Сезон охоты на людей

– Все в сборе, сэр.

– Отлично, – похвалил полковник.

Он поднялся в открытый джип, чтобы подчиненные могли лучше его видеть, и заговорил громким четким командирским голосом:

– Ну что ж. Как вы знаете, в четыре ноль-ноль большая масса демонстрантов ворвалась с правой стороны на мост Четырнадцатой улицы и полностью блокировала его. Движение остановлено аж до самой Александрии. Другие мосты к настоящему времени уже расчищены, но здесь сложилась тяжелая ситуация. Министерство юстиции обратилось к Корпусу морской пехоты за помощью в расчистке моста, и наше командование приказало нам выполнить это задание. А теперь я хочу разъяснить вам, что это значит: мы очистим мост, сделаем это быстро и профессионально, с минимальным применением силы и по возможности без нанесения телесных повреждений. Понятно?

– Так точно, сэр, – послышалось со всех сторон.

– Я хочу, чтобы рота «А» и рота «Б» выстроились в шеренги поотделенно, а штабная рота двигалась сзади в качестве резерва. Мы не имеем полномочий для ареста, и я не хочу, чтобы кого-нибудь арестовывали. Мы будем двигаться с примкнутыми штыками под прикрытием слезоточивого газа умеренной концентрации. Ножны не снимать. Ни при каких обстоятельствах не пускать штыки в ход. Не должно пролиться ни капли крови. Мы возьмем не силой, а твердым порядком и высоким профессионализмом. За нами будет следовать подразделение полиции округа Колумбия, специально предназначенное для производства массовых арестов. Вот они-то и будут забирать тех демонстрантов, которые не пожелают рассеяться. Предельная дистанция нашего продвижения – дальний конец моста.

– Резиновые пули, сэр?

– Ответ отрицательный. Повторяю, отрицательный. Никаких резиновых пуль. Ни одного выстрела сегодня сделано не будет. Перед нами американские дети, а не вьетконговцы. Начало движения в девять ноль-ноль. Командиры рот и старшие сержанты, я хочу, чтобы вы посовещались между собой и выставили вперед, на линию контакта, свои лучшие подразделения. Рассматривайте операцию как стандартные учения по подавлению массовых беспорядков. Ну что ж, вам осталось проявить свой высокий профессионализм.

– Разойдись!

Донни вернулся к своему отделению; другие командиры поспешили к своим. Точно так же, как потягивается просыпающееся могучее животное, часть морской пехоты на глазах обретала подтянутость, по мере того как приказания доходили до самых мелких подразделений. Слышались негромкие шутки, в которых отчетливо улавливалось осознание двусмысленности положения, однако все говорило о том, что морские пехотинцы везде и всегда предпочитают делать хоть что-нибудь, чем не делать ничего.

– Мы пойдем клином повзводно, – объяснил Донни солдатам. – Сержант-майор будет задавать ритм.

– Штыки?

– Примкнуть, но надеть ножны. Как можно меньше применяйте силу. Мы должны вытеснить этих людей с моста одним лишь своим видом. Никакой стрельбы, никаких прикладов – только твердая уверенность. Понятно?

– Противогазы?

– Я уже сказал: в противогазах. Кроу, ты что, не слышал? Нам подкинут немного слезогонки.

Донни оглянулся. Сержант-майор уже стоял в сотне метров от грузовиков, и морские пехотинцы сбегались к нему для построения перед выходом на задание. Донни посмотрел на часы. Они показывали 8:50.

– Ладно, давайте собираться и пойдем на позиции. Становись! Равнение на меня!

Солдаты молниеносно рассыпались по привычным местам, и отделение рысцой подбежало к колонне, формировавшейся на широком белом полотне пустого шоссе.

Питер держал Джулию за руку. Он был бледен, но настроен решительно; по лицу все еще текли слезы после газа.

– Все будет хорошо, – продолжал повторять он, хотя было заметно, что он успокаивает скорее самого себя, чем ее. Он был как-то особенно печален, и у Джулии даже мелькнуло желание прижать его к себе и приласкать.

– Внимание! – прогремел усиленный мегафоном голос. – У агентства новостей есть камеры на вертолетах, и нам только что сообщили, что морская пехота выстроилась и направляется сюда, чтоб выгнать нас.

– О, похоже, здесь скоро станет совсем весело, – пробормотал Питер. – Морская пехота…

– Хочу дать всем совет. Не пытайтесь сопротивляться, не то вас могут избить или вовсе искалечить. Не кричите на них, не ругайте их. Просто медленно идите вперед. Помните, это ваш мост, а не их. Мы освободили его. Мы владеем им. К черту все, мы не уйдем.

– К черту все, мы не уйдем, – повторил Питер.

– Какая гнусность, – горестно сказала Джулия. – Они не идут сюда сами, эти парни из высоких кабинетов, из-за которых творятся все эти гадости. Они посылают сюда Донни, которому приходится выполнять свою работу. И именно он оказывается крайним.

Но Питер ее не слушал.

– Вот и они, – сказал он, рассмотрев слезящимися глазами надвигающуюся четкую фалангу людей, одетых в камуфляжную форму. Корпус морской пехоты Соединенных Штатов приближался неспешной рысцой; солдаты держали винтовки наперевес, на них были даже каски, что вместе с противогазами превращало людей в насекомых или в роботов.

«К черту все, мы не уйдем!» – негромко, но твердо скандировала толпа. «Морская пехота, иди домой!» И снова: «К черту все, мы не уйдем!»

Подразделение морской пехоты двигалось вперед, подчиняясь голосу сержант-майора: «Ать-два-три-четыре, ать-два-три-четыре», и отделение Донни, сохраняя четкий порядок, бежало вместе со всеми немного левее острия клина – построения для разгона толпы.

На бегу Донни даже чувствовал себя немного лучше; он влился в устойчивый ритм, и тяжелая амуниция свободно ерзала по телу. Шлем, погромыхивая, болтался на голове, эластичные ремни мягко натягивались. По его лицу под маской противогаза стекал пот, скапливался на ресницах, щипал веки и попадал в глаза. Но это не имело никакого значения.

Через линзы маски мир казался каким-то грязноватым. Перед собой он мог разглядеть массу демонстрантов, усевшихся на мосту и яростно смотревших на приближавшихся солдат.

«К черту все, мы не уйдем!» чередовалось с «Морская пехота, иди домой! Морская пехота, иди домой!» Эти крики гулко разносились в воздухе, но звучали наивно и глупо. Их уже отделяло от толпы не более пятидесяти метров, когда сержант-майор отчаянно завопил:

– На месте! Стой!

На мосту сошлись две молодые Америки. С одной стороны было около двух тысяч молодых людей от четырнадцати до, наверное, тридцати лет, хотя в основном двадцатилетних, Америка колледжей, Америка нонконформизма, выражавшегося через полный конформизм: все были одинаково одеты в джинсы и футболки, все носили длинные, развевавшиеся на слабом ветерке красивые волосы, все были бледны, эксцентричны, все пребывали под влиянием травки или ханжеских лозунгов; они стояли здесь, черпая силу друг у друга, а над головами у них колыхался целый лес плакатов: «НАРОДНАЯ КОАЛИЦИЯ ЗА МИР И СПРАВЕДЛИВОСТЬ», «АРМЕЙСКИЕ ЗАСРАНЦЫ, ИДИТЕ С НАМИ», «ПРЕКРАТИТЕ ВОЙНУ», «К ЧЕРТУ ВОЙНУ», «МОРСКАЯ ПЕХОТА ДОЛЖНА УЙТИ».

Другую Америку представляли шестьсот пятьдесят сильных, одетых в зеленую диагоналевую полевую форму мужчин, вооруженных незаряженными винтовками и штыками в ножнах, три роты морских пехотинцев, средний возраст которых составлял те же двадцать лет. Их серьезные лица, скрытые каучуком и пластмассой противогазовых масок, были чисто выбриты, волосы коротко острижены, и все же они были тоже растеряны и напуганы, как и те дети, которые стояли перед ними, только немного по-иному. Они и сами были, по существу, такими же детьми, но никто не желал обращать на это внимание. За их спинами находились полицейские автомобили, санитарные кареты, пожарные машины, фургоны для арестованных, командиры их собственного корпуса, репортеры агентств новостей, чиновники Министерства юстиции. Но впереди шли все-таки они.

Из-за спин остановившихся солдат вышел облаченный в синий комбинезон человек из Министерства юстиции. В руках у него был мегафон.

– Это незаконное шествие. У вас нет разрешения на его проведение. Приказываю вам разойтись. Если вы не разойдетесь, мы очистим мост. Повторяю, приказываю разойтись!

– К черту все, мы не уйдем! – раздался многоголосый ответ.

Выждав, пока крики стихнут, чиновник повторил свое требование и добавил:

– Через две минуты мы произведем атаку слезоточивым газом, а морская пехота начнет вытеснять вас. Повторяю, вам приказано разойтись!

Последовала недолгая тишина, а потом вперед выскочил молодой человек. С криком:

– Вот тебе твое сраное разрешение!

Он спустил джинсы, пригнулся и показал наступавшим бледную задницу.

– Боже ты мой, какой хорошенький! – пропищал Кроу. Он говорил громко, и, несмотря на противогаз, его было хорошо слышно. – Я его хочу!

– Кроу, заткнись, – приказал Донни.

Человек из Министерства юстиции отступил за цепь. Солнце поднялось уже высоко, стало жарко и душно. Наверху кружили вертолеты, и лишь их винты немного шевелили воздух.

Раздался другой, усиленный мегафоном голос, на сей раз со стороны демонстрантов. Кто-то из ветеранов наставлял молодежь:

– Не пытайтесь подбирать и отбрасывать газовые гранаты, как только они упадут. Они очень горячие. Не бойтесь. Газ очень быстро улетучится.

– Газ! – раздалась команда.

Шесть мягких хлопков известили о выстреле шести газовых пушек, принадлежавших полиции округа Колумбия. Снаряды, извергая белый пар, скользнули по мостовой. Они подпрыгивали, крутились и метались из стороны в сторону. Смысл такой стрельбы заключался в том, что газовые бомбы влетали в толпу на малой скорости, тогда как при стрельбе поверху они набирают большую скорость и вполне могут кого-нибудь убить.