Планеты

– Вы… вы бесчувственный, сумасшедший мучитель! – Дели ощутила бешеный прилив ярости и ненависти, глядя в ухоженное каменное лицо Императора.

– За эти слова добавляю тебе еще пять даальсов заточения! – безжалостно ответил тот. – Я отучу тебя от строптивости и самодурства! Марш в Зал Ожидания, или я отправлю за тобой офицеров ДОБ!

Вдруг ее пронзила внезапная мысль.

– Вы не можете посадить меня в подземелье, Император, потому что сегодня я лечу с Юл-Каном на водопад Санайль! – она ткнула в экран цветастую карточку – путевку на двоих, которую им вручили в Зале Ветров. – Вы не можете отменить ее: праздник Цветов священен!

Фидель нахмурился, помрачнел, но Дели была права – он не мог ни отменить этой поездки, ни игнорировать ее, ни объявить пустяком, и он, помолчав, заявил:

– Хорошо, Филадельфия, я не могу наступить на горло своим же правилам и аннулировать вашу поездку. Вы можете отправиться на водопад с камарленцем, но завтра ты все же пойдешь в сопровождении Инканона, не думай, что так легко избежишь наказания.

Дели повеселела: завтра – это завтра, и оно далеко.

– Да, Император, – склонила она голову, пряча улыбку на губах.

Юл-Кан оказался дома, вернее, в большом шалаше, сплетенном из ветвей, стеблей лиан, что стоял на берегу Лудана под раскидистым взлохмаченным илакузаном. Ихлак спал, видимо, утомился от непривычного двухдневного буйства и от избытка впечатлений, но, едва заслышав ее шаги, тут же проснулся.

– Шалкай! – просиял он. – Что ты делаешь здесь?

– Как это что? – округлила та глаза. – Я прилетела к своему большому другу в гости, а ты спрашиваешь, что я делаю здесь? Видимо чрезмерные развлечения плохо подействовали на тебя.

– Я не хотел обидеть тебя, Шалкай. Я очень рад, что ты пришла в мой дом, но ты говоришь правду: эти два солнца и две луны похожи на сон, и я до сих пор в их плену. – Тут его взгляд упал на вошедшего в хижину белоснежного лонга, который, как ни в чем не бывало, сел у ног империты и с любопытством взглянул на ихлака озорными умными глазами.

– Истан! – просиял он еще больше. – Сколько времени я тебя не видел, малыш, а ты уже успел подрасти, как молодое дерево! – Юл-Кан потрепал его по загривку, а тот «улыбнулся» ему, растянув пасть, потом посмотрел на хозяйку: не ревнуешь ли? Но Дели лишь засмеялась, взглянув на его хитрую довольную морду.

Империта нашла Истана в зверинце оккоя. Тот равнодушно и безразлично лежал в просторной, снабженной всем необходимым, клетке, тоскливо глядя на огромный незнакомый ему мир, раскинувшийся за прутьями его тюрьмы. Кормушка была полна и нетронута. Но, едва завидя Дели, едва издалека почуяв ее запах, узнав шаги, он бешено бросился на державшие его стены, радостно рыча еще тонким голосом.

Лонг заметно подрос, несмотря на вялый аппетит, но оставался все тем же непоседливым, любопытным белоснежным клубком с огромными желтыми глазами. Как он прыгал, носился, порыкивал вокруг нее, когда Дели выпустила его на волю, словно всем своим видом говорил: «Ну, наконец-то ты пришла, хозяйка, я так долго ждал! Почему ты оставила меня, своего преданного и преданного Истана? Больше не делай так, иначе я могу разозлиться и обидеться!»

– Юл-Кан, полетели на водопад Санайль! – задорно воскликнула империта. – Такой красоты ты точно не видел! Мы ведь выиграли эту поездку, помнишь? Будем целые сутки купаться, любоваться, валяться на солнышке, разговаривать! Знаешь, как это здорово! Согласен?

– Согласен, – просто ответил тот, и они вышли из хижины.

День был отличный, просто-таки созданный для отдыха, прогулок и ничегонеделанья. Живописные берега, обрамляющие синие воды Лудана, поросшие влаголюбивым чаккором[60 - Чаккор – кустарник, растущий подле водоемов. Произрастает только на Деллафии.] с длинными обвислыми листьями, убегали по широкой дуге куда-то на юго-восток. А дельта реки пестрела глазками всевозможных диких цветов: вегены, альды, наинии, яллы, хирконы, кареаны, эготы. За спиной возвышались окраины Орфиса и несколько одиноких домов за чертой города. Где-то там был и дом трайда, но Дели поспешила забыть об этом, сказала:

– Летим! – и побежала к эстелу, за ней, не отставая, помчался лонг.

Перед ними был водопад Санайль – одно из самых красивейших мест Деллафии, которое ревностно и строго охранялось и оберегалось. И не напрасно.

С высокой ровной на вершине, будто срезанной ножом, скалы сильными прозрачными ручьями падала звонкая вода. Ручьи сливались друг с другом, переплетаясь брызгами, и устремлялись вниз с огромной высоты. Они перепрыгивали, скользили, перетекали по неровным буграм – уступам, извивались змеями меж камней и трещин, будто по ступеням грандиозной природной лестницы и рассыпались, раскрывались тончайшими веерами у самого подножия. И там, внизу, они вливались, соприкасались, словно в щекочущем поцелуе с небольшим озером – прохладным, окруженным округлыми, поросшими короткой густой травой – мхом, валунами, скрытыми, словно кисеей тумана, голубоватыми струями. От волнующегося озерка убегала, петляя, быстрая говорливая речушка, кружа белые клочья пены, и исчезала где-то внизу, срываясь с широкого уступа. Со всех сторон водопад окружали, обвивали, обнимали густыми мелколиственными ветвями алемандры[61 - Алемандр – дерево, чрезвычайно неприхотливое и малочисленное (делл.)], почти касаясь земли, похожие на пронзительно-желтые клубы облаков, усыпанных мельчайшими капельками воды. И среди них, как гордые великаны, возвышались несколько илакузанов, со своей высоты молчаливо, но радостно взирая на беспрерывный бег ручьев, что омывали своей живительной силой их мощные корни и дарили прохладу листьям.

Неприхотливые, жизнелюбивые алемандры росли даже на, казалось бы, беспочвенных скалах по ту сторону водопада, призрачно виднеясь сквозь легкую, дымчатую завесу падающей воды, чудом цепляясь за камни, захлебываясь, оглушено качали ветвями под напором и шелестели мокрой листвой.

Короткая трава устилала землю, словно ковер, пробиваясь сквозь каменистую почву, и радовала взгляд случайными, редкими, а оттого особенно красивыми цветами – орли. Это был настоящий райский уголок под бескрайним, насыщенным ярко-голубым, с прозеленью небом с невесомыми космами облаков-барашков. И он был до краев наполнен чем-то глубоким, философским, торжественным и свободным, и это явственно ощущалось с каждым глотком кристального воздуха.

Они вдоволь налюбовались великолепным зрелищем, успокоив немного разыгравшееся восхищение, блаженно развалились на нагретой солнцем земле, отыскав ровное местечко под сенью большого вальяжного алемандра. Истан самозабвенно носился по берегу озера, наслаждаясь свободой и простором со щенячьей радостью.

– Ну, Юл-Кан, нравится тебе здесь? – с веселым огоньком спросила Дели, повернувшись к ихлаку.

Тот с глазами размером с тарелку каждый, не мог поначалу даже собрать разбежавшиеся, трепещущие в восторге мысли и лишь беззвучно раскрывал рот, силясь сказать что-то. Наконец, обрел голос и сознание, воскликнул:

– О духи! Разве могут мои глаза видеть нечто подобное? Разве бывает такая красота на земле, или я умер и все мне только снится? Мой Ихлакит по сравнению с этим осколком неба – пустыня и убожество! Я бы мог жить здесь вечно, Шалкай!

Девушка засмеялась и предложила:

– Пойдем купаться!

Вода озера – неглубокая, прозрачная настолько, что видно было дно сквозь ее толщу, с нежным голубым оттенком и легкими волнами, идущими от водопада, так и притягивала к себе, зовя окунуть тело в своих прохладных ласковых объятьях.

Дели нырнула с большого мшистого валуна, пронзив зеркальную гладь, отчего по поверхности пошли широкие расходящиеся круги. Кожа ощущала приятное прикосновение воды, солнце слизывало с лица брызги, обжигая; волны мягко качали ее, словно убаюкивали, наполняя спокойствием и умиротворением, будто растворили в себе.

Юл-Кан робко бродил почти у самого берега, не решаясь осквернить это чудесное озеро своим недостойным телом. Империта, подплыв к нему, хитро сверкнула глазами и вдруг, широко поведя рукой по воде, обрызгала ихлака столбом мелких искрящихся капель. Тот, охнув от неожиданности, шарахнулся к берегу, но новый рой брызг настиг его, и тогда великан ринулся за ней, рухнув в воду, как дерево, громко отфыркиваясь, осыпая девушку огромными фонтанами. Вскоре озеро бурлило и кипело от их метущихся тел, а воздух пронзали истошные вопли и визги.

– А-а-а! – орала Дели с выпученными глазами, убегая, уворачиваясь от Юл-Кановых лапищ, вздымающих целые волны позади нее. – Не догонишь!

– Догоню – пощады не жди, Шалкай! – завывал дурным голосом ихлак, блеща мокрым шоколадным телом, носясь по мелководью, словно одержимый.

Истан рычал, прыгая яростно на берегу, бросился в воду, но волны, поднимаемые камарленцем, выбрасывали его вновь на берег, не давая плыть, и он упорно пытался добраться до хозяйки – раз за разом, – тягаясь с взбесившейся водой, прилагая все свои слабенькие еще силы.

А Юл-Кан с Дели все носились, как угорелые, разрывая перепонки криками, смехом, падали, барахтались, вскакивали, бегали, поливая друг друга брызгами, как из ведра, удивляя своим ребячеством и громкоголосьем спокойный и важный водопад Санайль, отродясь не видевшего такого безобразия.

Наконец, Дели, совершенно обессиленная, хватаясь за живот и негромко постанывая, не в силах больше смеяться, бухнулась на берег. Рядом присел счастливый, как ребенок, Юл-Кан. Ей в ноги ткнулся недовольный и мокрый насквозь Истан, словно, не одобряя ее детские непонятные шалости.

Озеро понемногу угомонилось, успокоилось, улеглось и разровнялось, пустило свои неспешные ленивые волны. И вновь все наполнилось прежним величием, достоинством, невозмутимостью, хранимых долгими годами.

Проголодавшись, разложили под алемандром провизию, заранее и предусмотрительно закупленную империтой в Орфисе. Свежий, удивительно тонкий воздух, купание в бодрящей прохладной воде, отличное настроение, разбудили зверский аппетит. Основательно подкрепившись, развалились на земле. Молчали, погруженные каждый в свои простые или тайные мысли.

Дели слушала беспрерывный, мелодичный, переливчатый шум водопада, похожий на звук дождя, – успокаивающий, разливающийся по всему телу невидимым потоком, отдающийся эхом в мозгу, рождающий странные ассоциации, неясные образы, вечные, как само время. Где-то перекликались какие-то птахи, наверное, руты[62 - Рута – певчая небольшая птица из семейства радужнокрылых. Обитает в илакузановых лесах.], иногда заливаясь то колокольчиком, то беспечным щебетом, то звонким прерывистым смехом, перелетая с места на место. Над головой покачивались тяжелые ветви алемандра, будто задумчиво кивали кому-то. Его мелкие золотистые листья тихо трепетали, как многочисленные ладони, шумели и шелестели под легкими порывами игривого ветра, нежились в лучах солнца, переливались сияющими бликами. А над ними, дыша вселенской безмятежностью, бездонной глубиной, бескрайней голубизной, раскинулся невесомый купол неба. Он приковывал взгляд, окуная его в свои непостижимые тайны, засасывал в неизведанные омуты, полные невинности, магического магнетизма и безбрежного покоя, притягивал, притягивал…

Дели улыбнулась, сладко потянулась всем телом, расслабилась, наслаждаясь и блаженствуя от нахлынувших приятных, щекочущих, ленивых чувств. Посмотрела на ихлака. Он лежал, свободно разметав свое большое сильное тело по земле, закинув одну руку за голову, а в другой вертел длинный стебелек бело-желтого орли. Глаза его, включая и третий – круглый, непоседливый – были широко раскрыты и устремлены на скалу, с которой радужным потоком срывался звенящий каскад. Похоже, великан всецело погрузился в созерцание этого красивейшего чуда, позабыв обо всем на свете, или вообще пустился в путешествие, следуя своему живому воображению, витая где-то на грани мира, мечтая о чем-то нереальном, но близком.

Девушка поискала глазами лонга. Тот невдалеке играл и баловался с одним из веерообразных ручейков, сидя на большом плоском валуне, как веселый солнечный зайчик, лапами пуская тучи брызг, довольно рыча, тыкаясь любопытным носом в быструю воду, смешно фыркал и крутил головой.

Дели снова легла. Нежаркое солнце касалось лица сквозь густую листву, смеялось и озорничало. От неспешных, смутных мыслей ее отвлек раскатистый глубокий голос ихлака.

– Шалкай, – заговорил он, повернувшись на бок и устремив на девушку глаза. – А если бы ты не взяла меня на Деллафию, что было бы тогда? Я бы не увидел золотых лесов, прозрачных, как воздух, рек, всех этих необыкновенных цветов и трав, словно выращенных самими богами, не увидел бы твоего огромного, сияющего дома, непонятного города, не танцевал бы, не веселился, как вчера, не дышал бы этим удивительным воздухом, не увидел бы голубого неба. И всего этого, – он широко повел рукой вокруг, – тоже не увидел бы?

– Не увидел бы, – согласилась та, ложась на живот, чтобы видеть ихлака. – Ты бы сейчас был на Ихлаките в Огненном лесу с луйхаром Мира-Лора и тосковал бы по звездным людям и по далекой Деллафии.

– Да, Шалкай, я бы, наверное, умер от тоски и одиночества будь я на Ихлаките. – Серьезно проговорил великан, задумавшись на секунду, но тут же его темные глаза вспыхнули детской радостью. – Шалкай, у тебя такая чудная планета! Я ведь никогда раньше не мог себе представить золотых деревьев, голубого неба и цветов размером с голову, а теперь, когда увидел, мне кажется, что видел их всегда, с самого рождения и уже не могу представить другого неба, других рек и трав. Здесь все так необычно и красиво, что поначалу я боялся, но теперь знаю, что Деллафия – это добро, это красота и счастье. Это дом богов.

Империта весело захохотала, сказала:

– Ну, богов – не богов, а здесь и в самом деле хорошо. Я рада, что и тебе хорошо, Юл-Кан.

– Мне часто снится Ихлакит, Шалкай, – сказал неожиданно камарленец. – Снится, что он умирает, и я умираю вместе с ним. Снится лес Фохх и будто это не деревья, а столбы огня, и в огне – Эвиро. Снятся чудовища, которые гонятся за мной, разбитые алиманы и много-много мертвых ихлаков, исчезающих в кострах… Может, я нужен Ихлакиту, Шалкай? Может, мне лучше вернуться?

Дели взглянула в его лицо, увидела тревогу, непонимание и тоску в самой глубине больших глаз.