– В интуицию, – сказал мрачно Пенс, разглядывая деревья за окном с пристальным интересом художника-пейзажиста. – Я нутром чую, что с Сашкой что-то приключилось.
Глава 2
Я проснулась от сообщения, поступившего от моего сокамерника.
– Паш-ша хор-роший, – поведал он.
Я вскочила с кровати и осмотрела место своего заточения, уже освещенное лучами солнца.
– Паша красивый, – не унимался попугай, кося в мою сторону.
– Все правильно, – вздохнув, согласилась я. – Только вот в чем наша с тобой проблема… Саша тоже хорошая, прямо как ты, а вот посадили нас, братишка, в клетки, и наплевать им, что мы с тобой такие «хор-рошие»…
Он с интересом меня выслушал и даже попытался сам высказаться так же сложно и философически, но получилось у него это совсем непонятно!
Я принялась оглядывать помещение на предмет лазейки.
Хотя, с другой стороны, сегодня, при дневном свете, страх приглушился, уступая место моему природному, совершенно необузданному любопытству.
Но я была вынуждена признать, что сейчас меня больше всего волновал один-единственный вопрос.
А именно: кто и зачем решил стибрить из ее офиса некую Данич Александру Сергеевну?
* * *
В это утро Пенс впервые понял, что это такое – ни с чем не сравнимое волнение за другого человека.
Всю ночь он расхаживал по офису, изрядно действуя на нервы Ларикову тем, что гремел своей любимой цепочкой с брелоком. Собственно, делал он это машинально – просто мотал ею на пальце по окружности, наблюдая траекторию ее движения. Ларчик же при каждом позвякивании вздрагивал и смотрел на Пенса с невысказанной, но горячей просьбой.
– Слушай, – не выдержал он наконец. – Не мог бы ты прекратить греметь цепями, как кентервильское привидение?
– Время уже восемь, – не обращая внимания на просьбу, нервно громыхнул в очередной раз цепью Пенс.
– И что теперь? В восемь звон цепей звучит почти так же отвратительно-устрашающе, как и в полночь, – осторожно заметил Лариков.
– При чем тут цепи? – уставился на него Пенс. – Я имел в виду, что уже можно позвонить и узнать о происшествиях.
Спорить с не спавшим всю ночь Пенсом было совершенно бесполезно – Лариков понял это по безумному взгляду обведенных темными кругами глаз.
Он вздохнул, в сто пятидесятый раз набрал номер и, выслушав ответ, устало положил трубку и сказал:
– О ней нет никаких сведений.
Пенс провел рукой по лбу и пробормотал:
– Ну куда она могла подеваться?
– Тебе же сказали, – голосом терпеливого психотерапевта начал Лариков. – Она на даче у подруги. Если сегодня она не явится на работу, тогда и посмотрим…
Пенсу в голосе Ларикова, наоборот, почудились зловещие ноты. Он возмущенно уставился на него и сказал:
– Тебе не стыдно? Девчонка неизвестно где, может быть, с ней что-то случилось, а у тебя все мысли о трудовой дисциплине!
Лариков хотел возразить, что это совсем не так, но в это время зазвонил телефон.
Руки их потянулись к трубке одновременно. Лариков поднял на Пенса глаза. Тот покорно отодвинулся, выжидательно и нетерпеливо смотря на Ларикова.
– Алло, – проговорил Лариков, удивленно отмечая, что у него такой хриплый голос, как будто он всю ночь пил пиво и курил плохие сигареты, а плюс к этому еще и предавался сомнительным развлечениям с дамами фривольного поведения.
– Добрый день, – проворковал нежный голосок. – Это Андрей Петрович?
– Да, – согласился Лариков.
– С вами говорит Лена, подруга Саши. Дело в том, что вчера мы уехали на дачу, а сегодня Сашенька заболела. Поэтому она не сможет некоторое время выходить на работу. Вы только не волнуйтесь, у нее обычная простуда… Думаю, через некоторое время вы ее увидите.
– А где ваша дача? – начал было Ларчик, но девица истошно завопила:
– Алле, алле. Вас не слышно! Не слышно вас!
И трубку повесили.
Ларчик задумчиво уставился на Пенса.
– Ну? – шепотом спросил Пенс.
– Ты прав, – сказал Лариков. – Теперь я и сам понял, с Сашкой что-то не так.
– Почему? – удивился Пенс. – Почему до тебя это дошло только сейчас?
– Я хорошо изучил Сашку за то время, которое мы с ней работаем, – пожал плечами Лариков. – У нее никогда не было подруги с именем Лена. Хотя, может быть, я и не прав. Ты когда-нибудь слышал о какой-нибудь Лене?
– Нет, – помотал Пенс головой. – Я бы уж наверняка знал. Все Сашкины подруги у меня перед носом постоянно крутятся. И Лены никакой нет.
* * *
За решеткой светило солнце, а я, как на картине Ярошенко, наблюдала из-за этой самой решетки, как по двору разгуливают жирные голуби.
– Вот ведь какая у них жизнь, Пашка, – поделилась я своими наблюдениями с попугаем. – И живут на свободе, и такие толстопузые… А мы с тобой сидим в неволе, и даже кормить нас никто явно не собирается.
Наверное, мои мысли подслушивались, поскольку в тот же самый момент дверь моего узилища открылась и в комнату вкатилась полновесная дамочка со столиком. На столике были расставлены сногсшибательные яства, а сама дамочка при виде меня не выказала ровным счетом никаких эмоций.
– С добрым утречком, – проговорила она, оглядывая меня таким же бесстрастным взором, каким, наверное, взглянул на несчастную Марию Стюарт палач в день ее казни.
– Здрасьте, – сказала я. – Может быть, вы мне объясните…
Дама выставила вперед массивную грудь, отчего мне сразу вспомнился завет моей матери, что женщин с объемистой грудью следует опасаться, и фыркнула.
– Попугая сами покормите. Вон там его питание, – она кивнула на полку, где среди книг притаился «Трилл». – Я этого засранца боюсь, он в палец клюется…