Под Куполом

Она коснулась пальцем сенсорной панели, замерла, обнаружив на рабочем столе четвертую папку, в нижнем левом углу.

Раньше она ее не видела. Бренда попыталась вспомнить, когда в последний раз смотрела на рабочий стол этого ноутбука, но не смогла.

«ВЕЙДЕР» – так называлась папка.

Вейдером – но не Дартом[46 - Дарт Вейдер – герой киноэпопеи «Звездные войны».] – Гови называл только одного человека: Большого Джима Ренни.

Из любопытства она подвела курсор к иконке и дважды кликнула, гадая: а защищена ли папка паролем?

Как выяснилось, пароль ей потребовался. Не мудрствуя, она набрала «Дикие коты», тот самый пароль, что открывал папку «ТЕКУЩЕЕ» (папку «СУД» Гови паролем не защищал), и это сработало. В папке оказались два документа. Один назывался «ВЕДУЩЕЕСЯ РАССЛЕДОВАНИЕ». Второй, в формате «ПДФ», – «ПИСЬМО ОТ ГПШМ». На языке Гови эта аббревиатура означала: «Генеральный прокурор штата Мэн». Она открыла письмо.

Читала со все возрастающим изумлением и высыхающими на щеках слезами. Прежде всего ей бросилось в глаза обращение: не «Дорогой чиф Перкинс», а «Дорогой Герцог».

И хотя написали письмо на адвокатском языке, а не на языке Гови, некоторые фразы бросались в глаза, словно выделенные жирным шрифтом. «Незаконное присвоение принадлежащих городу товаров и услуг» – первая. «Участие члена городского правления Сандерса не вызывает сомнений» – вторая. И наконец: «Эти должностные преступления более обширны и серьезны, чем мы предполагали тремя месяцами ранее».

А в самом конце письма одна фраза показалась ей написанной не только жирным шрифтом, но и прописными буквами: «НЕЛЕГАЛЬНЫЕ ПРОИЗВОДСТВО И ПРОДАЖА НАРКОТИКОВ».

Получалось, что Бог ответил на ее молитву, хотя и совершенно неожиданным образом. Бренда села на стул Гови, кликнула «ВЕДУЩЕЕСЯ РАССЛЕДОВАНИЕ» в папке «ВЕЙДЕР» и позволила ее умершему мужу говорить с ней.

7

Президент закончил речь – максимум успокаивающих слов, минимум информации – в 0.21. Расти Эверетт, который слушал ее в комнате отдыха третьего этажа, в последний раз проверил мониторы и поехал домой. В его медицинской карьере выпадали более утомительные дни, но никогда ранее он не ощущал такого уныния и тревоги за будущее.

В доме царила темнота. Они с Линдой обсуждали покупку генератора в прошлом году (и годом раньше), потому что каждую зиму Честерс-Милл оставался без электричества на четыре-пять дней, да и летом такое обычно случалось пару раз: «Энергетическая компания Западного Мэна» не относилась к числу самых надежных поставщиков электроэнергии. И делали вывод, что пока они не могли себе позволить такой покупки. Если бы Лин вернулась в полицию на условиях полной занятости… но они этого не хотели, пока девочки не подросли.

По крайней мере у нас есть хорошая печь и достаточно дров, если они нам понадобятся.

В бардачке лежал фонарик, но, когда Расти его включил, фонарик пять секунд едва светился, а потом погас. Расти выругался и напомнил себе завтра… нет, уже сегодня… запастись батарейками. При условии, что магазины откроются.

Если я не смогу найти дорогу, прожив в доме двенадцать лет, тогда я обезьяна.

Да, конечно. Этим вечером он в какой-то степени ощущал себя обезьяной – только что пойманной и посаженной в клетку зоопарка. А уж воняло от него точно как от обезьяны. Хорошо бы душ перед сном.

Тщетные надежды. Нет тока – нет душа.

Ночь выдалась ясной, пусть и безлунной, над домом светили миллиарды звезд, и выглядели они как и всегда. Может, поверху барьер отсутствовал, о чем президент ничего не сказал. Возможно, люди, которые исследовали барьер, этого пока не выяснили. Если Милл находился не под внезапно образовавшимся колпаком, а его окружала вдруг выросшая стена, тогда все как-то могло образоваться. Правительство наладило бы доставку всего необходимого с воздуха. Конечно же, если страна смогла потратить сотни миллиардов для спасения корпораций, ей не составит труда сбросить на парашютах коробки с «поптартс»[47 - Сладкие пирожки.] и несколько паршивых генераторов.

Он поднялся на крыльцо, доставая из кармана ключ, когда увидел что-то висящее перед замочной пластиной. Нагнулся, присмотрелся, и губы разошлись в улыбке. Мини-фонарик. Линда купила шесть штук за пять долларов на «Последней летней чумовой распродаже» в «Универмаге Берпи». Тогда он подумал, что жена напрасно потратила деньги. Еще сделал вывод: Женщины покупают вещи на распродажах по той же причине, что заставляет мужчин лазать по горам: потому что они есть.

Задняя крышка фонарика заканчивалась металлической петлей. Через нее был продет шнурок от старой теннисной туфли и к нему приклеена записка. Расти отлепил ее и направил на текст луч фонарика.

Привет, милый. Надеюсь, ты в порядке. Обе Дж. наконец-то улеглись. Обе волновались, но, в конце концов, угомонились. Завтра я работаю целый день. В прямом смысле целый день, с 7 до 7, так распорядился Питер Рэндолф (наш новый чиф – КОШМАР). Марта Эдмундс говорит, что возьмет девочек, да благословит Бог Марту. Постарайся не разбудить меня. (Хотя, возможно, я не буду спать.) Боюсь, нас ждут трудные дни, но мы прорвемся. В кладовой еды достаточно, слава Богу.

Милый, я знаю, ты устал, но ты выгуляешь Одри? Она все еще продолжает скулить. Может, она знала, что грядет? Говорят, собаки предчувствуют землетрясения, так что, возможно…

Джуди-и-Джанни говорят, что любят своего папочку. Я тоже.

Завтра мы найдем время, чтобы поговорить, так? Поговорить и оценить ситуацию.

Я немного напугана.

    Лин.

Он тоже боялся, но ему не нравилось, что его жена завтра будет работать двенадцать часов, тогда как его рабочий день скорее всего затянется часов на шестнадцать, а то и дольше. И ему не нравилось, что Джуди и Джанель придется целый день находиться у Марты. Он мог не сомневаться в том, что они тоже испуганы.

Но чего ему совсем не хотелось, так это выгуливать в час ночи их золотистого ретривера. Он подумал, что собака скорее всего предчувствовала появление барьера; знал, что собаки ощущают приближение различных неординарных явлений, не только землетрясений. Но в этом случае ей следовало прекратить скулеж, так? Остальные городские собаки нынешним вечером вели себя на удивление спокойно. Ни одна не лаяла, не выла. Никто, насколько он слышал, и не скулил.

Может, она будет спать на своей подстилке за печью, подумал Расти, открывая дверь на кухню.

Одри не спала. Сразу подошла к нему, но не радостно подпрыгивая, как обычно делала – Ты дома! Ты дома! Слава Богу, ты дома! – а прижимаясь к полу, чуть ли не ползком, зажав хвост между задними лапами, словно ожидала, что ее ударят (чего никогда не бывало), вместо того чтобы погладить по голове. И да, она снова скулила. Собственно, началось это задолго до появления барьера. На пару недель прекратилось, и Расти уже начал думать, что все в прошлом, но она заскулила вновь, иногда тихо, случалось, что и громко. Этой ночью скулила громко – а может, ему это только казалось на темной кухне, где не светились ни электронные часы на плите и микроволновке, ни лампочка над раковиной, которую Линда всегда оставляла включенной.

– Прекрати, девочка, – обратился он к собаке. – Ты перебудишь весь дом.

Но Одри не прекратила. Мягко ткнулась головой в его колено и посмотрела на него в ярком узком луче фонаря, который он держал в правой руке. Расти мог поклясться, что в глазах собаки читалась мольба.

– Хорошо. Идем гулять.

Ее поводок свешивался с гвоздя у двери в кладовую. Когда он направился к двери, чтобы снять его (повесив фонарик на шею, спасибо большой петле из шнурка), Одри скользнула перед ним, скорее как кошка, чем собака. Если бы не свет фонарика, он мог бы споткнуться об нее и упасть, достойно завершив этот и без того паршивый день.

– Минуту, одну минутку, подожди.

Но Одри гавкнула и попятилась от него.

– Тихо! Одри, тихо!

Вместо того чтобы затихнуть, она гавкнула вновь, в спящем доме лай прозвучал очень уж громко. Расти от неожиданности даже вздрогнул. А Одри подскочила к нему, зубами ухватила за штанину и попятилась к коридору, стараясь тащить его за собой.

Заинтригованный, Расти ей это позволил. Убедившись, что он идет следом, Одри отпустила штанину и побежала к лестнице. Поднялась на две ступеньки, оглянулась, снова гавкнула.

Наверху вспыхнул свет, в их спальне.

– Расти? – Лин. Заспанным голосом.

– Да, это я, – отозвался он как можно тише. – Точнее, это Одри.

Он последовал за собакой вверх по лестнице. Вместо того чтобы, как обычно, взбежать по ней, Одри постоянно оглядывалась. Для собачников всегда понятно, что выражают морды их любимцев, и Расти видел озабоченность. Уши Одри лежали на голове, хвост оставался между лапами. Если это имело отношение к скулежу, то в поведении собаки появилось что-то новое. Расти вдруг подумал: а нет ли в доме постороннего? Дверь на кухню он нашел запертой, Лин обычно запирала и проверяла все двери, когда оставалась одна с девочками, но…

Линда вышла на верхнюю лестничную площадку, завязывая пояс белого махрового халата. Увидев ее, Одри снова гавкнула. Уйди, мол, с дороги.

– Одри, прекрати! – Но собака уже проскакивала мимо нее, толкнув правую ногу Линды так сильно, что та привалилась к стене. Одри побежала по коридору к комнате девочек, где царили тишина и покой. Лин выудила мини-фонарик из кармана халата. – Да что с ней?..

– Я думаю, тебе лучше вернуться в спальню.

– Еще чего! – И она побежала по коридору первой, вслед за ярким, подпрыгивающим белым пятном луча.

Их дочери, семи и пяти лет, недавно вошли в, как это называла Лин, «фазу женской секретности». У двери в их комнату Одри поднялась на задние лапы и начала скрестись передними.

Расти догнал Лин, когда та открывала дверь. Одри влетела в комнату, даже не посмотрев на кровать Джуди. Их пятилетняя дочка крепко спала.