Хит сезона

– Сварите пока себе кофе, если хотите, – сказал он. – Я сейчас.

И скрылся в ванной. Оттуда слышался плеск воды и нарочито бодрое пение. «Люди гибнут за металл…» – разобрала я, прислушавшись.

«Хм, сатана! – подумала я о нем скептически. – В образ входит!»

Я, следуя его совету, сварила себе кофе, без труда разыскав все необходимое для этого на кухонном столе, и сидела на кухне, поджидая хозяина.

Алексей-Арнольд Васильевич появился на кухне в том же элегантном сером костюме, в котором приходил в редакцию. Он был выбрит, благоухал дорогим одеколоном и походил больше на какого-нибудь благообразного серафима, нежели на Мефистофеля.

– Надеюсь, вам понравился кофе? – неприязненно спросил он у меня, совсем не по-ангельски сверкнув на меня злыми глазами. – Идите, я покажу вам предполагаемое место действия.

Отнеся его нервозность и агрессивность на счет его неприятностей с супругой, я не стала обращать на его хамство никакого внимания, а спокойно последовала за ним по коридору.

Митрофанов провел меня в спальню – просторную комнату, центр которой был занят огромной кроватью. У меня вертелся на языке вопрос – откуда у Арнольда-Алексея взялись средства, чтобы приобрести себе столь роскошную квартирку и обставить ее такой шикарной мебелью, но я постоянно останавливала себя мыслью о том, что это меня нисколько не касается.

– Думаю, что это произойдет здесь! – театральным жестом указал он на постель.

Я оглянулась по сторонам. Кроме кровати, пары тумбочек и огромного зеркала в полстены, в спальне ничего не было.

– Но… – сказала я. – Не вижу возможности занять здесь удобную для съемки позицию. Не думаю, что мне удастся сделать из-под кровати снимки, которые вас удовлетворят. А больше здесь укрыться, по-моему, негде…

Он посмотрел на меня презрительно.

– Не считайте меня идиотом! – заявил он мне. – Идите за мной.

Я пожала плечами и поднялась по винтовой лестнице на второй этаж. Артист провел меня в комнату, которая, как я сразу поняла, служила библиотекой, поскольку была сплошь уставлена стеллажами с книгами.

Он откинул ковер и вынул из пола квадрат паркета размером примерно пятнадцать на пятнадцать сантиметров. Под ним, к моему удивлению, оказалось отверстие в бетонной плите перекрытия.

– Снимать будете отсюда, – сказал он. – Эту комнату я закрою на ключ. У жены ключа от нее нет, поэтому обнаружить вас здесь она не сможет. Вам я оставлю второй ключ, чтобы вы могли выбраться отсюда, когда посчитаете, что сделали все, что от вас требуется. Ключ от входной двери у вас есть. Можете курить, если хотите, я всегда курю здесь, и запах табачного дыма не вызовет у жены никаких подозрений. Если будете сидеть здесь тихо и не топать, как слониха, ни она ни он ничего не заподозрят. Вопросы есть?

– Всего один, – сказала я. – Когда вам передать снимки?

– Сегодня! – отрезал он. – Как только проявите пленку, везите ее мне в театр. Я не желаю сюда возвращаться, пока не узнаю всего, что здесь сегодня произойдет! Буду ждать вас в театре, у себя в гримерке.

– Тогда все, – сказала я. – Запирайте.

Он вышел, гулко хлопнул дверью и запер ее снаружи, не сразу попав ключом в замочную скважину.

«Нервничает! – подумала я. – А кто бы на его месте не нервничал?»

Я закурила, отыскав пепельницу с несколькими окурками «Винстона», и приготовилась ждать не меньше часа. Хлопнула входная дверь, это я услышала очень отдаленно и поняла, что входная дверь от библиотеки очень далеко и мне стоит прислушиваться, если я не хочу обнаружить в квартире присутствие объекта съемки неожиданно для себя.

Но пока я была уверена, что в квартире, кроме меня, никого нет, и не старалась ходить особенно осторожно. Я осмотрела библиотеку и поняла, что она не представляет для меня абсолютно никакого интереса.

Здесь была в основном классическая литература, причем далеко не в академических изданиях, а скорее в наиболее доступных для массового читателя. Русская классика была представлена довольно полно, но только избранными сборниками, подборка зарубежной классики обнаруживала весьма скромные познания хозяина в этой области, и уж совсем меня добили полки, сплошь уставленные сборниками детективов в ярких пестрых обложках.

– Однако… – пробормотала я. – Ни одной книги по театру. Странно!

Но поразмышлять на эту тему мне не пришлось. Я услышала отдаленный стук входной двери и мгновенно замерла. Похоже, скоро мне придется приступать ко взятым на себя обязанностям тайного соглядатая.

Я на цыпочках подошла к отверстию в полу и осторожно опустилась на колени около него. Отверстие было закрыто внизу прозрачным пластиком, слегка подернутым какой-то дымкой, но видно через него было прекрасно.

Правда, я не могла видеть дверь в спальню, но вся кровать была передо мною как на ладони. На ней пока никого не было, и, просидев минут пять в ожидании, словно рыбак с удочкой на берегу реки, я сразу же приуныла. У меня уже и ноги, как мне казалось, затекли, и спину ломило от неудобной позы, и глаза начали слезиться от напряженного вглядывания в отверстие.

«Ничего, в конце концов, не случится, – подумала я, – если я начну наблюдать не с самого начала. Сейчас эта женщина одна, и я все равно не смогу снять то, что обещала. Да и куда мне спешить? Что же они, так с разбега начнут трахаться? Сначала прелюдия какая-нибудь будет, ля-ля там всякие, а мне что же, все это наблюдать?»

Я вытянулась на полу и стала прислушиваться. Но, как я ни напрягала свой слух, ничего услышать мне не удалось. Женщина ходила по квартире тихо как тень, не хлопала дверями, не топала ногами, не гремела посудой, не включала телевизор или музыку какую-нибудь.

«Что она как в гостях? – подумала я с досадой. – Странная какая-то!»

Я пролежала минут пятнадцать, мне это дело порядком надоело, и я решила посмотреть, что внизу делается? К моей досаде, едва взглянув, я поняла, что обстоятельства могут серьезно помешать мне справиться с предстоящей задачей. За окнами начало темнеть, и в комнатах разлились сумерки, которые сгущались с каждой минутой.

Внизу я увидела женщину. Она лежала поперек кровати одетая и мечтательно смотрела прямо на меня. Я даже отпрянула в первую секунду, но потом сообразила, что вряд ли она меня видит – я обратила внимание на потолок спальни, когда была там, – на нем не было и намека на какое-либо отверстие. Снизу она ничего не могла заметить на потолке.

Я принялась рассматривать лежащую женщину, насколько, конечно, позволяло освещение. Она была хрупкой, и меня даже поразило, насколько тонкая фигура у супруги этого Арнольда-Алексея. Лица ее я толком не видела, стало уже довольно темно, но мне оно показалось красивым.

Женщина отвела от меня взгляд, перевернулась на бок, потом встала с кровати и, посмотрев на зеркало, протянула к нему руку. В тот же миг зажглись какие-то светильники, которых я не заметила, когда была в спальне. Наверное, они располагались по краям зеркала, судя по тому, как падал свет на кровать.

Женщина села на край кровати и стала смотреть куда-то в стену.

«Да не в стену, – сообразила я через несколько секунд, – а на дверь. Ждет. Любовника ждет… Только что-то она странно как-то держится, как в чужой квартире. Вину, что ли, перед мужем чувствует?»

Успокоив себя подобным образом, я продолжала наблюдать, мысленно поблагодарив сидящую внизу за то, что она включила свет.

Наблюдала я за ней, наверное, минут пять, и она все больше удивляла меня своей скованностью, словно находилась не в привычной для себя обстановке, а в совершенно незнакомой, чужой квартире.

Я чувствовала какое-то напряжение, рождающееся во мне от этой неестественности, и никак не могла понять, в чем же тут дело.

Звук еще раз хлопнувшей входной двери заставил меня вздрогнуть и приготовиться к тому, что события начнут наконец-то развиваться побыстрее.

И они начали развиваться! Но таким неожиданным для меня образом, что я десять раз пожалела, что согласилась на эту аферу!

Женщина тоже услышала, как хлопнула дверь, потому что она заметно напряглась и в то же время как-то успокоилась, что ли. По крайней мере ее поза стала более непринужденной, и смотрела она на дверь теперь уже с откровенным ожиданием.

Ее ожидание невольно передалось и мне. Я пристально всматривалась в застывшую на кровати женщину, сидящую в изящной, хотя и несколько театральной позе.

Внезапно свет в комнате погас. Это было для меня слишком большой неожиданностью и слишком большим препятствием для выполнения поручения, за которое я столь опрометчиво взялась.

Я чертыхнулась и принялась шарить в своей сумке в поисках фотовспышки, решив, что я сделаю кадр, пусть и не тот, который мне заказывали, но все же сделаю.

Свет они выключили! А я даже не видела лица этого самого любовника, которого с таким напряжением ждала жена Салько. Мне нужны деньги на выпуск газеты, и я их добуду! Я сделаю снимок со вспышкой! Конечно, это вызовет переполох внизу, но, надеюсь, они так и не поймут, в чем дело, – возможно, подумают, что это свет от фар машины, которая развернулась прямо под окнами дома.

Я обшарила всю сумку. Вспышки не было!

Когда я это поняла, лицо у меня, очевидно, вытянулось от удивления, но я вновь прильнула к своему наблюдательному пункту. В сгустившихся сумерках видно было очень плохо, но кое-что я все же разглядела, и это привело меня в состояние душевного трепета. Не каждый день, согласитесь, становишься свидетелем убийства!

Внизу, подо мной, боролись две тени.