Любовь к человеку-ветру

– В тринадцать ноль-ноль.

– Ну вот… Скажу ей, что ты будешь в начале второго. Фигура у тебя, по нынешним стандартам, очень хорошая. Думаю, она тебе что-нибудь подберет из эксклюзивного.

– Надо обязательно из эксклюзивного? – спросила Маша, которой эта затея изначально почему-то не нравилась. – У меня есть прекрасное платье из темно-красного бархата, декольтированное. Оно тебе всегда казалось красивым.

– Машенька! – с бесконечным терпением в голосе проговорил Павловский. – Я уже объяснял, что мы приглашены на такой прием, где все дамы будут в навороченных туалетах от самых модных наших дизайнеров одежды. Ты не должна выглядеть хуже других, тем более что ты лучше… – Он бросил наконец свой галстук, подошел к Маше, обнял ее за плечи и, опять заглянув в глаза, сказал: – Я никак не могу понять, чего ты дуешься. Моя женщина должна быть самой-самой… Пусть все мужики сдохнут от зависти.

– А если я пойду в своем красном платье, они не сдохнут?

– По протоколу этого сборища платье должно быть до пола, а у тебя?

– Не до полу…

– Вот видишь!

Павловский решил, что он привел самый веский аргумент, после которого все остальные будут лишними, чмокнул Машу в щеку, взял со стула папку с бумагами и уже из прихожей крикнул:

– Если ты сейчас поторопишься, я отвезу тебя на работу!

– Не-е-ет! – крикнула в ответ Маша. – Я лучше на автобусе! С подругой договорилась! Она меня будет ждать у остановки!

– Как хочешь! Заеду за тобой ровно в половине пятого. Надеюсь, ты уже будешь в новом платье! А о цене Малиновскую даже не спрашивай. Я договорился с Зоей, что оплачу все позже. Может, еще чего-нибудь себе подберешь. Не стесняйся! Машина все увезет! Пока…

Никакой договоренности с подругой у Маши не было. Она из какого-то глупого упрямства не хотела ехать вместе с Павловским. Она вообще не могла понять, почему ее так раздражает необходимость приобретения нового платья, да еще от самой Зои Малиновской. Ей бы радоваться, предвкушая поездку к знаменитой модельерше, а она почему-то злится. Может быть, потому, что ни ее мнение, ни ее желание Сашу не интересовали. Не она, Маша, будет выбирать себе платье, а Зоя Малиновская… Ну и что с того, что она знаменита на весь город? У Маши и самой вкус не хуже!

Впрочем, она лукавила с собой. С того мерзкого дня, который она теперь называла «днем синих занавесок», в ее душе поселился непокой. Она сто раз уже оправдала Сашу по всем статьям, но смутное беспокойство мешало жить, саднило, как незаживающая царапина. В каждом самом невинном высказывании Павловского ей виделось двойное дно, какой-то особый смысл, ускользающий, а потому пугающий.

К обеду, вынырнув из омута навязчивых, тягучих мыслей, она поняла, что таблицу, которую она составляла с самого утра, придется переделывать заново. Голова болела тягуче и тошнотворно. Девушка достала из ящичка рабочего стала таблетку анальгина, запила остатками остывшего, а потому до омерзения противного кофе и с отвращением вызвала такси.

Зоя Малиновская своими объемами очень походила на незабвенную продавщицу Валентину. Вместо узкой джинсовой юбчонки на ней были надеты бежевые капри, над поясом которых толстыми складками нависал необъятный живот. Поверх складок горой лежала не стесненная бюстгальтером колыхающаяся грудь. Знаменитый дизайнер женской одежды вряд ли могла носить то, что моделировала. Маша представила себя на приеме в таких же штанах и растянутой черной майке, как у Малиновской, и с трудом сдержала смех, чему обрадовалась. Смех – он лучше беспричинной угрюмости. Да! Беспричинной! У нее нет никаких причин не доверять Саше!

Зоя Малиновская без лишних слов повертела перед собой Машу, как неодушевленный манекен, изучающе заглянула в глаза, сказала:

– Жди тут, – и скрылась в недрах своей мастерской.

Через некоторое время она вынесла платье такого красивого и глубокого шоколадного цвета, что Маша сразу поняла – то!

– Раздевайся, – рявкнула немногословная Малиновская.

Маша огляделась вокруг в поисках какой-нибудь ширмы, но ничего подобного не нашла. Правильно расценив ее ужимки, модельерша рявкнула второй раз:

– Тут никого нет!

Маша, неуклюже пожав плечами, начала раздеваться, чувствуя себя, как на приеме у врача.

– Лифон долой! – приказала великая Зоя. – Такие платья носят на голое тело.

– Что, и трусы снимать… – прошептала Маша.

– А ты думала! Ткань такая тонкая, что даже самые крохотные стринги будут видны. К черту трусы!

Маше совершенно не хотелось оголяться перед толстой незнакомой теткой, но глупо было капризничать, раз уж пришла. Дрожащими руками она стянула трусики.

– Не трясись – не у гинеколога! – мощно расхохоталась Малиновская и принялась облачать свою новую модель в платье.

Оно, нежно касаясь кожи, легко скользнуло вниз по Машиному телу. Зоя что-то подправила на груди, расправила подол и, обнажив крупные широкие зубы в довольной улыбке, сказала:

– Ну прям как на тебя шила! Глянь! – И она подтолкнула Машу к зеркалу.

Платье оказалось очень простым и одновременно потрясающим воображение. Маша так и не смогла угадать, из какого материала оно было сшито. Что-то среднее между трикотажем, шелком и тонким бархатом. Платье до того точно повторяло изгибы Машиной фигуры, что превращало молодую женщину в скульптуру. И при этом Маша не выглядела вызывающе, хоть сколько-нибудь непристойно или эротично. Зоя оказалась права – под такое платье надевать белье было нельзя. Единственным украшением наряда являлась легкая драпировка на груди, закрученная изящной восьмеркой.

– Нравится? – спросила Малиновская.

– О-о-очень… – протянула Маша.

– В общем, так: сходишь на свою тусовку, можешь сдать. Возьму почти по той же цене.

– Как сдать? Это напрокат, что ли?

Малиновская усмехнулась и сказала:

– Ну ты ж не наденешь его второй раз!

– Почему? – еще больше удивилась Маша.

– Ну-у-у… девка, с тобой все ясно. Слушай сюда: два раза в таких туалетах в одно общество не ходят. Моветон. Поняла? Не по дому ж в нем разгуливать? У Сашки, я знаю, не дворец! – Зоя залихватски подмигнула и добавила: – Пока не дворец! Для тебя, думаю, отгрохает! Ты того стоишь!

Машин слух оскорбило панибратское «Сашка». Откуда Зоя знает, что у Павловского не дворец? Бывала у него? Не из тех ли она женщин, которые… оставались на ночь в его «недворце»? Нет, ну не мог же Саша спать с этим толстым Карлсоном без пропеллера… А если модельерша растолстела совсем недавно… Нет! Саша говорил, что Малиновская шила его женщинам… Как же она, Маша, сразу не догадалась, насколько ей станет тут стыдно? Сколько же их, женщин, было? Скольких обшивала Зоя?

Маша принялась торопливо снимать платье, чтобы Малиновская не прочитала по лицу, как у нее опять стало муторно на душе.

– Еще что-нибудь будешь брать? – спросила Зоя. – Сашка сказал, что все оплатит.

– Нет, спасибо! – Маша отчаянно замотала головой. – Мне сейчас некогда. Я вообще-то работаю… Обеденный перерыв уже заканчивается…

– А-а-а… Ну ладно. Заходи потом. У тебя фигура ладная – подберем все, что захочешь.

Маша торопливо оделась, поблагодарила, попрощалась и, прижав к груди пакет с платьем, выскочила на улицу. Рука, которую она выставила для приманки такси, неприлично тряслась.

– Машунь! Ну почему ты не в платье? – недовольно спросил Павловский, когда Маша после работы села к нему в машину. – У нас очень мало времени, а придется еще украшение купить. Надо же, чтобы камешки подходили к платью!

– Саш! Ты что, не понимаешь, что я не могу раздеваться догола на рабочем месте?

– Ну… не на рабочем, конечно… В туалете, например…

– Саша! Ты бывал в общественных туалетах? Разве там можно надевать вечерние платья? И вообще, как бы я пошла в нем по коридору? И потом… у меня туфли совсем не подходят…

– Черт! Как же я про туфли забыл! Все! Поехали! Там и платье переоденешь!