– Что он вам сказал? – спросил Серебров резко.
Я изобразила гримасу, которая должна была выражать задумчивость – брови немного вверх, губы вперед трубочкой, голову чуть-чуть набок.
– Ну, если не повторять всего, что мне пришлось выслушать, – сказала я, – а сформулировать только суть, то он сказал, что вы виноваты в смерти дочери.
– Приемной дочери! – рявкнул он совершенно неожиданно для меня. – Я никогда не считал ее своей дочерью! Я не мог относиться к ней как к дочери. И эта соплячка строила из себя вечную жертву моей нелюбви!
Я чувствовала, что его понесло, и помалкивала, надеясь, что он сейчас в запальчивости наговорит много такого, чего не скажет в спокойном состоянии.
– Она не брала у меня денег! – искренне негодовал Олег Георгиевич. – Она отказывалась принимать от меня подарки, которые заставляла меня делать ей моя жена…
«Я бы тоже отказалась от таких подарков, – подумала я. – Если бы ты сам хоть раз захотел ей что-нибудь подарить, она, может быть, и не отказалась бы».
– Она сама забилась в эту каморку, – продолжал он, – сделала из нее себе комнату. Я просил ее перейти в другую, у меня в доме достаточно места, на десяток таких девок хватит. Нет же! Она назло мне спряталась в этот стенной шкаф!
– Простите, – сказала я, – я не поняла, в каком смысле стенной шкаф?
– В прямом! – сказал он. – По проекту эту комнату предполагалось использовать именно как стенной шкаф, как кладовку. Там даже окна не было, его пробили потом, когда я понял, что выгнать оттуда эту маленькую упрямую дрянь невозможно. Она забивалась туда и сидела там сутками, начинала царапаться и кусаться, когда ее пытались оттуда вытащить. Я в конце концов согласился, хочет жить там, пусть живет. Она и живет там с тех пор… Жила…
– Должна признаться, – запустила я в него провокационную фразу, – что у меня совсем другая картина вырисовывалась со слов…
И я полезла в блокнот, сделав вид, что не могу вспомнить имя человека, на которого он намекал и о ком я не имела никакого представления. Я копалась в блокноте, уверенная в том, что он не выдержит и подскажет мне. Так оно и вышло.
– Рудольфа Ивановича! – буркнул он, потому что еще не высказался до конца, а я держала паузу. – Но какой он врач! Он шарлатан! Диплом у него есть, это верно, я наводил справки. И лицензия в порядке. Но он же прекрасно понимает, что занимается профанацией! Потому что получает за это хорошие деньги! Моя жена платит ему мои же деньги, а он несет ей обо мне черт знает что! Не знаю, всю ли программу этого доктора Косовича вам довелось выслушать, но я когда-нибудь до него доберусь.
«Косович, вероятно, фамилия этого самого Рудольфа Ивановича, – подумала я. – Тем лучше, теперь я гораздо меньше времени потрачу на его поиски».
Поглощенная выпытыванием из Сереброва имени неожиданно возникшего в разговоре доктора, я увлеклась и допустила ошибку. Олег Георгиевич смотрел на меня напряженно, изучающе. Он явно что-то обдумывал и решал. Я пропустила какой-то важный момент в разговоре. Он на какой-то фразе что-то обо мне для себя выяснил, а я этого не заметила. Но что это так, я не сомневалась. Олег Георгиевич говорил еще что-то, но теперь это были совершенно пустые для меня сведения, поскольку сообщались они мне человеком полностью собою владеющим, причем владеющим очень хорошо. Он рассказывал мне, как мало у него остается свободного времени, как редко ему удавалось видеться с Гелей и как трудно было наладить с ней контакт. Так и не удалось этого сделать. Он признавался, что слишком долго не замечал эту девочку в своей жизни, в своей семье, не заметил и ее смерти.
Я иногда верила ему, иногда не верила, но понимала, что уже впустую трачу время. Олег Георгиевич будет давать мне строго дозированную информацию, подмешивая в нее часть придуманных им легенд, немного откровенного вранья, а что-то просто скрывая. И я никогда уже не разберусь в том, что в его рассказе соответствует действительности, а что – нет.
И тем не менее я старательно записывала всю его, опять ставшую бесстрастной, речь на диктофон. И вовсе не для того, чтобы потом в ней разобраться. Я хотела еще раз внимательно прослушать первую часть нашей с ним беседы и определить момент, в который я допустила ошибку. Чтобы понять, на что он в тот момент намекал и какой вывод обо мне после этого сделал. Это была бы в отличие от всего остального полностью достоверная информация.
Глава 3
Первое, что я сделала, выйдя из двора-лабиринта, в котором располагалась «Терция», прошла в скверик напротив, у здания цирка, и минут десять сидела, обдумывая, кто такой этот доктор Косович Рудольф Иванович, неожиданно всплывший в разговоре с Серебровым, и как его разыскать. Не стоит, наверное, спрашивать о нем Ксению Давыдовну, раз уж она мне сама о нем не сказала, лучше поговорить с ним, не предупреждая ее. Чтобы она не предупредила его. Сам Серебров, похоже, не будет звонить Косовичу, он, кажется, не в лучших с ним отношениях.
Я вспомнила, как изменился тон Олега Георгиевича под конец нашего разговора. Я так и не сообразила, чем это было вызвано.
Прокрутив еще раз диктофонную запись, я четко уловила фразу, произнеся которую Олег Георгиевич напрягся. В его тираде значительное место было уделено критике профессиональных способностей Рудольфа Ивановича, но это было совершенно безобидно. А вот дальше очень плотно шла информация, которую Олег Георгиевич скорее всего выпалил сгоряча, и тут же пожалел об этом. В двух фразах было сосредоточено очень много, они были просто перенасыщены информацией.
«Моя жена платит ему мои же деньги…».
Если этот факт вообще как-то засел в голове Сереброва, то деньги уж никак не маленькие, иначе бы он и внимания на них не обратил.
А о чем говорила вторая часть этой же фразы?
«…а он несет ей обо мне черт знает что!»
Прежде всего, она красноречиво характеризовала отношения между Серебровым и Рудольфом Ивановичем как неприязненные. Было понятно, что сложившаяся ситуация сильно раздражает Сереброва и он очень бы хотел воспрепятствовать контактам своей жены с этим человеком, но не делает этого. Возникает вопрос – почему?
«Так это же просто! – осенило меня. – Потому что Рудольф Иванович Косович не просто врач, а врач-психоаналитик! Ну, конечно! Если это так, сразу становится понятным обвинение в непрофессионализме и, главное, в профанации, которое прозвучало в словах Сереброва. И высокая оплата говорит о том же самом. Услуги психоаналитиков стоят, как известно, очень дорого. А в иных случаях так дорого, что это вполне может вызвать раздражение даже столь состоятельного человека, как Серебров».
Впрочем, похоже, не только деньгами, которые тратит его жена, вызвано его раздражение. Что это за фраза, вернее, конец следующей фразы!
«…но я когда-нибудь до него доберусь».
По-моему, это угроза. И вовсе не скупость – причина этого. А то, что одним из объектов внимания психоаналитика стал сам Олег Георгиевич. Скорее всего – заочно. Наверное, проблемы его жены, Ксении Давыдовны, связаны именно с мужем. И врач это ей растолковал, а она, вероятно, сказала об этом мужу. Вот вам и пожалуйста.
Но почему же он все-таки так напрягся после этой вот фразы:
«Не знаю, всю ли программу этого доктора Косовича вам довелось выслушать, но я когда-нибудь до него доберусь».
«Господи! Так вот же ответ! – я чуть по лбу себя ладонью не стукнула. – Он даже логическое ударение сделал там, где нужно: «всю» ли программу я выслушала, успел ли мне Косович что-то рассказать очень важное или не успел? Вот что его беспокоило. И по моей реакции он скорее всего понял, что не успел. Или не захотел. И это Сереброва успокоило. Он сразу отстранился и стал нагружать меня массой ненужных подробностей о своей семейной жизни и совершенно незначащих деталей. С единственной целью – отвлечь мое внимание от неосторожно сказанной им фразы, неосторожно заданного вопроса, который слишком его волновал.
Вот и еще одна задача для меня! Теперь мне придется встретиться с этим Косовичем и попытаться выудить из него то, чего так опасается Олег Георгиевич Серебров. Врачи-психоаналитики знают иногда немало того, что очень проясняет мотивы фигурантов дела.
Вопрос еще в том, как найти этого самого Косовича? Вряд ли его адрес может оказаться в телефонной справочной 003, в любое время суток информирующей о товарах и услугах, которые можно приобрести и получить в Тарасове. Ну, это я оставлю на крайний случай. А пока просто позвоню Косте – знакомому психиатру, работающему в психлечебнице на Алтынке. Вполне возможно, что он слышал о Косовиче и подскажет, где его найти.
Не откладывая дела в долгий ящик, я оттуда же, с лавочки, позвонила в психлечебницу, и после нескольких минут ожидания к телефону подошел Костя, которого пришлось вызвать из другого корпуса.
– Косович? – переспросил он. – Конечно, знаю. Имя в Тарасове известное. Правда, больше размерами гонораров, которые он берет за лечение и даже за консультации. Деньги любит патологически… А зачем он тебе? Что, какие-то проблемы? Ну, тогда к нему не советую обращаться – вряд ли поможет, а вот деньги все до копейки из тебя выжмет.
– Слушай, Костик, наверное, скучно тебе там среди психов на Алтынке. Как до телефона дорвался – перебить нельзя, не остановишь. Я не собираюсь у него лечиться. Мне один человек про него говорил. Кстати – не пациент его. Он очень резко отзывался о его профессиональных качествах, называл его шарлатаном. Как ты думаешь, он прав?
– Ну, ты даешь, Оленька! – воскликнул Костя. – На этот вопрос тебе не только я – вообще никто не ответит. Сейчас так много и развелось всяких психотерапевтов и психоаналитиков потому, что их профессионализм практически невозможно проверить. Если у него что-то получается – вопросы сами собой отпадают, хотя и неизвестно еще – принял ли он вообще хоть какое-то участие в процессе выздоровления. Если же не получается – обвинить его в бездействии, в невежестве, в ошибках лечения нет никакой возможности. Всем хорошо известно, что психоаналитическое лечение может длиться месяцами и даже годами. Но самое главное – никто, даже отец психоанализа Фрейд, никогда не гарантировал стопроцентного успеха. Пациент всегда заранее предупреждается, что существует риск, что лечение не будет успешным или что оно затянется на десятилетия. Знаешь, психоаналитики в отношениях со своими клиентами стали похожи на адвокатов – и тем и другим выгодно затягивать – одним дела, другим – лечение. Именно это и привлекает к модному сейчас психоанализу так много шарлатанов. На него смотрят как на хорошую кормушку, как на золотые россыпи и активно черпают из этих россыпей. И сказать, профессионал ли данный конкретный врач или шарлатан, можно только понаблюдав за тем, как он общается с клиентом, как строит лечение. И не один час понаблюдав, тут главное – направленность процесса лечения уловить. Но даже и в этом случае можно ничего не понять и не отличить врача от авантюриста. Если человек имеет хотя бы некоторое представление о психоанализе, если читал не только Фрейда, но и его последователей, если заглядывал в практические руководства по психоанализу, которые можно сейчас купить на каждом углу, ему нетрудно будет имитировать процесс лечения. А отличить имитацию от подлинного лечения можно только по результатам. Про результаты я тебе объяснил – иногда приходится ждать годы.
– Главное, что я поняла, – перебила я его, – нет никакой возможности решить – шарлатан этот Косович или настоящий врач? Так?
– Увы, так! – вздохнул Костя.
– Ну, а найти его ты мне поможешь? – спросила я.
– А что его искать! – удивился Костя. – У него офис на Турецкой, напротив «Астории». По понедельникам сидит в нем с десяти до двух – запись на прием, консультации. Я сейчас не помню ни телефона, ни адреса. Но его очень просто найти. Рядом с ломбардом его вывеска, очень оригинальная. Фрейд с Юнгом изображены вместе в профиль, знаешь, как раньше Маркса с Энгельсом рисовали на плакатах. Там одна такая, не спутаешь.
Ответив на его традиционное приглашение приехать, посидеть, поболтать столь же традиционным – «лучше вы к нам», – я задумалась.
Если Костя утверждает, что очень сложно убедиться в непрофессиональности врача-психоаналитика, то почему же Серебров с такой уверенностью это говорит. Думаю, что его отношение к Косовичу определяется главным образом не профессиональными качествами Рудольфа Ивановича, а тем, что Косович по рассказам, по проблемам его жены узнал о нем что-то очень существенное и, возможно, даже опасное для Сереброва. По крайней мере, такое, что он стремится скрыть от лишних ушей и глаз. А обвинение в непрофессионализме – это просто проявление его сильного раздражения.
Сегодня был, однако, не понедельник, а четверг, идти в офис к Косовичу особого смысла не имело, хотя и можно было попытаться раздобыть его домашний адрес или где еще там он проводит свое лечение…