Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения

За советом к старцу они отправились тем же вечером. Пока их не было, бог Гермес тихонько пробрался в детскую, вынул Алкида из люльки, прилетел с ним на Олимп и вручил ребенка ждавшей их Афине.

Боги прокрались туда, где спала Гера. Афина осторожно опустила малыша Алкида Гере на грудь. Тот немедленно присосался. Однако насыщался он от нее с таким пылом, что Гера проснулась с воплем боли. Глянула вниз, оторвала Алкида от своего соска и с отвращением сбросила ребенка с себя. Молоко брызнуло из груди широкой дугой через все небо и усеяло его звездами. Звездами, которые с тех пор именуются Млечным Путем[26 - Звучит нелепо, зато правда. Млечный Путь – галактика, а слово «галактика» происходит от греческого гала, то есть «молоко». Отсюда и «галактический», и, по всей видимости, молочный шоколад «Гэлакси». [ «Galaxy» (с 1960) – марка британского молочного шоколада, производимого компанией «Марс», продается во многих странах мира, но в США, Канаде, Мексике, некоторых европейских странах и в России этот шоколад предлагается под маркой «Dove» (голубка, англ.). – Примеч. перев.]].

Гермес ловко подхватил малыша и поспешил обратно в Фивы – вернуть ребенка в люльку, прежде чем кто-нибудь заметит пропажу.

Вся эта неудавшаяся проказа – Зевсова затея. Он хотел, чтобы его сын Алкид напился Гериного молока, а это сделает его бессмертным. Его любимые сын и дочь, Гермес и Афина, очень старались, но Алкиду удалось насосать лишь полный рот молока, и повторно ввязываться в такое никто не желал[27 - Гера сама была матерью, и поэтому у нее могло быть молоко; Афина, богиня-девственница, накормить младенца не сумела бы.].

Тем временем в храме Тиресия Алкмена с Амфитрионом слушали совет провидца.

– Вижу, творить Алкиду чудесное, – говорил он. – Сражать ужасных чудовищ. Свергать тиранов и основывать великие династии. Он достигнет такой славы, какой ни один смертный никогда не ведал. Другие боги станут помогать ему, но Гера будет изводить и преследовать его безжалостно.

– Можно ли хоть как-то ее умилостивить? – спросила Алкмена.

Тиресий задумался.

– Ну, есть один способ. Можно попробовать сменить мальчику имя.

– Сменить имя? – переспросил Амфитрион. – Какой от этого толк?

– А что, если назвать его «Славой Геры», например? Или «Гордостью Геры».

На том и порешили. С тех пор Алкида стали звать Гераклом[28 - Римляне, как и многие из нас в повседневной речи, называли Геракла Геркулесом, но в книгах его все же принято называть Гераклом.].

Юность героя и его образование

Юный Геракл рос вместе с братом Ификлом. Амфитрион и Алкмена растили их как равных, но из-за скорости, с которой Геракл набирал рост, вес и мышечную массу, окружающие довольно быстро начали воспринимать мальчиков очень по-разному.

Близнецы получили образование, в то время обычное для отпрысков благородных кровей. В вождении колесниц, метании копья и диска, беге – обычном и с препятствиями – их натаскивал Амфитрион. ЭВРИТ, царь Эхалии, знаменитый на всю Грецию лучник, внук самого бога-лучника Аполлона, учил Геракла натягивать тетиву и пускать стрелы быстро и точно. К своим десяти годам Геракл уже заслужил репутацию могучего бегуна, прыгуна, наездника, колесничего, копейщика и лучника. Впрочем, было замечено, что Геракл приветлив и дружелюбен, но вместе с тем – натура вспыльчивая и свирепая. Когда падала ему на глаза багровая пелена, унять его не мог никто, кроме отца.

Помимо воспитания физических способностей, в образовании благородных юных греков важнейшее место занимали риторика, математика и музыка, и среди знатных семей предметом гордости было обеспечение ребенка лучшими учителями. ЛИН, брат ОРФЕЯ и тоже превосходный музыкант, учил Геракла и Ификла настраивать лиру и играть на ней, сочинять музыку и петь, выстукивать точные ритмы и танцевать. Никакие из этих изящных искусств Гераклу не давались легко, его злило, каким робким, неловким и неумелым он себя ощущал, пытаясь спеть в ноты или станцевать в ритм. Пришел день, когда Лин, взбешенный отказом Геракла слушать его наставления, вскинул палку и приложился к спине мальчика. В сознании Геракла разразилась буря; он схватился за палку и с диким ревом дернул ее на себя, лицо Лина при этом оказалось прямо перед Геракловым. Геракл мотнул головой, расшиб наставнику лоб, а затем швырнул его в угол. Лин упал замертво – ему переломало все кости рук, ног и спины.

Такой скандал не скроешь, но в конце концов Геракла простили. Ификл присутствовал в классе и потом рассказывал всем и каждому, что его брата возмутительно спровоцировали. Обучение продолжил ЭВМОЛП, сын АВТОЛИКА[29 - Больше подробностей об Автолике, сынке-прохиндее бога Гермеса, можно найти в «Мифе».]. В то же время сам КАСТОР, брат-близнец ПОЛИДЕВКА и, как и Геракл, плод божественной гетерпатернальной суперфекундации[30 - Об этих близнецах, именуемых Диоскурами, мы вскоре узнаем больше.], предложил довести до совершенства навыки юноши во владении оружием и в мужских искусствах.

Убийство Лина показало, что запал у Геракла очень короткий, и в дальнейшие годы это свойство допекало и самого Геракла, и многих жертв его вспыльчивости. В оставшиеся годы обучения выяснилось, что… как бы помягче выразиться?… выяснилось, что пусть природа и судьба[31 - Природу и судьбу греки обозначили бы словами физис и мойра.] и наделили Геракла многими прекрасными – качествами, но смекалка и мудрость, хитрость и находчивость среди них не значились. Был он, как мы бы ныне сказали, не самым ярким пикселем на мониторе. Отнюдь не тупица, Геракл вовсе не был безмозглым болваном, но нешуточная сила его состояла в… его нешуточной силе.

Ибо одно можно сказать с уверенностью и восхищением: ближе к концу своего второго десятка Геракл стал самым высоким, широкоплечим, сильным и быстрым юношей на белом свете. Боги, вступившиеся за него когда-то, выказали ему знаки своего благоволения, оснастили его для воинской жизни, для испытаний и преодолений. Афина преподнесла ему тунику, Посейдон – великолепных лошадей, Гермес – меч, Аполлон – лук и стрелы, ГЕФЕСТ – чудеснейшую нагрудную пластину из чистого золота.

Крепнувшую репутацию юноши окончательно упрочила его победа над свирепым львом с горы Киферон, когда Гераклу было всего восемнадцать лет[32 - Киферон в разных источниках то гора, то горная цепь. На этой горе, священной для Диониса, Пенфея порвали на части его мать и тетушки, а Актеона – его же гончие (см. «Миф»). Мы еще увидим, что Киферон сыграет важную роль в жизни и трагической судьбе Эдипа.]. Сорок девять дней выслеживал он того ужасного зверя; царь Феспий, благодарный повелитель города Феспии[33 - Не путать с историческим Феспидом, первым актером Греции.], чьи владения страдали от этой напасти более всего, наградил Геракла за его героические усилия, отправляя к нему еженощно по одной из своих пятидесяти дочерей.

Когда наконец занялась заря пятидесятого дня, льва изловили и убили. В тот вечер, в пятидесятый раз насладившись очередной дочерью царя, Геракл отправился домой. Каждая дочь позднее родила по мальчику, а старшая и младшая дочери – по паре близнецов. По сыну на каждую неделю года. В занятиях любовью Геракл был столь же зрел и могуч, как и в смертоубийствах.

Вернувшись, Геракл единолично защитил Фивы от нашествия войск царя ЭРГИНА Орхоменского. Народ Фив и прежде гордился Гераклом, но теперь гордость переросла в обожание. Они преклонялись перед ним как перед величайшим фиванцем со времен Кадма, основателя города. Будь их воля, они сделали бы Геракла своим царем. Но у Фив уже был царь – Креонт, а ему хватило ума и политической хитрости, чтобы предложить Гераклу руку своей дочери Мегары[34 - С Креонтом мы еще встретимся, когда дойдет черед до истории Эдипа.].

И все-то вроде гладко складывалось у молодого Геракла. Слава его росла и ширилась, шли счастливые годы, у них с Мегарой родились сын и дочка, Геракл возмужал как преданный супруг и отец – и очень вероятный наследник фиванского престола.

Преступление и наказание

Жизнь Геракла в Фивах была едва ли не столь же динамичной, как наша с вами сегодня. Каждый день он целовал на прощанье жену свою Мегару и детишек и отправлялся на работу – убивать чудищ и свергать тиранов. Нынешний служащий на полной ставке, возможно, находит менее радикальные способы сражать соперников по рынку и тварей-коллег – драконы, которых мы убиваем, скорее метафорические, нежели настоящие, – однако подходы и распорядок дня не очень-то разнятся.

Одним роковым вечером Геракл вернулся на семейную виллу и на пороге наткнулся на двух маленьких, но свирепых демонов с горящими глазками. Он тут же ринулся за ними, завалил наземь, переломал им хребты и топтал их вопившие головы, пока растерзанные демоны не испустили дух у его ног. Тут из дома на Геракла с воем вылетел громадный дракон, дыша огнем из пасти и ноздрей. Геракл бросился на дракона, сомкнул руки на его чешуйчатой шее и стиснул ее изо всех сил. И лишь когда жизнь покинула чудище и дракон пал мертвым на пол, развеяла Гера морок, какой навела на Геракла. Оглядевшись, увидел он с отвратительной ясностью, что дракон, которого он убил, – это жена его Мегара, а демоны – любимые детки.

То было едва ли не самое жестокое Герино вмешательство, знак бездонной глубины ее ненависти. Вид ее заклятого врага, его такой счастливой и полной жизни, раздражал ее все больше и больше. Она решила низвести Геракла до полного ничтожества, забрать одним стремительным и необратимым жестом и тех, кого он больше всего любил, и его репутацию. Когда вести о его поступке расползлись по округе, с Гераклом перестали разговаривать, к нему даже не приближались. Он замаран. Из князя в грязь – оборот затасканный, но никто прежде не ощущал такую стремительную смену всеобщей любви и обожания на ненависть и презрение.

Горю Геракла не было пределов. Он мечтал умереть. Но знал, что обязан покарать себя – претерпеть безжалостное наказание. Лишь тогда окажется он достоин встречи с душами Мегары и детей в загробном мире. Без очищения, дарованного царем, оракулом, жрецом или жрицей, повинные в преступлениях против родственников вынуждены пытаться очиститься самостоятельно – живя изгнанниками во искупление. Если не удастся отмыться от своих преступлений, эринии – дикие фурии – вознесутся из Эреба и станут гоняться за преступившим, стегать его железными хлыстами, пока не сойдет он с ума.

Геракл ушел из Фив и пополз на коленях[35 - Практика умерщвления плоти, и бытует она до сих пор. Я видел своими глазами, как кающиеся на коленях приходят к святилищу Мадонны Гваделупской в Мексике. Некоторые преодолели на коленях сотни миль. Совсем не Гераклы на вид, это обыкновенно древние крошечные старушки.] в Дельфы просить наставлений.

– Чтобы искупить это чудовищное преступление, Гераклу надлежит прийти в Тиринф и простереться перед троном, – нараспев произнесла пифия. Геракл не мог знать, что жрицу зачаровала Гера и слова эти – Герины. – Десять лет служить ему беспрекословно, – продолжила жрица. – Что бы ни велели ему, Гераклу следует сделать это. Какую бы задачу ни поставили ему, Гераклу положено с готовностью выполнять. Лишь после этого быть ему свободным.

Дух Геры оставил жрицу, и жизнь в ее голос вдохнули[36 - Вдохновение – энтусиасмос – буквально «божественная одержимость».] теперь Аполлон с Афиной.

– Выполни все, что велено будет, безоговорочно, не жалуясь, и достигнешь бессмертия. Твой отец обещал это.

В бессмертии Гераклу надобности не было, но он понимал, что подчиниться придется в любом случае. Двинулся он по дороге к Тиринфу, столице Микен. Тамошним царем теперь стал уже взрослый Эврисфей, дальний родич Геракла, тот, чье преждевременное рождение много лет назад устроила Гера, чтобы помешать замыслу Зевса обеспечить трон Гераклу.

У Эврисфея никаких героических свойств Геракла не имелось – ни силы, ни отваги, ни щедрости, ни властности. Вырос он премного осведомленным о репутации своего более сильного, умелого и любимого в народе родственника, а потому уже давно в нем тлели ненависть, зависть и обида.

Сколько самообладания потребовалось Гераклу, чтобы склонить колени перед троном Эврисфея и взмолиться об искуплении, мы можем только догадываться.

– Мерзость твоих противоестественных преступлений отвратила всех, в ком живо чувство, – произнес царь, упиваясь каждым мгновением. – Не достоин ты будешь жизни в мире людском, пока не расплатишься сполна. Десять задач ты выполнишь для меня за десять лет без всякой помощи или платы. Когда справишься с последней, я, возможно, соизволю простить тебя, обнять как моего сородича и даровать тебе свободу. Но до тех пор ты у меня в рабстве. Сама Царица неба так повелела. Все ясно?

Свое орудие Гера настроила умело.

Геракл склонил голову.

Подвиги[37 - По-гречески они называются эрга или, чаще, атлои [или афлои – примеч. перев.] Геракла. Слово «эргон» попросту означает «работа», а вот «афлос» значит не просто усилие – там есть еще оттенок смысла «испытание». Наши слова «атлет» и «атлетический» происходят от него.] Геракла

1. Немейский лев

Эврисфей потер подбородок и крепко задумался. Уж если помыкать своим неукротимым родственничком и задавать ему полезную работу, начинать имеет смысл дома. Эврисфей правил не только Микенами, но и благодаря опрометчивой клятве Зевса всей Арголидой, а ее держали в ужасе всякие дикие твари[38 - Рискуя окончательно свести вас с ума, вдамся еще раз в подробности фамильного древа этой семьи. Отцом Эврисфею приходился Сфенел, следовательно, Эврисфей – внук Персея. Как и Геракл, чьи родители Алкмена и Амфитрион были двоюродными родственниками и оба – внуки Персея. Но, разумеется, Зевс на самом деле отец Гераклу – так же, как и Персею. Соответственно, Персей Гераклу одновременно и прадедушка, и единокровный брат. Во дают греки, а?].

Самый очевидный ужас наводил лев, нападавший на жителей Немеи на северо-востоке царства, неподалеку от Коринфского перешейка. Страх перед этим жутким зверем не позволял странникам и купцам с материка торговать с Арголидой и остальным Пелопоннесом. Отпрыск чудища ХИМЕРЫ[39 - Подробнее об этой твари – в разделе, посвященном приключениям Беллерофонта.], то был не простой лев. Золотая грива его была так густа, что копья и стрелы отскакивали от нее, словно соломинки. Когти остры, как бритва, доспехи они способны драть, как бумагу. Камень для этих могучих челюстей – все равно что сельдерей. Многие воины уже сгинули, пытаясь усмирить Немейского льва.

– Отправляйся в Немею, – сказал Эврисфей Гераклу, – и убей льва, что разоряет тамошние края.

Какая жалость, подумал про себя Эврисфей и хихикнул. Не выйдет мне десять лет гонять его. Эта вот первая задачка его доконает. Ну, ничего не попишешь.

– Просто убить? – переспросил Геракл. – Доставлять не надо?

– Нет, незачем его доставлять. Что мне прикажешь делать со львом?

Геракл выпрямился, поклонился и покинул тронный зал, а Эврисфей постукал себя пальцем по виску – под взрывы раболепного смеха придворных.

– Ручищи-то как дуб, а мозги – с желудь, – проговорил царь и фыркнул.

Несколько месяцев преследовал Геракл зверя, как ему уже приходилось много лет назад, когда он охотился за Феспийским львом. Геракл понимал, что его оружие, какого бы устрашающего божественного происхождения ни было, против неуязвимой шкуры этого животного бессильно. Придется полагаться на голые руки, а потому все эти месяцы Геракл неустанно тренировался. Выкорчевывал деревья и поднимал над головой валуны, пока его тело, и без того могучее, не сделалось небывало сильным.

Когда понял, что готов, Геракл выследил льва до его логова. Бросился на громадное чудище и завалил на землю. Вцепившись крепко, Геракл не дал ему вырваться и пустить в дело когти или челюсти. Что льву его непроницаемая шкура против железной хватки Геракла на львиной глотке? Не один час катались они в пыли, покуда жизнь наконец не покинула великого Немейского льва и он не перестал дышать.