Месть за нелюбовь

После этого в комнате воцарилась такая мертвая тишина, что во время нее мог народиться целый отряд ментов. Наверное, поэтому они появились быстро и в большом количестве.

Лариса сразу поняла, кто будет заниматься этим делом, лишь на мгновение встретившись с цепким взглядом сероглазого майора Андрея Ярового, одного из сослуживцев ее старого знакомого в УВД Олега Карташова. Андрей считался незаменимым, когда нужно было поймать кого-то при допросе на несостыковках в показаниях или вытянуть из человека любую нужную информацию.

Вот и теперь, пока другие занимались осмотром места происшествия, а молоденький лейтенант тщательно записывал фамилии всех присутствующих сейчас в особняке, а также уехавших до этого гостей, Яровой непосредственно занялся допросом свидетелей. Так как, судя по всему, последней, кто видел Каменскую живой, была Кандабурова, то именно она и оказалась его первой жертвой.

Впрочем, вид маленькой, трясущейся в безутешном плаче горбуньи чуть не разжалобил даже твердокаменного майора. Неужели эта приживалка на самом деле так уж любила свою благополучную, обеспеченную и привлекательную подругу, дававшую ей кров, одежду и пищу, и совсем не завидовала ей?

Со стороны высших сил было бы слишком жестоко наградить эту женщину, кроме уродливой внешности, еще и добрым, кротким сердцем. Однако сейчас майору было не до отвлеченных рассуждений.

Горбунья интересовала его не сама по себе, а как ценный свидетель, и Андрей без долгих предисловий приступил к делу.

– Итак, расскажите, почему Каменская захотела уехать в самый разгар вечеринки? – был его первый вопрос.

– Ей пришла телеграмма из Самары, – всхлипывая и дрожа всем телом, отвечала Орнагын. – Ее вызывали срочно по каким-то делам.

– Она ждала такую телеграмму?

– Нет, что вы. Для Ирины это было полной неожиданностью. Она была очень взволнована. Это сразу бросалось в глаза: она ходила из угла в угол, без толку переставляла предметы.

– Хорошо, а от кого была телеграмма?

– Не знаю, я не читаю чужих телеграмм. – Кандабурова даже покраснела от возмущения, вызванного бестактным вопросом майора.

– Да, конечно, извините. Я просто подумал, что Каменская могла вам рассказать об этом. А где сама телеграмма?

– Я не знаю, она куда-то делась… – растерянно ответила Кандабурова, зыркая глазами по сторонам.

– Хорошо, давайте продолжим, – невозмутимо сказал Яровой. – Что делала Каменская после получения телеграммы?

– Ирина простилась с гостями. Затем пошла в спальню и начала писать записку Леше, который в тот момент вышел. Кажется, со своим продюсером куда-то в сад. После этого она позвала Люду, домработницу, и послала ее за соком, а потом… – Кандабурова не смогла продолжить, захлебнувшись в собственных рыданиях.

Однако майору не было никакого дела до ее чувств – он уже задавал следующий вопрос:

– Скажите, а у Каменской были враги?

– Вы знаете, Ирина была прекрасным человеком. – Кандабурова стала успокаиваться. – Но ведь в нашей стране если у кого есть хоть какие-то деньги, значит, и враги есть обязательно. Это как раньше давали товар в нагрузку. Так и здесь: одного без другого не бывает. Были, конечно, и просто завистники типа Свиридовых. Но ведь такие не убьют. Так, посплетничают, нагадят человеку в душу – вот и довольны: можно считать себя самыми умными.

– А они куда делись?

– Ушли сразу же после того, как Ирина начала собираться в дорогу.

– Кто еще был на вечеринке?

– Дочка Ирины, Наталья, вместе с мужем.

– А она когда ушла?

– Еще раньше. Она с мамой не очень-то ладила, да и в деньгах они с мужем нуждались. – Похоже, Орнагын решила уже сама выдвигать и опровергать версии убийства. – Но вот чтобы убить из-за этого, нет. Не тот масштаб. Безобидные они, интеллигенты. Она учительница, он преподает что-то там в вузе. Ирина говорила про них: два сапога на одну ногу, и оба левые.

– Понятно, – кивнул Яровой. – А все же, если подумать еще, может быть, враги все-таки были и они присутствовали здесь?

– Да, – после некоторой паузы согласилась Кандабурова. – Эти бандиты, которых она тоже пригласила на свой день рождения, например. Я даже не знаю их настоящих имен. Все называли их по кличкам: Доллар и Хряп. Понятия не имею, как была с ними связана Ирина, но какие-то дела у них вместе были точно.

– Хорошо, мы обязательно займемся ими. А как насчет этого молодого человека? – Подозрительный Яровой кивнул в сторону Серебрякова.

Кандабурова замялась:

– Алексей с Ириной считались женихом и невестой, но, знаете ли, из близких Ирины никто не понимал, зачем ей сдался этот испорченный мальчишка. Ведь ясно же, что он изменял бы ей на каждом шагу! Говорили даже, что он крутит роман с этой начинающей певичкой – Аленой Зайцевой. – Горбунья показала глазами на сидевшую с отсутствующим видом девушку. – Хотя скорее всего это просто сплетни.

Орнагын сухо поджала губы, давая понять, что дальше обсуждать эту тему она не намерена.

А Яровой уже представлял себе свой портрет, напечатанный в газетах города под крупными заголовками типа: «Доблестный майор милиции разоблачает артистов-убийц».

И что-то подсказывало Андрею, что искать нужно именно в этом направлении. Конечно, для очистки совести надо проверить и бандитов, но этим пусть занимаются другие. Слишком непохоже это дело на криминальные разборки. Скорее всего просто обыкновенная бытовуха на любовно-денежной почве.

* * *

Когда супруги Котовы после того, как их подробно допросили: где они находились в предполагаемый момент убийства, – наконец добрались до дома, уже светало.

Загнав машину в гараж и пнув сидевшего рядом на пассажирском сиденье спящего Евгения, Лариса выключила мотор. Она еще раза два попыталась разбудить своего супруга, но, видя, что это бесполезно, решила оставить благоверного прямо в салоне «Вольво».

Она поднялась по лестнице на второй этаж, вошла в квартиру и из последних сил добралась до любимого кресла в холле.

Упав в него, Лариса застыла, уставившись в одну точку. На мгновение ей показалось, что она полностью утратила контроль над своим собственным телом и что даже поднять руку или ногу – дело для нее неосуществимое.

Немного погодя шум в коридоре все же заставил ее оторвать взгляд от стены и перевести его на дверь. Это оказался очнувшийся и выбравшийся из автомобиля муж. Он каким-то чудом сумел самостоятельно добраться до квартиры и теперь бухнулся на пол, чтобы развязать шнурки на ботинках.

Благоразумно отпустив ему на это дело полчаса – по пятнадцать минут на каждый ботинок, – Лариса решила сварить себе и Евгению по чашечке кофе. Однако, к ее сожалению, молотого кофе на кухне не оказалось. Пришлось довольствоваться лишь растворимым «Нескафе», присланным знакомым из Испании.

Однако кофе не помог. Лариса и сама не запомнила, когда она успела допить последний глоток, и рухнула на диван. Но спустя некоторое время она вдруг почувствовала, как кто-то немилосердно трясет ее за плечи. С большим трудом, стараясь не потревожить свою тяжелую голову, Лариса приоткрыла чуть-чуть правый глаз, и сквозь сомкнутые ресницы ей удалось рассмотреть две мужские ступни: одну – в синем шелковом носке, другую – в черном ботинке. Она подумала, что зря, учитывая большой опыт участия мужа в массовых и единоличных пьянках, понадеялась, что он сумеет справиться со шнурками сам.

Евгений задал вопрос:

– Тебе не страшно?

– Чего?

– Разве ты не понимаешь? Ведь это ты приносишь людям несчастье. Если бы не ты, Каменская, возможно, сейчас была бы жива. Угораздило же ее пригласить тебя на день рождения!

На удивление Ларисы, Евгений достаточно складно для его состояния произнес этот патетический монолог.

– О господи, у тебя что – белая горячка? Может быть, и в том, что ты уже опять успел так набраться, виновата только я? – оживилась в ответ Лариса.

– Конечно, ты, – тут же согласился Котов. – На тебе кровь, женщина! Точно так же, как на твоем вчерашнем платье. Мне страшно жить с тобой трезвым. Я боюсь однажды увидеть на твоей голове волосы горгоны Медузы и окаменеть.

– Какой пассаж! – только и смогла вымолвить Лариса, давно уже не слышавшая от своего мужа каких-либо интеллектуальных изречений. – Я просто сражена. Только снимать ботинки с тебя я все равно не буду. Уж как-нибудь сам… А мне дай отдохнуть.

И, тяжело перевернувшись на бок, Лариса снова закрыла глаза. Но поспать ей в это утро было не суждено. Где-то около одиннадцати зазвонил телефон.