Вскоре с богатой добычей вернулся рыбак. Бухтя что-то себе под нос, Чжоу Цян подошел ко мне и без лишних слов шлепнул об землю нанизанный на ивовый прут улов. Я понял его намек: каждый раз именно на мои плечи ложилась задача вымыть и выпотрошить рыбу. Поскольку лицо Чжоу Цяна закрывали кепка и солнечные очки, я не мог понять, продолжает ли он на меня сердиться. А чего он, собственно, хотел? Мы приехали сюда, чтобы как следует отдохнуть и повеселиться, а он ни с того ни с сего взял и выкинул такой номер, тут любой возмутится. Но когда я сказал ему, что неожиданно столкнулся с Лао Танем, Чжоу Цян тут же приободрился:
– Это замечательно, но как же ты его отпустил?
Тогда я объяснил, что Лао Тань пообещал через какое-то время подойти сам. Только тогда Чжоу Цян вдруг вспомнил про Чжао Цзяня. Когда я честно выложил ему свое мнение о том, что произошло, он мотнул головой, не придавая моим словам особого значения, и лишь тихонько пробормотал:
– Не мужик, а размазня, только и знает, что волочиться за юбками.
Настроение мое сразу улучшилось, в душе все больше крепла уверенность, что в недавнем разговоре с ним я несколько перегнул палку. Мне даже показалось, что, возможно, я зря его оклеветал. С другой стороны, какой резон был обманывать меня той девице? Ведь если ее обман раскроется, она опорочит саму себя. Однако точно так же, как протрезвевшим пьяницам не хочется вспоминать прошлое, мне ужасно не хотелось возвращаться к этому инциденту.
Я поднял с земли нанизанных на прут рыбин. Вопреки ожиданиям, они все еще оставались живыми: едва я взял в руку проходивший через их рты ивовый обруч, как рыбешки, обвиснув на нем, тут же изо всех сил забились, отзываясь вибрацией в моей ладони. Рыбы не умеют говорить, в противном случае они бы сейчас истерично орали. Вот человек – точно не рыба: попробуй начни его притеснять, он тут же примется бороться и кричать.
Тут выяснилось, что все наши ножи остались в машине: этот негодяй Чжао Цзянь вместо того, чтобы хоть чем-то помочь, только все испортил. Пришлось придумывать способ, как можно управиться с нашей рыбой без ножа. Но, как говорится, человек может найти выход из любой ситуации, хорошо еще, что рыбины были не самые большие, и я сумел с ними справиться.
Когда я с горем пополам перечистил всех рыб и вернулся в лагерь, туда, верный своему слову, уже пришел Лао Тань, так что в этом плане он нас не разочаровал. Тут подоспел и Чжао Цзянь, уже без девицы. Из-за появления в нашей компании Лао Таня мы старались поддержать умиротворенное состояние, поэтому недавних неприятностей никто не вспоминал. Словно звезды вокруг Луны, мы собрались вокруг Лао Таня, снова и снова оглядывая его с ног до головы в попытке обнаружить в его внешности и манерах хоть какие-то зацепки, по которым можно было понять, что это тот самый Лао Тань из нашего прошлого. Будучи когда-то его соседями по комнате, мы с удивлением заметили, что теперь он окружен ореолом какой-то мистики, от его былого запала и красноречия не осталось и следа, он больше не претендовал на звание Полуночника Таня. Теперешний Лао Тань больше походил на измученного тяготами пути странника, в одиночку пересекшего огромную пустыню, или на человека, обретшего мудрость через невзгоды и страдания.
Нам очень хотелось узнать, как жил он все эти годы. Разумеется, нам также была интересна судьба той женщины, что отняла у него полжизни, заведя в тупик и отчаяние. Мы задавали наводящие вопросы, которые требовали немедленной реакции. Поначалу Лао Тань отмалчивался. Он, скорее, напоминал извлеченное наружу ископаемое, покрытое толстенным слоем глины: все свои задушевные тайны строго хранил внутри себя. Весь наш разговор представлял собой бесконечные реплики и вопросы лишь от нас троих. На первый взгляд это выглядело как проявление повышенной заботы к старому товарищу, но, с другой стороны, наши приставания напоминали притязания горе-корреспондента, которому в кои-то веки выпала прекрасная возможность взять интервью и который теперь пытается выдавить из собеседника всю информацию до последней капли. В конце концов, видимо не выдержав столь интенсивного допроса, Лао Тань рассеянно откликнулся:
– Вам когда-нибудь доводилось видеть, как целуются змеи, а?
Мы переглянулись и разом покачали головами. Лицо Лао Таня было светлым и открытым. Готовясь к длинному повествованию и сосредотачиваясь, он прикрыл веки, после чего медленно их открыл и устремил взгляд на затуманенные вдали горы.
Время словно обернулось вспять, переполненные ощущением дежавю, мы затаили дыхание, уставившись на Полуночника Таня, что так любил приглаживать свои безупречные блестящие волосы.
Лао Тань заговорил.
Однажды несколько лет назад, поздней осенью, когда его заела невыносимая тоска, он решил отправиться на водохранилище, чтобы развеяться. В те дни дожди лили не переставая, температура на улице уже упала, в горах было сыро и мрачно. Решив найти укрытие от дождя, он бродил по горам, пока случайно не наткнулся на один неприметный грот. Если бы на дворе стояло лето, то вход в этот грот было бы не найти, но поскольку уже близился конец осени, растительности стало заметно меньше, кроме того, из-за бесконечных дождей здесь образовались шумные горные потоки, один из которых размыл вход, так что теперь он стал заметнее. Недолго думая, Лао Тань вырвал мешавшие пройти сорняки и протиснулся внутрь. Несмотря на то что на входе грот был очень узким, буквально через несколько шагов пространство внутри неожиданно расширялось, напоминая брюхо тыквы-горлянки: там запросто могли усесться два взрослых человека. Едва Лао Тань успел обрадоваться такой находке, как вдруг услышал какое-то жуткое шипение, отчего покрылся мурашками. Он тотчас понял, что дело дрянь. Нащупав зажигалку, он зажег ее и вытянул перед собой, пытаясь направить слабый огонек в сторону странного шипения. Наконец в самом дальнем углу он разглядел ослепительно белую подвижную кучу.
– Змеи! – вскрикнули мы в один голос, не дождавшись, когда это скажет Лао Тань.
Он спокойно кивнул в ответ и продолжил рассказ. В тот момент он так сильно испугался, что невольно попятился назад, продолжая украдкой посматривать на шевелившийся клубок: это были две змеи, толщиною с руку ребенка каждая. Их хвосты, свернутые в кольца наподобие соломенных веревок, лежали на земле, между тем как шеи были вытянуты высоко вверх, причудливо переплетаясь между собой. На самом верху, прильнув друг к другу клыками, колебались змеиные головы: ни дать ни взять влюбленные во время страстного поцелуя. Тут же Лао Тань обмолвился, что прежде ему доводилось лишь видеть, как милуется и спаривается домашний скот, собаки или кошки, но такое зрелище он наблюдал впервые. Больше всего его удивило то, что, несмотря на свет от зажигалки и на дрожавшую на стене человеческую тень, змеи продолжали то, что делали, и даже не собирались нападать на захватчика их территории. Совершенно оторвавшись от окружающего мира, они самозабвенно переплетались друг с другом, словно обменивались ядом, и при этом непрестанно шипели. Лао Тань был настолько очарован их любовной игрой, что застыл на месте как вкопанный, ему казалось, что змеи настолько сильно отдались своим чувствам, что разлучить их теперь было немыслимо.
Мы были околдованы повествованием Лао Таня и слушали его, раскрыв рты от удивления и испуга. А Лао Тань, казалось, рассказывает все это самому себе, стараясь не повышать голоса, чтобы, не дай бог, не спугнуть этих самых змей.
Немного погодя он заметил, как одна из них вдруг замерла. Было видно, что она находится на последнем издыхании, наверняка ее убил ядовитый поцелуй. Между тем другая змея быстро высвободилась из пут мертвой, горя желанием метнуться вперед и выпустить свой яд на Лао Таня, так что, напуганный до полусмерти, он ринулся вон.
Еще долго перед нашим взором продолжали переплетаться эти жуткие змеи, пока мы соображали, что же хотел нам тем самым сказать Лао Тань. Неужели он просто хотел нас развлечь? Однако спросить его напрямую было неудобно. К счастью, расторопный Чжоу Цян уже успел запечь несколько рыбин, от которых исходил такой потрясающий аромат, что все просто истекали слюной. Само собой разумеется, первую порцию лакомства мы пожаловали Лао Таню. Однако он тут же замахал руками и, пару раз незаметно дернув ноздрями, объяснил, что много лет как вегетарианец. От рыбы он отказался, предложив нам угощаться самим. Пока мы ели, он сидел, прикрыв глаза, с видом человека, который очистил свой разум и совершенно освободился от мирских забот. Из-за такого его поведения мы чувствовали себя какими-то ущербными, в результате наш долгожданный пикник выглядел немного абсурдно.
3
После того раза мы трое стали собираться заметно реже, но если все-таки встречались, то никак не могли обойти тему о Лао Тане. Каждого интересовала тайна, которую в тот день напустил вокруг себя сам Лао Тань, но нам так и не удалось выведать у него все до конца. По нашему общему мнению, Лао Тань сам по себе представлял одну большую загадку. Все минувшие годы эта загадочная личность жила за пределами нашего мира. И хотя он так же, как и мы, мог просто взять и отправиться на водохранилище, совершенно очевидно, что ездил он туда вовсе не для того, чтобы насладиться прогулкой на природе, – скорее, для того, чтобы уединиться: его целью было сосредоточение в естественной среде на своих мыслях в стороне от мирской суеты. Поэтому очень скоро мы забыли и про него, и про ту нашу поездку, которую и вспоминать-то не хотелось. Наша память удивительно избирательна: иногда мы забываем какие-то важные вещи и при этом упрямо храним в мыслях всякую ерунду. К тому же в наши дни всякий что есть сил держится за свое рабочее место, за свой источник дохода.
Взять, к примеру, нас троих: организация, в которой работал Чжоу Цян, как раз проводила конкурс на должности начальников отделов, и поскольку он входил в число претендентов, то день-деньской строчил всевозможные доклады. Компания по недвижимости, в которой трудился Чжао Цзянь, только что заполучила лакомый участок земли, и он как директор отдела планирования сейчас проводил внушительную по размаху рекламную кампанию. И даже я, по сути являясь обычным госслужащим, по горло был завален самыми разными делами. Поэтому совершенно естественно, что личные дела другого человека отошли у каждого из нас на второй план.
Но как-то на меня разом насели и Чжоу Цян, и Чжао Цзянь. Причиной стало то, что я наконец закончил ремонт в своей новой квартире экономкласса. Как водится, теперь мне следовало всех пригласить, чтобы как следует повеселиться: в наших краях вообще принято зазывать к себе на обед друзей и родственников по случаю повышения или переезда. Наша квартира в сто с лишним квадратных метров наполнилась гостями, мы с женой только и успевали бегать по комнатам, угощая всех чаем, сигаретами и разными напитками, но все это были приятные хлопоты.
Чжоу Цян заявился пораньше, он принес в подарок два благопожелательных бонсая, изумрудная зелень которых радовала глаз своей нежностью. Тяжело пыхтя, он помог нам перетащить горшки на балкон. Он всегда отличался излишней щепетильностью, следуя правилу – лучше больше, чем меньше. За две-три минуты до застолья примчался запыхавшийся Чжао Цзянь. Это было в его духе, и исправить его не представлялось возможным. Чжоу Цян, увидав, что тот явился с пустыми руками, намеренно его уколол:
– Некоторые знают, когда надо приходить, прямо-таки носом чуют.
– Да ты лучше скажи сразу, что я – собака, – ответил Чжао Цзянь.
Чжоу Цян засмеялся:
– Не стоит думать о себе так хорошо, я говорю про нашего однокурсника.
Оказавшись в центре всеобщего внимания, Чжао Цзянь, разумеется, сконфузился. Будучи достаточно полным, он сразу пошел красными пятнами, однако нашел в себе силы сдержаться. Он понимал, что сегодня не тот день, чтобы вступать в перепалку. Я боялся, что эти двое снова примутся бесконечно подкалывать друг друга, портя настроение окружающим, поэтому поспешил всех гостей позвать к столу, тем более что жена уже успела его накрыть. Открыв бутылку китайской водки, я доверху наполнил рюмки, но в тот самый момент, когда вся компания подняла их, чтобы чокнуться, весьма некстати раздался звонок в дверь. В тот момент его нудная мелодия «К Элизе» ничего, кроме раздражения, не вызвала.
Я побежал открывать дверь. К моему удивлению, на пороге стояли двое полицейских, вид у них был самый серьезный, на синих с красноватым отливом фуражках ярко блестели серебряные жетоны. Сказать вам, что я почувствовал в тот момент? Представьте, что вы спокойно себе сидите, грызете семечки, и вдруг вам попадается червяк – согласитесь, это неприятно! Сперва я подумал, что эти ребята просто ошиблись адресом, однако мне задали вполне конкретный вопрос:
– Не здесь ли проживает Чжан Гэ?
Я растерянно кивнул. Полицейский так внимательно осмотрел меня, что от его профессионального взгляда мне стало как-то не по себе.
– Мы пришли, чтобы кое-что прояснить, будем благодарны за содействие, – по-деловому коротко отчеканил один из них. – Вы знакомы с Тань Дунем?
В нерешительности я кивнул снова, а внутренне весь напрягся:
– Он мой сокурсник. С ним что-то случилось?
– С ним-то как раз все в порядке, а вот его бывшая жена пропала.
После такого ответа полицейского у меня сразу отлегло от сердца. Кто-кто, а эта вертихвостка меня волновала меньше всего.
– Можно пройти поговорить?
С этими словами полицейские кинули взор в гостиную. Я принялся бормотать, что у меня гости и сейчас не самое подходящее для разговоров время. Мне очень не хотелось нарушать застолье, однако полицейские обещали, что не отнимут много времени и что надеются на понимание. Последнее было больше сказано для проформы. Как говорится, служба есть служба, поэтому без лишних слов они прошли внутрь. Наша гостиная была совмещена со столовой. Едва гости увидели полицейских, как их веселое настроение тут же словно ветром сдуло, можно подумать, я совершил какое-то преступление. Все удивленно уставились на полицейских, даже моя жена, которая все это время хлопотала по хозяйству, застыла с жирной лопаткой в дверях кухни. Напустив на себя самый невозмутимый вид, я призвал гостей угощаться. Когда ко мне подбежала жена, я шепнул ей, что все в порядке, и попросил, чтобы она побыстрее возвращалась к гостям. Сам я проводил полицейских в кабинет. Один из них тут же стал листать свой блокнот и, усевшись, словно хозяин, за моим столом, приготовился вести протокол. Его напарник продолжил разговор. По его вопросам было совершенно ясно, что он хочет, чтобы я охарактеризовал ему личность Лао Таня: как он проявлял себя в годы учебы, как у него складывались дела на работе, какие отношения у него были с бывшей женой и т. д. Я не видел необходимости что-либо скрывать, поэтому в кратком виде изложил все что мог. Под конец я на свою голову добавил, что у меня в гостях как раз находятся два других однокурсника Тань Дуня, так что какие-то детали можно уточнить у них. Полицейские такому сюрпризу весьма обрадовались и тут же вызвали для беседы Чжоу Цяна с Чжао Цзянем. Несдержанный на язык Чжао Цзянь как на духу поведал о нашей последней встрече с Лао Танем, обронив, что Лао Тань всегда казался ему не от мира сего. Но, не дав ему договорить, его перебил Чжоу Цян:
– А что, собственно, не так с Лао Танем? Ты на себя-то посмотри, прежде чем других оговаривать. В своем глазу бревна не замечаешь!
Чжао Цзянь, не думая сдаваться, огрызнулся в ответ:
– Зато ты у нас – человек высокой морали, а как же так вышло, что ты попытался изнасиловать девушку?
Я и подумать не мог, что эти двое прямо в присутствии полицейских начнут разоблачать пороки друг друга, поэтому поспешил разрядить обстановку:
– Ну что вы несете, зачем мешаете расследованию?
Однако полицейский, что задавал вопросы, тут же нахмурился и принялся сверлить взглядом то Чжоу Цяна, то Чжао Цзяня. Словно напав на след, он с непроницаемым видом вдруг выкрикнул:
– О каком изнасиловании речь? О чем вы?
Не дожидаясь, пока они снова раскроют рты, я постарался вывести их из затруднительного положения:
– Да мы тогда просто подкалывали друг друга. Вы же понимаете, что происходит, когда собираются старые приятели: ну выпили и, естественно, стали валять дурака, разве можно принимать это всерьез?
Говоря это, я как мог подмигивал Чжоу Цяну и Чжао Цзяню. Полицейский, вняв моим словам, дальнейшие расспросы прекратил.
Исчезновение бывшей супруги Лао Таня стало главной темой застолья. При этом все как один признавали, что такие вертихвостки, как она, вполне заслуживают смерти и их розыски – дело лишнее. Мы не знали, чем ее исчезновение может грозить Лао Таню, но, едва вспомнив, в каком положении он сейчас находится, дружно захотели выместить свою злобу вместо него. Поэтому я сказал: