Восхождение к власти: день гнева

Возле Маритона пролетает сноп пуль, но они ударяются в мощное каменное укрытие – бывшая статуя одного из апостолов, опрокинутая на дорогу, и мужчина не испытывает никакого повреждения, продолжаясь целиться из своего удивительного ружья. Курок перед глазами, ведомый механизмом оружейным замком, бьёт по месту, где храниться батарейка и из длинного ствола вырывается трещащий яркий желтоватый луч и его силы хватает, чтобы выбить электронный мозг Ликвидатору, попав в глаз.

Грузная машина рухнула наземь, лишившись глаза и части затылка, разбив часть дороги своим металлическим телом. Но павшего товарища обступили ещё две машины, залив укрепление Маритона мощнейшим вихрем пуль, стрекочущих из крупнокалиберного пулемёта. Бетон стал буквально литься на землю от интенсивного огня, разрушая укрытие мужчины, но «Нуккер», вставший сзади поддержал союзника разрывным огнём из автоматических пушек прицельным огнём. Подавив наступление одной машины, разорвав её голову на куски, «Нуккер» дал шанс Маритону дать залп – стук курка по новой батарейке и машина рухнула наземь с выжженным глазом и мозгами.

Энергетический мушкет выдал отработанную батарейку – цилиндрическое устройство, размером с мизинец блеснуло в руках Маритона и в батарейную камеру помещается новый источник энергии.

Противник не перестаёт наступать, только это не Гвардия «Антивирус», которая укрепились во Дворце и не остатки самых ревнивых почитателей Макшины – Киберарии, а дроны и Ликвидаторы, продолжающие бессмысленное наступление до полного уничтожения. Сквозь руины многоэтажных домов и растерзанные пейзажи города, представленные грудами развалин, устремляются огненной линией трассирующие пули и энергетические лучи. Две стороны пытаются поразить друг друга как можно быстрее, но ураганный огонь двух сторон удерживает взаимное наступление.

Сквозь ряды «Нуккеров» прорывается могучий воитель в почерневших и исцарапанных, помятых доспехах, которые давно потеряли былой блеск и лоск, но всё так же придают владельцу сил и несут его к победе на крыльях механики и технологии. Пистолет в его руке дрогнул, сотрясся пространство от жуткого хлопка и один из Ликвидаторов лишается правой части груди, отзвенев ею на кучи раскуроченного асфальта, но всё продолжает наступление. Маритон по чистой и условной реакции не задумываясь, запускает механизмы мушкета и из дула пространство разрезает потрескивающий луч, срезающий часть головы роботу, лишая того жизни.

«Нуккеры» пытаются встать стеной и расстреливать врага плотным огнём, но ответный массированный огонь вражеской артиллерии рассеял всё мощное наступление Империи, превратив сплочённые отряды в разрозненные группки, идущие отчаянно вперёд.

Позади Маритона на головы бедняк рухнул снаряд миномёта, испепелив трёх человек высвободившейся горячей плазмой, залив солдат ею с ног до головы. Три сожжённых трупа калачиком свернулись, прожарившись до хруста, в небольшой яме, проделанной ранее артиллерией Империи.

В поднебесье самолёты кружат как хищные птицы, пикируя на наиболее лакомые и важные цели, сметая их ракетным ударом или бомбовым налётом. Истребители Рейха схлестнулись в жаркой схватке с асами Информократии, усеяв оранжево-лиловое небо вечернего заката, множеством мелькающих фигурок, преследующих друг друга и усыпающих яркими вспышками. Штурмовики и бомбардировщики Империи без устали утюжат столицу, методично и хладнокровно превращая квартал за квартал в объятые огнём руины.

Маритон отвлёкся от неба, лениво пригнувшись, чтобы не быть застреленным и над его каской просвистела очередь, едва не сделавшая из его головы скворечник. Мужчина рухнул наземь от усталости и долгого боя, почувствовав спиной холодные изгибы статуи, на которую он опёрся. Все мысли спутаны и уступают место обычной тишине в голове, которая бывает только перед сном после тяжёлого дня. Там где вдали, но так рядом, идёт сражение двух государственных систем на смерть. Первоначальный Крестоносец ведёт остатки личного полка и личной гвардии в последний бой, усеивая свой путь горами механических трупов, отплясывая смертельные танцы с клинком. «Нуккеры» же заслоняют солдат Орды, разнохарактерно и пёстро одетых воинов, защищённых только бронежилетами и наколенниками и толпами кидающихся на вражеский огонь. Всё погрязло в одной бойне, превратившейся в однотонную череду уже неважных событий на фоне всеобъемлющей боли и усталости.

– Маритон! – на всё поле боя раздаётся знакомый возглас. – Ты ранен?!

Возле тела парня склоняется высокая статная фигура, доставая ошмётками балахона до обнажённого лица, слегка его щекоча. Мужчина невольно вспомнил, как так же над ним склонялись, только тогда лил страшный дождь и воля к жизни практически покинула его.

– Флорентин, – устало выдохнул парень, потерев алый механический глаз. – Как же я устал… – говорит мужчина, чувствуя как лёгкое поветрие ласкает его лик малыми порывами воздушных масс.

– Все мы устали, – механично без эмоций вымолвил священник. – Но продолжаем сражаться. Так что нечего филонить, вставай.

Маритон хватается за руку Флорентина и позволяет себя подтащить. Мужчина едва не рухнул от того, что его с силой потянули вперёд, но всё же устоял на ногах. Где-то, в одном из карманов, у него валяются боевые стимуляторы, но Маритон пока отказывается их использовать.

А тем временем бой подходит к концу. С последним в этой волне контрнаступления Ликвидатором расправился лично Аурон. То ли слишком разошёлся в нём фанатизм, или же его дух сковала злоба… неважно. «Крестоносец» подлетел к несчастному роботу и вместе с руками вырвал у него оружие, отбросив в сторону. Затем ударом ногой в грудь опрокинул конструкцию и мощным ударом подошвы сапога размозжил голову Ликвидатору, расплющив лицо, превратив в металлический диск.

На этом участке главной дороги бой прекратился окончательно, дав небольшую передышку. Маритон озирается по сторонам и усталым взглядом наблюдает за окружившим его пейзажем – выгоревшие высотные постройки и некоторые из них не выдержали напряжение десятков битв, рухнув на другие дома, обратив и их в груду строительного мусора. Главная дорога превратилась в подобие пути в ад – горы трупов тут и там усеяли асфальтовое покрытие плотными коврами, оросив холодный камень горячей кровью, маслом и другими жидкостями. Само покрытие слетело к чёрту от постоянных бомбёжек, отчего дорога стала похожа на стезю войны, всю в ухабинах и ямах, с осколками зданий, ставших временными укрытиями. Запах бьёт ужасающими нотками смерти прямо по носу и душе – тошнотворные ароматы горелой человеческой плоти, смешались с душком плавленого металла и проводов, перемешавшись с душистым ароматом стойкой гари. Это истинный запах настоящей войны.

Прекрасно только одно – небо. Оно практически полностью отчистилось от облаков, и представляет собой живописную картину прекрасного заката, как с востока наступает тёмно-лиловый мрак, а на западе золотистый небесный огонь противостоит ему, медленно уходя за горизонт, позволяя руке тьмы накрыть Флоренцию и опрокинуть её в ласковые объятия ночи, до которых остаётся ещё пара-тройка часов.

На фоне вечного неба и догорающего дня Дворец «Неоспоримой Воли» окрасился в чёрные тона, словно сделан из угля. Но даже в нескольких километрах отсюда он выглядит слишком величественно и гордо, чтобы быть похожим на нечто потрёпанное военными действами. Полтора километра в высоту и триста этажей каскадом причудливых конструкций устремляются в поднебесье, зависнув над всей столицей подобно строгому надзирателю, готовому покарать непокорного раба в любой момент.

– Маритон, – ложиться почерневшая от сажи рука священника на плечо. – Ты как? В порядке?

Взгляд уставшего глаза и красным свечением второго, мужчина окинул своего друга и видит в нём такую же усталость, только скрашенную рвением и лёгкой улыбкой на грязном лице, выдавленной сквозь слабость по всему телу.

– В относительном… в относительном, – тяжело выдаёт парень и его слова едва не тонут, когда рядом ложиться снаряд лёгкого миномёта, не принёсший вреда. – Слишком трудный и насыщенный сегодня день выдался, – сказал мужчина, оглядевшись на только что проделанную воронку.

– Я слышал, что стало с твоими друзьями. Мне жаль. Надеюсь, их Господь помилует и примет во царствии своем.

Маритон внутри себя усмехнулся, вспомнив, в какого бога информации и её процессов верили его товарищи и явно не задумывались о Древнем Господе. Они бы тоже усмехнулись, услышав это, но вместо речи старых друзей остался один лишь напев войны.

– Господин Первоначальный Крестоносец! – звучит обращение к механическому воину от одного из «Нуккеров», полное покорности и уважения, выбившее и Маритона из его размышлений. – Что будем делать дальше?

– Сколько осталось у нас сил? – занеся меч в ножны, грубым голосом вопрошает Аурон.

– По последним данным с нами десять ваших гвардейцев, три десятка «Нуккеров», две сотни солдат из Орды и одна из вашего полка и ещё три роты по сто двадцать человек из Армии Рейха, – отчеканил механическим голосом «Нуккер» в помятой броне, еле удерживающий автопушку.

– Не густо,… а остальные?

– Оставлены на ключевых позициях с целью не допустить глубокого продвижения контратаки, – с чёткостью и быстротой отвечает боец и так же твёрдо поставленной речью добавляет. – Ах, точно. С нами ещё один священник.

– Будет, кому отпеть нас грешных, – попытался сыронизировать Аурон, на фоне его усталости и механического голоса это звучало слишком устрашающе. – А что с ракетным ударом? Небо практически чистое.

– Отложен до отхода наших сил с ключевых позиций, по которым будет нанесён удар и выполнения ликвидации Апостолов.

Когда до ушей Маритона донеслись слова об убийстве главных иерархов этого системного безумия, он хищно ухмыльнулся, что привело в лёгкое негодование Флорентина, который решил не подавать виду.

– Что с обстановкой вообще? – загоняя новую обойму в пистолет вопросил Аурон.

– Под нашим контролем только «Старая Флоренция» и та часть дороги, сквозь которую мы прорвались. Первый и второй сегмент города по большей части в руках сил Информократии.

«Удивительно, как же быстро сработали эти сволочи» – подумал про себя Маритон и имел причины так думать. Когда Аурон растерзал Апостола Войны, вся оборона города пошатнулась, ибо лишилась главного командира со всеми его директивами. Апостолы завязали всё управление страной на себе, вместе со всеми законами, чтобы внушить в мятежников страх – если падёт власть, падёт и всё общество, дабы удержать неразумных бунтовщиков от действий под предлогом тотального разрушения. Но тоталитарная диктатура сыграла против Апостолов, ибо войска Канцлера нацелены на полное уничтожение системы как таковой, лишив Информократию уже духовной опоры. Но вот один из Апостолов, занимающий общую должность принял на себя военное командование, поведя остатки разрозненной армии против захватчиков, уровняв чашу весов.

– Нам нужен прорыв до Дворца, – кричит Маритон, желая напомнить о себе, как об эксперте по Информократии. – Если мы не атакуем стремительным ударом, то противник соберёт все оставшиеся силы и опрокинет нас.

– Что ж ты раньше не говорил? – с удивлением льётся голос через динамики шлема «Нуккера».

– А вы и не спрашивали, – оправдательно мотает головой Маритон. – Я не думал, что они так скоро подключат к управлению ещё одного Апостола. Нам предстоит тяжёлый прорыв, – очернённое дуло мушкета устремилось в сторону дворца, дорога к которому стала уходить на возвышение. – Там нас ждёт последняя линия обороны перед «Неоспоримой Волей».

– И что же нам теперь делать?

– Я уже вызвал танки, – ввязывается Аурон. – В авианалёте нам отказали. Сказали, что все бомбардировщики заняты. Придётся до Дворца пробиваться своими силами.

Маритон через пару мгновений ощутил работу гусениц и тяжёлых моторов, что сотрясли землю под ногами. Парень резко обернулся и увидел, как позади, по широкой дороге тащатся на всём ходу колонна бронетехники.

– Не удивляйся, что так быстро, – резко сказал Флорентин другу. – Видимо ваш командир предвидел такой вариант развития событий и стал наблюдать за приближающимися танками.

Спустя считанные минуты танки уже практически стояли рядом с остатками наступательного сводного полка, что позволило Маритону рассмотреть их получше, вглядываясь в каждую деталь. По три танка в шеренгу двенадцать богевых машин стеной металла едут в сторону Аурона. Серый окрас боевых машин придаёт им мрачный и устрашающий вид, но хорошо укрывает на фоне городских пейзажей. Приплюснутая ромбовидная башня со спаренной лазерной пушкой, поставленной взамен гладкоствольного орудия, ранее тут стоявшего, а на башне установлено дополнительное орудие. Корпус танка так же чуть приземлён и плоский на котором и установлена башня.

– Что они мне сильно напоминают.

– Это очень старые танки, – проговаривает Маритон. – Видимо Т-90 из очень далёких и забытых времён. Я удивляюсь, как они ещё на ходу и не рассыпались в ржавый песок.

– Это же техника, – бодро говорит Флорентин. – Улучшенная и модифицированная. Помощь Бога да должный уход всё что нужно, чтобы она работала. А так я согласен – техника очень древняя, но не менее легендарная и думаю по воле Всевышнего ей суждено сегодня отыграть ещё одну богоугодную миссию.

Разговор двоих человек прерывает ярый приказ командира, разнёсшийся средь развалин ярым эхом, устремлённый к союзникам с небывалым рвением:

– Собраться! Собраться! – после громогласного воззвания оставшиеся командиры стали пробираться к могучему великану, укутанному в металл и алые ткани, практически обернувшиеся тряпками и кусками жжёного полотнища облегая доспех и только белый крест остаётся цел, вселяя в воинов надежду и. – «Нуккеры» занимайте позиции между танками. Моя гвардия встанет рядом со мной, а остальная пехота пусть расступиться по флангам колонны и в тылу, – и, лязгнув сверкнувшим в лучах уходящего солнца клином, Аурон Лефорт обратил ревностную речь в динамики рыцарского шлема, что усилили её многократно. – Этим «Кулаком Рейха» мы пробьём себе дорогу вплоть до ворот Дворца!

Нужно было всего несколько минут, чтобы приказание Аурона исполнилось в точности и между рядами танков встали «Нуккеры» с более мобильной реакцией. А пехота практически разбрелась по флангам, в виде вспомогательных частей, готовых прикрыть основное наступление от засад, укрывшихся среди высоток.

– Останься жив, – Маритон по-старинному жмёт руку Флорентину практически у самого локтя. – Надеюсь, мы ещё встретимся.

– Ничего, – так же прощается священник. – Если Бог помилует – выживу, если же нет,… то встретимся на том свете. Ты главное себя береги.