Полукровки

– Пошли, – сказала мне она, взяла меня за руку, и, проходя мимо Деда, я провел рукой по его рукаву, наверное, чтобы сказать ему, что все хорошо. Что это была хорошая история. Что она мне понравилась. Что он всегда может мне такое рассказывать, когда захочет, а я буду слушать. И всегда буду ему верить.

Он вздрогнул от моего прикосновения, огляделся по сторонам, не понимая, где он.

– Держи, старик, – сказал Даррен, протягивая ему земляничный кулер, и я забрался в «Эль Камино»?[3 - Chevrolet El Camino – выпускался с 1959 года до 1960-го и с 1964 по 1987 год.] Либби, который она получила, окончательно порвав с Рыжим, и на полпути в школу я заплакал, не понимая почему.

Либби поменяла руки на руле, притянула меня к себе.

– Не думай об этом, – сказала она. – Я даже не знаю, как он на самом деле получил этот шрам. Это было до того, как все мы родились.

– Потому что бабушка была с ним.

Как и моя мама, бабушка умерла в родах. Это было проклятием нашей семьи.

– Потому что с ним была бабушка, – сказала Либби. – Когда он в следующий раз будет рассказывать эту глупую историю, клещ будет уже не на тыльной части его руки. Он оставит тот старый шрам у него на лбу, и доктор будет раскалять перочинный нож, а не крюк от вешалки. Один раз это было про шрам возле его рта.

Так со всеми вервольфовскими историями.

Никогда никаких доказательств. Просто история, что постоянно меняется, словно выгибая спину, чтобы высосать яд из живота.

На другой неделе мы нашли Деда на пастбище совсем без одежды. Колени его были в крови, ладони исцарапаны в кровь, кончики пальцев стерты о щебенку и колючий кустарник. Он смотрел на нас, но не видел нас даже здоровым глазом.

Мы с Дарреном первыми добежали до него. Я сидел на спине у Даррена. Он бежал сломя голову, и ветер сносил назад его слезы.

Он медленно опустил меня на землю, когда мы увидели Деда.

– Он не мертв, – сказал я, чтобы это стало правдой.

Сработало.

Спина Деда выгибалась и опадала в такт с его свистящим дыханием.

Даррен отступил на два шага и швырнул бутылку сильно, как мог. Бледно-розовая жидкость оставила след из дурацких кругов на расстоянии нескольких футов, затем остался лишь запах в воздухе, как запах лекарства.

– Как думаешь, сколько ему лет? – сказал мне Даррен.

Я поднял взгляд на него, затем посмотрел вниз на Деда.

– Пятьдесят пять, – сказал Даррен. – Вот так все и происходит.

Либби услышала, как бутылка разбилась о то, на что налетела, и по следу нашла нас. Она подбежала, прикрывая рукой рот.

– Он думает, что обратился, – с отвращением сказал ей Даррен.

– Помоги мне! – сказала Либби, падая на колени рядом с отцом, пытаясь положить его голову себе на колени, ее длинные черные волосы укрыли их обоих.

Это был один день.

В ту неделю я забросил школу, пообещав себе удержать Деда в живых.

Я делал это при помощи историй, заставляя его рассказывать.

– Расскажи мне о бабушке, – сказал я однажды вечером, когда Даррен ушел после прихода Рыжего. Тот стоял в воротах как статуя и ждал, пока Либби выйдет к нему. Она не могла ничего с этим поделать.

Я спрашивал о бабушке потому, поскольку если он действительно считает, что превращается в вервольфа, то разговор с ним об этом делу не поможет.

– Бабушка, – сказал он своим новым неразборчивым говором, затем отрицательно покачал головой, – она ведь не успела услышать слова «мама», верно?

Мне захотелось взять свой вопрос обратно. Начать заново.

Дед сделал глубокий многозначительный вдох, затем выдохнул.

– Ты ведь знаешь, что вервольфы составляют пару на всю жизнь? Как лебеди и суслики.

Он теперь много сидел в кресле. Я привык, что когда он улыбается краем рта, значит, должно случиться что-то хорошее. Теперь это означало, что случилось что-то плохое, так сказала Либби.

– Суслики? – спросил я.

– Это можно по их запаху почуять. – Он подергал носом, чтобы показать. Я никогда не видел суслика. Только их норы. – ?Бабушка, – сказал Дед уже яснее. – Знаешь, когда она впервые поняла, что я такое, она подумала, что я вроде как обвенчан с луной. Тогда я единственный раз вышел повыть.

Я прищурился, он уловил это и добавил:

– Так не выходит, щенок. Слишком короткий поводок. Мы бы с голоду померли. Короче. Я женился на ней, так ведь?

В камине затрещало бревно. Даррен называл это стариковским огнем. Стоял сентябрь.

– Вот еще кое-что про вервольфов, – сказал, наконец, Дед. – Мы стареем как собаки. Ты должен тоже это знать.

– Как собаки, – повторил я.

– Ты быстро сгоришь, если не будешь осторожен. Если будешь слишком много времени бегать в чаще за своим обедом.

Я кивнул. Пока он говорит, он живет.

– Бабушка, – снова повторил я, поскольку мы остановились на этом перед вервольфами.

Дед проглотил комок в горле, выхаркал его и сплюнул в тряпку у себя на коленях.

– Обычно мы держим это в тайне, – сказал он. – От них, от жен, чтобы они не…

Не умерли. Я знал. С тех пор как Дед стал жить по большей части в гостиной, он решил снять семейное проклятие. Об этом были все украденные из библиотеки книги возле его койки. Чтобы найти старинный способ для человеческой женщины жить с вервольфом и не умирать при рождении детей.

Его исследования были основной причиной того, что Либби почти все время торчала на кухне. Она сказала: что бы ты ни сделал, это мою мать не вернет, верно? Это не было великой вервольфовской тайной. Бабушка просто умерла, и конец.

Даррен считал книги Деда забавными. Все они были просто странными историями, забавными фактами.

– Мы похоронили ее на церковном кладбище, – сказал Дед, когда очередная история о бабушке вызрела у него в голове. – И они… они выкопали ее, волчонок. Они выкопали ее и… и…

Вместо того чтобы закончить, он рванулся вперед так, что мне пришлось толкнуть его назад и удерживать, чтобы он не вывалился из кресла. Я не был уверен, что смогу снова посадить его туда.