Бесплатный сыр – в мышеловке

– Запросто! – обрадовалась я. – Пойдем в кабинет, там разговаривать удобнее.

– Сразу видно, что ты никогда не курила, – вздохнула Катя, – иначе знала бы, что все самые важные дела решаются в курилках.

– Может быть, – философски пожала я плечами, – только это не для меня: терпеть не могу никотина.

– Тогда мне тебя жалко, – усмехнулась моя новая героиня, – потому что львиная доля наших с тобой разговоров будет происходить именно в курилке: я не могу долго обходиться без сигарет.

– Для дела я еще и не такое вытерплю! – оптимистично заявила я, открывая дверь кабинета и натыкаясь взглядом на Павлика, который уже успел прочно утвердиться в кресле. – Привет, Павлик, как твоя батарея?

– Все в порядке, уже греет, хоть и проела в моем бюджете изрядную дыру…

– Здравствуй, Павел, – прервал счастливые излияния нашего оператора холодный до изморози голос Кати, вошедшей в кабинет следом за мной.

– Познакомься, – я не успела притормозить со своей репликой, хотя почувствовала возникающее напряжение, – это героиня нашей будущей передачи, Катя Горина.

– Катя?! – переспросил внезапно побледневший и утративший весь свой задор Павлик. – Ты?!

– Я, – подтвердила девушка, обогнув меня, ничего не понимающую, и подходя к оператору. – А что тебя так удивляет? Может быть, ты уступишь мне место? Или за шесть лет ты так и не научился галантности?

– Да-да, конечно, – Павлик суетливо вскочил со своего кресла, – садись, пожалуйста.

Катя непринужденно развалилась в кресле, закинув ногу на ногу, и снова посмотрела на Павла. Глаза ее сузились, а на губах блуждала недобрая улыбка.

– А ты, я смотрю, осуществил свою мечту и работаешь на телевидении? Вот только не в Москве, да? Недотянул… Как же ты так? Ирина, – это уже ко мне, – Павел хороший работник?

– Он один из лучших операторов, – ответила я, окончательно перестав понимать что бы то ни было.

– Ну и то слава богу, – удовлетворенно покивала Катя. – Я тоже не пропала, можно сказать, именно благодаря тебе, Павел, нашла свое место в жизни. В Чечне.

– Катя, прошу тебя, перестань… – На Павлика было больно смотреть, таким жалким был его вид. – Зачем ворошить прошлое?

– Не буду, не бойся, – взгляд девушки на мгновение вспыхнул презрением и погас. – Я здесь совсем не для этого, да и не ожидала тебя увидеть, если честно.

До меня начало доходить, что эти двое когда-то были знакомы и расстались отнюдь не друзьями. Ой как плохо! Не хватало, чтобы из-за старых недоразумений моя договоренность с Катей пошла насмарку. Надо срочно что-то делать.

– Катя, – как можно более спокойным тоном заговорила я, – ты не хочешь кофе?

– Хочу, – согласилась она, вставая. – Пойдем. Здесь поблизости есть какое-нибудь место, где можно выпить настоящий кофе, а не растворимую бурду?

– Можно. В пяти минутах ходьбы, – подтвердила я, вспомнив, что самый лучший кофе я пила в гостях у Анны, героини рождественской передачи, которая что-то такое говорила о прошлом нашего оператора, осмелившегося протянуть гадалке свою ладонь.

– Одевайся, я тебя подожду на лестнице, – сказала Катя, ухватив под мышку свою куртку и проходя мимо Павлика, застывшего соляным столбом.

– Что это было? – поинтересовалась Галина Сергеевна. – Павел, ты не хочешь нам объяснить?

– Не сейчас, – буркнул парень, выскакивая из кабинета.

– Не нравится мне все это, – протянула Галина Сергеевна. – Похоже, Ирина, ничего не выйдет из твоей затеи.

– Это мы еще посмотрим, – заявила я, влезая в пальто. – Она уже согласилась, а отказа я не приму.

– Ну-ну.

Лера не сказала ни слова, она молчала, нервно кусая губы и глядя в пространство ничего не видящими глазами. Но мне сейчас было не до переживаний нашей помощницы, мне нужно было выяснить судьбу своей передачи. Со всеми остальными разберусь после.

Я поспешно вышла из кабинета и быстро направилась к лестнице. Не успела я повернуть за угол, как услышала голоса Павлика и Кати.

– Ты должна меня понять! – горячо убеждал свою собеседницу оператор. – Ты ведь еще тогда говорила, что все понимаешь!

– Павел, тебе лучше уйти. Не нужно ворошить прошлое. Я сама зря сегодня сорвалась. Просто Ирина меня зацепила свободой выбора…

– Катя, ну нельзя же быть такой злопамятной!

– А таким бесчувственным, как ты, можно быть, скажи, можно?

– Я ведь тоже переживал…

– Переживал он, – хмыкнула девушка. – Сколько раз еще ты переживал подобным образом за эти шесть лет? Два, три раза? Или больше?

– Только с тобой…

– Благодарю за честь! Уходи, Павел, уходи! Обещаю тебе, что буду вести себя при наших следующих встречах как ни в чем не бывало. А сейчас уходи.

Мимо меня пробежал, чуть не сбив с ног, красный и злой оператор. Его путь вел отнюдь не в наш кабинет, к любимому креслу. Я перевела дух, постаралась сделать непроницаемое лицо и подошла к Кате. Она опять курила, безучастно глядя в окно.

– Ну что, идем пить кофе?

Девушка только молча кивнула и выбросила сигарету в кофейную банку, заменявшую нашим телецентровским курильщикам пепельницу. Видимо, это судьба всех кофейных банок, попавших в организацию, а не в квартиру.

Катя молчала всю дорогу и даже заказывать кофе в кафе предоставила мне. И чем дальше, тем меньше мне нравилось ее молчание. Наконец я не выдержала и заговорила:

– Катя, конечно, это не мое дело…

– Не твое, – кивнула она, соизволив поднять глаза от чашки, – но я все-таки расскажу тебе то, чего никогда никому не рассказывала. Заодно ты все обо мне узнаешь и решишь, нужна тебе такая героиня передачи или нет.

– Знаешь, – я участливо положила ладонь на ее руку, – ты мне симпатична, поэтому я в любом случае не откажусь от своей идеи сделать тебя героиней.

– Не спеши, сначала выслушай…

И вот что мне рассказала Катя… Восемь лет назад провинциальная девочка, бывшая воспитанница Тарасовского детского дома, найденная его директрисой во время прогулки по Соколовой горе, за что и получила фамилию Горина, поступала в театральное училище. На подготовительных курсах она познакомилась с обаятельным Павликом Старовойтовым и влюбилась в него без памяти. Через месяц наивная Катюша рисовала в своих мечтах радостное знакомство с семьей любимого, свадьбу, на которую пригласит директрису, заменившую ей мать… Дальше мечты не конкретизировались, расплываясь розовым туманом. А еще через месяц, когда должны были начаться вступительные экзамены, Катя узнала две новости: хорошую и не очень. Хорошая, как ей тогда показалось, заключалась в том, что девушка забеременела от любимого, которому подарила свою невинность без всяких колебаний, будучи совершенно уверенной в силе ответного чувства. Ее даже не смущало, что Павлик приглашает ее домой только тогда, когда его родители уезжают на дачу. Не очень хорошая заключалась в том, что любимый передумал поступать в театральное училище, а спешно засобирался в Москву, так как у предков нашлась протекция в институте кинематографии, заведении не в пример более престижном, нежели Тарасовское театральное.

Катюша огорчилась, но не очень, так как готова была ехать за Павлом хоть на край света. Однако любимый ее порыв не воспринял с ожидаемой радостью, напротив, стал убеждать ее никуда не ездить. Катя слегка оторопела, но расценила все это исключительно как заботу о собственном благе, так как в Тарасове педагог уверил ее в поступлении и получении места в общежитии, а Москва сулила массу проблем. Катюша легко рассмеялась – она тогда очень часто смеялась – и закрыла любимому рот ладошкой, чтобы поведать о своей беременности. И тут ее постигло самое горькое в жизни разочарование.

Павлик не выказал никакой радости, самым подходящим эпитетом для описания его тогдашних эмоций был гневный испуг. Сначала он выразил сомнение в состоянии девушки, долго молчал, а потом принялся уговаривать ее избавиться от ребенка. Катя была в шоке. Проведя всю жизнь в детдоме, она даже помыслить себе не могла, что решится избавиться от ребенка. Но Павел был неумолим, вернее, он умолял, требовал, грозил, словом, прилагал все усилия, чтобы Катя согласилась с его решением.

Павлик не может, не хочет и не желает обременять себя семьей в столь юном возрасте, когда перед ним открывается такая замечательная перспектива. Он не может, не хочет и не желает, чтобы Катя испортила жизнь ему и себе этим самым ребенком. Его не поймут родители, его не поймут друзья, его жизнь будет непоправимо загублена.

Девушка еще пыталась образумить Павла, говоря о силе своих чувств, утверждая, что любовь способна преодолеть все преграды, пока парень не произнес самые страшные слова, которые потом будут мучить ее всю жизнь: