– Моя кликуха? Что это значит?
На другом конце раздался взрыв хохота.
– Леди, где вы провели последние сто лет? В монастыре?
Она кивнула, но вспомнила, что должна говорить.
– Да, я была в монастыре. А как вы догадались?
– Черт меня побери! – Он захихикал. – На какой колымаге ты катишь? И с какой скоростью?
Энни не была уверена, что стоит приоткрывать завесу секретности, назвав марку ее «колымаги», но, взглянув на спидометр, решила прибавить газу.
– Восемьдесят пять? – Он хрипло рассмеялся. – Я придумал для тебя кликуху – Летающая Монахиня.
Его голос потонул в треске и шуме радиопередатчика. Весь этот эпизод оставил у Энни легкое недоумение и вызвал улыбку. Летающая Монахиня? Ей даже понравилось прозвище. Жаль, что она не сможет рассказать об этом Чейсу.
Несколько минут спустя за поворотом показался Пэйнтид Пони. Маленький ковбойский городок в низкой долине был изогнут, как подкова. Река, несущая свои медленные воды среди грациозных ив и берез, окаймляла северную часть города. Серебристые заросли полыни поднимались до самых предгорий. А горы на горизонте казались черными, так что Энни не могла рассмотреть что-либо даже в свете солнечных лучей.
Очарованная открывшейся панорамой, Энни решила для себя, что красота долины – особый знак, как бы подтверждающий здравый смысл ее поездки.
Энни оставила машину в безлюдном месте. Пешее исследование улиц Пэйнтид Пони привело ее к интересным выводам. Так, по наблюдениям Энни, самыми популярными заведениями у здешних мужчин были парикмахерская и таверна «Устрицы прерий». «Устрицы прерий», – задумалась Энни. Не здесь ли подают деликатес, о котором упоминал Чейс?». Очень жаль, что у нее нет времени, чтобы зайти и попробовать эту штуковину. Ну, а компания женщин собралась у косметического салона.
Через полчаса Энни выходила из универсального магазина с двумя огромными пакетами. Она истратила почти все скопленные некогда деньги, но испытывала огромную радость от приобретенных... желтых занавесок. Еще она купила накидки на стулья и несколько плетеных циновок, расписной керамический сервис и большую вазу для цветов.
Чейс, конечно, поймет и оценит ее старания. Он жил один в своем склепе так долго, что уже не ощущал его гнетущей атмосферы. Кто-то должен внести в его быт новый штрих. Кто-то должен показать, каким радостным и желанным может стать даже самый простой дом. Энни решила еще зайти в аптеку. Чейс ведь не догадался бы о ее личных нуждах. Впрочем, она и не ожидала этого от него. Знала, что большинство мужчин вовсе не думают о подобных вещах. Ее отец, например, был так увлечен работой, что отправился на борьбу с малярией именно тогда, когда его жена рожала Энни. Конечно, Сара Вэлс сама была врачом и вполне могла контролировать свое состояние с медицинской точки зрения. Но Энни всегда удивлялась, как ее мать пережила все это, а также многие другие трудности, – эмоционально. Джунгли – страшное место. Красивое и ужасающее одновременно. Джунгли притягивают и отталкивают людей.
Но не джунгли убили ее родителей. Энни стала думать о прошлом, внимательно рассматривая яркие упаковки в аптечных витринах. Ее отца и мать убила не природа. Их убили люди. Пожар гражданской войны в конце концов перекинулся и на джунгли. Амбулатория была захвачена повстанцами, требовавшими медицинской помощи. А когда родители Энни отказались бросить своих пациентов-индейцев, их расстреляли. Вождь племени помог Энни спрятаться в монастыре.
Энни очень страдала от увиденного ею пренебрежения человеческой жизнью. Она обожала своих родителей и до сих пор скучала безмерно. Если мать и отец порой забывали о ней, то это, Энни со временем поняла, вовсе не из-за своей беспечности. Они были призваны к высшей миссии – спасать людей, бороться с их болезнями.
– О, извините, – сказала Энни, столкнувшись с высоким мужчиной, который беспардонно проталкивался к прилавку. Столкновение вывело Энни из задумчивости и напомнило, зачем она здесь. Она прошла в секцию женских принадлежностей. Но не успела выбрать необходимое, как вспомнила о предосторожности. Что подумают о ней, одетой под хулиганистого парня, когда она подойдет к кассе с... гигиеническими пакетами И прочим?!
Мужской голос вернул Энни в реальность.
– У меня проблемы с кишечником, – прохрипел он в окошко. – Мне надо немного...
– Слабительного? – предположил аптекарь.
Из любопытства Энни оглянулась и увидела того, кто только что толкнул ее. Аптекарь вынес огромную бутыль с синей жидкостью. Внешность покупателя показалась Энни знакомой. Но девушка больше заинтересовалась предложенным ему лекарством. «Если он выпьет это, лучше ему не станет».
Мужчина несколько задумался, словно услышав ее тайное предостережение. Потом остановился в трех шагах от нее, разглядывая витрину с антибиотиками. Энни поймала себя на том, что внимательно следит за ним. Ему было не более тридцати пяти: слишком молод для серьезного нарушения пищеварения...
– Свежие фрукты и овощи могут помочь. – Она улыбнулась. Беспокойное удивление отразилось в его глазах, и Энни смутилась.
– Помочь в чем?
– В «проблемах с кишечником», – сказала она мягко его словами. – Манго обычно хорошо действует. Если вы не против натурального слабительного, попробуйте еще капустный сок или отвар ревеня. – Она кивнула в сторону прилавка. – Намного полезнее, чем лекарства, которые убивают полезных бактерий, вымывают витамины, закупоривают сосуды и...
– О, хватит! – Он поднял руки, прося пощады. – Манго, отвар ревеня?
Энни подтвердила кивком головы:
– Даже древесная кора подойдет. Я думаю, лучше всего сенна.
Мужчина всматривался в Энни, высоко подняв брови, будто пытался оценить и совет, и советчика.
– Позвольте мне задать прямой вопрос, – сказал он, впившись в нее глазами. – Вы ведь девушка, не так ли?
Сердце Энни упало в пятки. Она совершенно забыла, как выглядела. «Лучше не врать».
– Можно, это будет нашим секретом?
На его лице отразился весь набор чувств – от смущения до изумления. Где-то в подсознании Энни всплыла сцена на лугу двухдневной давности. Да, несомненно, этот человек был управляющим ранчо Макэфри. Как хорошо, что он тогда не видел ее.
– Можно дать вам совет? – спросил он.
– Да, конечно, я ведь тоже советовала.
– Если вы хотите в нашей округе сойти за парня, выбросьте кепку и наденьте ковбойскую шляпу, а также сапоги. И... жуйте табак. И потом, если кто-либо заговорит с вами, в ответ только кивайте и сплевывайте на пол.
– О, благодарю вас, – Энни наклонила голову.
– Нет проблем. – Он надел шляпу, взял лекарство и направился к выходу.
Энни вернулась к витрине и выбрала шампунь, который должен был превратить ее волосы в шелковистый льющийся каскад.
Кивать и сплевывать? Пожалуй, она запомнит это...
– Это чудо, – тихо произнесла Энни, оглядев хижину.
За несколько часов она превратила ее в уютное сельское жилище из своих фантазий – дом, которого она никогда не имела. Отважившись, она действовала прямо-таки с мстительной решимостью. Даже выгрузила все из шкафов и буфета. Надо сказать, хозяюшка обнаружила целую кучу всякой любопытной ерунды, в том числе листовки о розыске преступников, сломанную мышеловку, осколки разбитой миски, высохшую ящерицу. И пыль, конечно. «Доисторическая пыль», – ухмыльнулась Энни.
Еще она нашла здесь же фотографию Чейса, Джонни Старовка и Джефа Диаса в дни их службы. Друзья веселились, по-видимому, в каком-то баре, возможно, в иностранном порту, распивали виски и широко улыбались в камеру. В летних очках, элегантных мундирах, с коротко остриженными головами они выглядели юными, бесшабашными и отчаянно смелыми. Фотография перенесла Энни в прошлое. Она вспомнила, как впервые увидела Чейса – молодого, дерзкого героя, спасшего ей жизнь. Сердце болезненно сжалось, когда она прочитала сделанную рукой Чейса надпись на обороте: «Первое задание – Тегеран, Иран – спасено 10 американских узников. Мы утерли им нос!»
Она с трудом заставила себя положить снимок на место и закончила уборку. Но и потом воспоминания все еще теснились в ее голове, вызывая странную светлую грусть.
Немного передохнув, Энни повесила шторы и приладила чехлы на кухонные стулья, разложила коврики на натертом ею полу, расставила в буфете новый сервиз. Чудесный букет полевых цветов довершил убранство. Если у дома было лицо – сейчас оно улыбалось.
Спальня Чейса осталась единственной комнатой, в которой Энни не навела еще порядок. Она и без того побаивалась последствий собственной предприимчивости. Но искушение взяло верх. И сейчас, пробуя острый испанский суп, кипевший на плите, Энни перебирала в уме аргументы в свою защиту. «Милосердие, благочестие и... одиночество», – неожиданно завершила она догматы монастырской жизни.
Не надеясь и сегодня дождаться Чейса, Энни пообедала, вымыла посуду. Впереди был долгий и скучный вечер. Она мирно потягивала свое вино, когда взгляд ее упал на дверь, ведущую в спальню Чейса. Нестерпимое любопытство повергло в бегство ее показное уважение к праву Чейса на уединение. Угрызения совести терзали ее, но уже ничто не могло остановить. «Я только взгляну, – сказала она сама себе. – Даже не переступлю порог».
Но едва Энни приблизилась к двери, громко залаял Джем. И это еще больше разожгло ее любопытство. На первый взгляд, в комнате Чейса все было как обычно. Одежда валялась в беспорядке, железная кровать была схожа с той, на которой спала Энни. На стене в углу висело старое ковбойское седло. И ничего секретного, а тем более зловещего, если не считать отсутствие окон.
Энни уже собиралась уходить, но ее внимание привлек металлический отблеск в дальнем углу этой темной комнаты. Было что-то странное в неровной, шершавой поверхности стены. С улицы было заметно, что один угол дома пристроен к гранитному утесу, но ей никогда не приходило в голову, что он встроен в скалу.
Энни скорее догадалась, чем разглядела, что здесь, в стене, есть дверь. А холодный блеск металла, привлекший ее внимание, исходил от висячего замка. Взволнованная, она вошла в комнату. Пес, до того тихо скуливший, вновь разразился громким лаем.