Все началось с нее

Она уткнулась ему в грудь и робким голосом прошептала:

– Я совсем никуда не гожусь. Наверное, я несовременная. Кики говорит, что начала в двенадцать, а я так не могу…

– Эх ты! – пожурил он свою случайную любовницу. – Все еще будет, и муж, и дети. Только больше так не делай, как со мной.

Он встал, уже не помня, как оделся, и вышел на улицу. Эта ночь врезалась в его память навсегда. Сергей вспомнил о том, что в ранней юности он любил такую же точно девушку из одного с ним класса, но она пренебрегала им. И, встретив это юное создание на дискотеке, он как бы вспомнил прошлое и сторицей хотел окупить не реализованное тогда желание.

* * *

Лариса сидела, поджавшись в кресле, и внимательно слушала Панаева. Ей были интересны откровения этого грубого на вид человека, который многим казался черствым и циничным.

Она чувствовала, что ей необходимо, что называется, просканировать личность Панаева, попытаться прощупать его через прошлое, используя весьма распространенный психологический прием. Она находилась под впечатлением от общения с Толиком – он-то и научил ее всем этим штучкам. Лариса чувствовала, что все произошедшее в этой квартире несет в себе какой-то психологический, а может быть, даже психопатологический подтекст. Поэтому она старалась вести себя подобно тому, как вел себя с ней Толик. Она жалела о том, что Курочкина нет рядом. Возможно, он сейчас оказался бы очень полезен.

И хотя время явно поджимало – труп все еще находился в ванной – и было необходимо принимать какое-то решение, но Котова не собиралась отказываться от этого метода. Она уже вошла в раж.

А экстремальная атмосфера разборок вокруг и около убийства уже давно не вызывала смятения чувств у Ларисы – она имела большой опыт анализа подобных ситуаций.

– Так что тебе больше всего нравится в женском теле? – спросила Лариса.

– Для меня главное, чтобы лицо было симпатичное, все равно какое, – ответил Панаев. – Но особенно обращаю внимание на ноги. Не могу терпеть, когда у бабы, как у мужика, они волосатые. И еще хуже – если усы растут. А вот волосы на голове люблю… Мне нравится, чтобы волосы были длинные, шелковистые и, как бабы говорят, ухоженные. Чтобы женщина на женщину была похожа.

Вдруг Панаев нахмурился и настороженно посмотрел на Ларису.

– А почему ты меня об этом спрашиваешь?

Котова не успела ответить на этот вопрос, потому что в этот момент в комнату вошла грузная женщина лет шестидесяти, скромно одетая в черное платье с глухим воротником, будто пришла на похороны. Оглядев Ларису недобрым взглядом, она спросила:

– Ну, сынок, можно войти? Что тут у вас опять приключилось? Я едва вошла, как все на меня накинулись. И эта ненормальная Нонка что-то орет, а что сказать хочет – непонятно. Молодую из себя корчит – вся в колечках. Не девчонка вроде, а все туда же…

– Мама, ты только успокойся, – сказал Панаев. – Кстати, это Лариса, Лариса Викторовна. А это моя мать, Мария Ильинична.

– Что ты мне хочешь объяснить? Говори сразу, я не люблю вихляний из стороны в сторону, как твоя теща, – Мария Ильинична бросила на Ларису всего лишь один взгляд, не удостоив даже кивка. – Это что, твоя новая жена?

Мария Ильинична говорила о Ларисе так, будто та вовсе не присутствовала в комнате, и намеренно повернулась к ней спиной.

– Мама, сядь, я тебе все постараюсь объяснить… У меня в квартире произошло убийство, – сказал Панаев.

– Что? Кто кого убил? Когда? – градом посыпались вопросы. Мать ошарашенно смотрела на сына. Панаев объяснил Марии Ильиничне, что произошло, и ей по мере его рассказа становилось все хуже и хуже. Ее мучила одышка, и, казалось, она вот-вот потеряет сознание.

Лариса выбежала из комнаты и вернулась со стаканом воды. Мария Ильинична отпила два глотка и, мотнув головой, сказала:

– Нет, больше не надо. А вы кто, наверное, из милиции?

– Мама, я же говорил – это Лариса, подруга Вероники, – раздраженно повторил Сергей.

– Этой вертихвостки, которая себе нашла еврея? – презрительно уточнила Панаева. – Тоже мне, верная жена и заботливая мать!

– Мама, сейчас не до этого, – внутри Панаева снова закипала злость. – Лариса помогает мне. Она наш общий друг. Она помогает разобраться, кому нужно было подложить мне свинью и притащить ко мне в ванную труп.

– А вы действительно можете помочь? У вас большие знакомства? – Мария Ильинична резко развернулась лицом к Ларисе и посмотрела на нее с уважением.

– Я постараюсь, – сдержанно ответила Лариса. – Просто у меня большой опыт частных расследований.

– Вот как? – недоверчиво посмотрела на Ларису мать Сергея.

– Да, и я хотела бы с вами поговорить.

– И что же?

– Для этого я сделаю неожиданный и резкий ход в общении – во благо вам. В такой ситуации лучше не рассусоливать, откуда и что появилось в ванной, а отвлечься и резко переметнуться.

– Что вы имеете в виду? – удивилась мать Панаева.

– А как вы сами думаете? Куда мы переметнемся? – заговорщически подняв бровь, спросила Лариса.

– Не знаю, – растерялась Мария Ильинична.

– Но прежде чем начать разговор, я хочу договориться, чтобы он происходил наедине.

– Мне что, выйти? – спросил Сергей.

– Я надеюсь, это не нанесет тебе смертельной обиды? – с провоцирующей иронией поинтересовалась Котова.

– Нет, конечно, – с вызовом, резко, ответил Панаев и быстро вышел.

Из другой комнаты тут же послышались возмущенные возгласы, которые, едва он вышел, обрушились на Панаева, и его ленивые отрывистые реплики в ответ.

Мария Ильинична с Ларисой остались вдвоем.

– Теперь вы догадываетесь, о чем я хочу с вами поговорить? – спросила Лариса.

– Должно быть, о Сергее? Ну что ж, давайте, – неожиданно быстро, но вполне предсказуемо для Ларисы согласилась мать. – Может быть, это в самом деле перебьет и отвлечет меня.

И вдруг она почти выкрикнула:

– Если вы хотите знать мое мнение, то лично я думаю, что все это дорогая теща подстроила. С нее станется! Она же, сука, и разбила им семью. Вы только подумайте: его посадят, а Верка с этим евреем въедут сюда и будут жить! А Сережа все это потом и кровью добывал.

– Я вас прекрасно понимаю. Вы сейчас чувствуете боль, обиду, может быть, несправедливость… Правильно ли я вас понимаю? Если неправильно, то скажите – как правильно.

– Чего ж неправильного? Все правильно! – более мягко ответила Мария Ильинична.

Лариса, почувствовав изменение в атмосфере разговора, деликатно произнесла:

– Давайте лучше вспомним детство Сергея.

Мария Ильинична вздохнула.

– Что ж, начинать прямо с того, были ли тяжелы роды?