одна – заходить нельзя.
– А! Вы тот самый!
– Да, я, наверное, тот самый…
– Вы тот, у кого служил наш сержант?
– Да.
– Заходите!
– Да нет. Я, наверное, мужа подожду.
– Ой! Не надо всякие сплетни слушать! Заходите! Я вас накормлю, напою! Вымоетесь, отдохнёте! А там и муж придёт!
Когда я попал внутрь дома, просто ахнул! Такой красоты и богатства не встречал даже в западных музеях! Подумал, а вдруг надо будет платить за эти апартаменты? Это же не меньше 100 рублей в день! (Средняя зарплата по тем временам была 120 рублей по стране.)
После сытной трапезы и ванны привели меня в спальню, а там кровать из карельской берёзы и перины пуховые! В сон провалился моментально, как только голова коснулась взбитой подушки!
Проснулся от голосов и понял, что хозяин меня ждёт.
– Ну, здравствуй, гость дорогой! Давно тебя жду! Садись!
Дал распоряжения жене, и та принесла кувшин вина литров на пять-шесть. Первый тост был за прапрапрадедушку, что принёс горсть земли на эти голые скалы. Потом за то, что прапрадедушка развёл чай и на этом заработал деньги. Потом за прадедушку, что развёл виноград, мандарины, абрикосы… А потом за дедушку, что построил дом… И теперь в этом доме живёт он! Кувшин опустел, и я понял, что на большее количество тостов меня уже не хватит. Время перевалило далеко за полночь. Жена, «стоящая на стрёме», принесла следующий кувшин. Я удивился! Когда хозяин вышел, спросил у супруги: