Во имя порядка: на заре новой эры
Отогнав противника, я лихо отбиваю ещё один выпад, парирую ещё один и перевожу взмах к его запястью. Взвизгнув он роняет меч и отходит, держась за кровоточащую руку, а я потер слезящиеся глаза и прокашлялся. Казармы объяты огнём, вместе с арсеналами. Псевдопатруль ценой жизни сжёг оплоты управления и вооружения солдат врага и теперь большинство солдат без командования мечутся в поисках спасения из дымного плена. Маги пытаются что-то колдовать, но их засыпает дождь стрел, создающий противный ореол свиста.
Неримляне, устроившие здесь небольшую стоянку на целую компанию, думая, что они здесь смогут разбить место для плацдарма, смертельно ошиблись. Лучники из Ралаты спустили вновь тетиву и с тихим свистом отравленные стрелы впились в чужую плоть, оставив солдат лежать у палаток, что не защищены стенами. Так я увидел, как десяток неимцев легли, даже не успев крикнуть.
Ралаимы идут мягкой поступью смертельного рока – справа от меня три десятка теневых воинов, которые атаковали с убийственной неожиданностью только сформировавшийся строй неримлян.
Другие отряды Ралаты достали бомбы, изготовленные Гаспаром и швырнули их за палатки. Раздалась чреда взрывов, которая затопила весь лагерь, а я же испытал дискомфорт, ибо знаю, что эти снаряды не только ослепляют, но и набитые острыми элементами, жестоко ранят каждого. Этот бой будет очень быстрым.
Ворвавшись между палаток, ралаимы вошли дальше в лагерь и их клинки заплясали по плоти ошеломлённых неримлян. Я же стреляю из подобранного арбалета, уложив кого-то у самой палатки, а затем мечом блокирую удар. Неримца тут же изрезали клинки ловкого ралаима, который моментально бросился на другую цель.
Это был не бой, это резня – враг не ожидал, многие даже до оружия не успели добраться. Я перевожу взгляд и вижу, как на меня летит воин с огромным топором, но он останавливается, когда его грудь пронзило три стрелы.
Второй ралаим промелькнув возле меня, кинулся на неримца, но тот отпихнул его ногой и разбил голову мощным ударом молота. Я же остановил его броском ножа, который со звоном отскочил от шлема, ошеломив его, но не я отправил его на тот свет, а воин Ралаты, который познакомил его с холодом своих коротких мечей.
Крики агонии, вопли и смрад смерти – всё это теперь торжествует в лагере. Ралаимы врываются в палатки и отправляют там всех на тот свет, мелкими группами уничтожая небольшие скопления растерявшихся врагов, а вскоре и начался пожар – огонь стал поглощать лагерь, что только прибавило к панике. Стоянка передового отряда, которой Коарек думал остановить действия Велисарий в Сердцеземье сейчас доживает последние секунды.
Я, отправленный сюда только для контроля, поспешил покинуть это место, за моей спиной продолжали раздаваться крики и вопли агонии на пару вместе с немногими кличами к бою, которые тут же умолкали в булькающих горловых всхлипах. То тут, то там в лагере раздались взрывы, снова слепящие врага и дававшие преимущество Ралате, которая с холодной фанатичностью решила зачистить это место.
Спустя двадцать минут всё было кончено – это место превратилось в тлеющий стан мертвецов. Я не стал долго в нём сражаться, отдав это Ралате, которая превратила его в кучу пепла.
– Этот лагерь обрёл вечный покой, – с мрачным хладнокровием доложил ралаим, что только сулит для меня одно – отдых, ибо моё участие в операции «Союзная решимость» окончено; конечно, множество боёв ещё продолжаться, будут победы и поражения, битвы прокатятся по всему континенту.
– Господин, тут есть на что… посмотреть, – подошёл другой ралаим, и я последовал за ним.
Пройдя через разорённый лагерь, я оказался у крайне широкой палатки, которая в отличие остальных чёрных выкрашены в полутона алого и серого. Уже у входа мой живот свернуло от запаха человеческого мускуса, жаренной плати, и предчувствия недоброго. Я касаюсь её лёгкого покрывав и отодвигаю. В палатке… там… спустя секунду как мои глаза увидели, плоть дрогнула, меня покачнуло, и я спустя секунду чуть не падаю, благо меня поддержал Ралаим.
Я делаю робкий шаг вперёд и всё же нахожу силы посмотреть на картину абсолютного ужаса и бесчеловечия. Я видел многое – разорение и смерть, но исполнение приказов Коарека поражает сильнее всего… оно показывает всё его жестокость и безумие командиров проклятой армии Нерима! Справа и слева от меня выставлены столбы из железа, вкопанные в землю и продетые сквозь жаровни. Пламя мерно горит и накаляет их до состояния лёгкого багрянца… и всё бы ничего, но вот на них я вижу людей. Сквозь ладони и ноги продеты штыри, приковывая тела к металлу, а спины… они изжарены неугасимым пламенем, лишившим и жизней. Крови на столбах нет, она высушена, а на груди каждого висит табличка – «Вина его – Он вера в Семерых», прибитая гвоздями к телу.
Ралаимы спокойно ходят срекди мертвецов, они – жители Подгорода могли видеть и не такое. А мне… я не могу видеть, что здесь не менее двадцати человек и пяти аэтерна. Молодые девушки и здоровые парни, беззащитные старики и даже пара человек, похожих на детей… уж слишком они малы. Сама мысль, что неримляне могли пойти на такое – отторгается, принимается за невозможную. Я пытаюсь найти опору и ралаим видит это – он подаёт крупную руку, которую я обхватываю как поручень.
– А это из приюта у Ад’Балор, – опознаёт детей ралаим. – Там был маленький домик с их нянькой. Но видимо до них неримское племя раньше добралось.
– Что!? – выкрикнул я. – Как!? У них совсем нет милосердия!?
– Да, это передовая база, – не слыша моих причитаний продолжает ралаим, копаясь в бумажках на дальнем столе. – Они должны были подготовить плацдарм для более крупных сил, – и находит нужную. – Ага, тут говориться, что тут планируется разместить десять тысяч воинов из северной группировки, а это передовой лагерь.
Я, набравшись сил, сумел поднять себя и оттолкнуться от руки ралаима. То, что я увидел здесь, влилось в мою душу и сердце горькой печалью и грозным предостережением. Я понял, что это ждёт мой народ… едва ли не каждую женщину или ребёнка, если мы проявим слабость. И теперь я знаю, что сделаю следующим и какой удар будет нанесён.
– Вы куда? – спросил ралаим, когда я резко повернулся и зашагал к выходу.
– Сделаю операцию «Союзная решимость» эффективнее!
Красная ярость голубой крови
Спустя четыре дня.
Как только принесённые мною вести о том, что я нашёл у неримлян в передовом посту, разнеслись по лагерю армии аркской аристократии, тут же вспыхнул пожар неистовства и такой доблести, что даже сам бы Мальфас не смог бы удержать их порыв. Как только слово о том, что произошло в приюте у Ад’Балор и что сотворил Коарек с беззащитными, пёстрый помпезный лагерь вблизи Арка сию секунду был оставлен, и вся армия благородных лавиной двинулась на север, где в последний раз видели большую группу противника. Каждый с неописуемой жаждой возжелал мести за безвинные души, за сожжённую надежду, за тех, кто не мог за себя постоять. Коарек отдал столь бесчеловечный приказ только потому, что там отдавали молитвы Рождённым светом… там не было воинов, не было оружия, только мирные старики и дети, но лидера Вольного народа это не остановило. Теперь же число врагов не остановит знать, что единой линией, в одном порыве стеной наступает вперёд.
Впереди нас ждал противник, численность которого на глаз по истине трудно сосчитать. С аристократами только один полк в две тысячи кольчужной пехоты и три сотни арбалетчиков из стрелкового батальона прикрытия. Впереди же я вижу линию жёлто-чёрной пехоты, от края до края просторного поля, тускло сверкающие шлема и клинки, стемнённые серыми облаками, но осиянные влагой дождя. По данным разведки впереди нас ждёт не меньше десятитысячного корпуса, который должен завершить окружение Арка и отрезать его от западных территорий… который решил отомстить за разорённый лагерь. Там я вижу только мечи и копья лёгкой да средней пехоты. Ни одного рыцаря народа, ни топорника, ни даже копейщика тяжёлого ряда. Что ж, тогда наша самоубийственная атака продлится намного дольше.
Велисарий даже не успел отдать приказа по этому поводу… мне тоже всё равно. Руки так и тянутся к клинку, чтобы свершить месть за беззащитных и безвинных.
Тяжёлая латная кавалерия идёт в центре – пять сотен воинов, закованных в броню вместе с лошадьми, несущих длиннющие массивные убийственные пики. Над головами реют штандарты белого сияния, на коих гордо устроен багряный лев. Я же занял положение в самой середине построения, предпочитая доспехам зачарования и магические панцири. Позади сильно растянутым строем выступает пехота, также рьяно требующая боя и мести за случившееся.
Моё самочувствие после того, что глаза зрели в том лагере подобно лихорадке и безумию. Мысли также объял гнев, даже думы о Лишари отступили далеко назад. Ничего, сегодня мы поквитаемся, сегодня я дам напиться клинку в крови убийц невинных.
Битва началась – вражеские лучники сделали первый залп. Мгновенно небо закрыло две тысячи стрел. Тут же ответили наши арбалетчики – три сотни болтов смертоносным приливом опрокинули не менее сотни вражеских бойцов. Залп противника даже вреда не нанёс – всё со звоном отскочило от лат всадников и щитов пехотинцев.
Первым в бой ринулась тяжёлая кавалерия, возглавляемая Болеславом Аркским, за которым последовал и я. Опустив широкие длинные пики, латники пустили коней во весь ход, превращая их в живой таран. За нами, держа строй, наступает и пехота, закрываясь повезами от стрел. Позади, не жалея сил, невообразимо быстро стегают вражеские ряды «арбалеты».
– В бой! – от боли сердца кричит аристократ, завывающий в мясорубку. – Покараем неримских блядей! Они не пощадили никого, так и мы не будем её знать!
Кони стали набирать скорость и вскоре мне показалось, что сама земля затряслась от их бега. Стремительно сокращая расстояние, я затаил дыхание. У меня отсутствует пика, но в ней нет и надобности. Зажимая полуторный меч, я заношу его для смертоносного удара.
И вот мы столкнулись – я едва не слетел с коня от удара о живую стену. Застонала сталь, захрустело дерево и кости, а по ушам ударил противный рык и стоны. Пики латников прошибли насквозь первых солдат противника, а за ними насадили и второй ряд. Латы коней попросту смели ряды неримской пехоты, уши… мои бедные уши услышали неистовые крики, как копыта мозжат черепа, как люди превращаются в мясо для «шампуров».
Хлёсткий удар направо, и я рассекаю врагу ключицу, колющий влево и клинок, уходит глубоко под плечо. Я орудую мечом во все стороны, и кажется, что нет такого доспеха, который бы выдержал варварский удар. Многие мои товарищи всё ещё держат пики, и кони несут их вперёд, прошибая ряд за рядом, сметая всё на своём пути, а те, кто их потерял, обнажили клинки и стали кровавыми мазками рисовать на картине побоища.
Отбив удар меча, я продолжаю вести коня в гущу вражеского построения. Меня не интересуют перекошенные гримасы боли у неримлян, только то, что по моему мечу льётся их кровь. Латники возле меня за первые минуты боя покрыли себя ореолом крови и штормом изуродованных тел, доспехи людей и коней вымазаны противным багрянцем. Оглядевшись, я вижу страшную картину – ударная кавалерия оставила за собой ковёр уродованных тел, в неримском строю зияет знатная дыра, а трава… она теперь вся алая и блестит от влаги подобно рубину.
Теперь к бою присоединилась и наша пехота. Кольчужные воины обхватили неримский строй, став его теснить неистовым напором. Короткие мечи и клевцы залязгали о треугольные щиты и кольчуги врага. Арбалетчики выискивали в гуще противников самые незащищённые цели и истребляли их.
Всё тяжелее становилось пробиваться сквозь их ряды. Кони всё труднее несли всадников и проходили сквозь кучи тел. Латники давно отбросили пики и схватились за мечи, сверкнув наточенной сталью посреди обагрённых неримских солдат.
– Прорвём их строй! – призывает Болеслав, занося широкий меч.
Но его призыв никто не слышит и вряд ли будет исполнять. Всадники остановились, увязнув посреди моря врагов, что захлопнулось за нами, а пехота погрязла в сдерживании фронта противника. Так бодро начинавшаяся атака, принёсшая врагу чудовищные потери, превратилась в статичный бой, но не менее жестокий.
Мой меч стал проводником неугасимой ярости и вплеснувшегося гнева. Он опускается и поднимается, опускается и поднимается, в руке не чувствуется усталость, конечность стала красной. Магический щит мерцает от попыток за него пробиться, и враг ничего не может сделать. Рядом конники не менее яростны – с криками и кличами они обрушивают могучие удары на головы неримлян, сокрушая их кости и плоть, будто упиваясь побоищем.
Напитанный магией меч описывает дугу и кажется, словно даже сталь полыхает гневом. Он погружается в тело, со скрежетом пробивая броню, и враг падает на землю, заливая всё кровью. Пехота сзади поддерживает кавалерию, их тоже поддерживает ярость. Аркский лев погрузил когти в неримского орла, заставляя его кричать от боли.
Противник всё же превозмогает нас числом. Копьями, десятками заострённых наконечниками, солдаты скидывают латников и добивают на земле. Один за другим всадники, над которыми постепенно стала брать власть усталость, стали сбрасываться с коней.
Я отвожу коня, но натыкаюсь на живую стену, откуда в лицо мне тычут копьями. В другую сторону рывок и такая же картина – тысячи обозлённых неримлян. Закрывшись ещё одним магическим щитом, я двинул коня вперёд, вместе с остальными латниками и вновь даю мечу испить вражий крови.
– Болеслав! – взывает один из аристократов в измятом и рдяном доспехе, с поломанном плюмажем.
– Бьёмся до последней капли крови! – приказал Болеслав, вздымая обагрённый клинок.
Неримляне… их тысячи. Я вижу это, вижу неизбежную гибель от рук одного из них, но несмотря на полностью безнадёжное положение мы продолжаем бой. И выхватив новую цель, я направляю туда коня. В гуще солдат на меня вновь и вновь уставляются клинки, со всех сторон пытаются достать, но всё тщетно – пока что магия держит напорю. Я же веду коня сквозь море врагов, опуская в его гладь острие и всхлёстывая алое море. Удар за ударом – лезвие тупится о кольчуги и панцири, сталь и кожу, превращая меч просто в металлическую палку, которой, впрочем, ей ещё можно крушить кости.
Латники рядом с Болеславом образовали круг, вытягивающийся в клин. Видно, что они попытаются вернуться обратно и атаковать второй раз, но практически остановленных лошадей мгновенно стеснили непроходимым строем пехотинцы, не давая отряду маневрировать. Плата за плотный строй – гибель, ибо лучшие воины благородных кровей теперь могут бить в любую сторону и не промахнуться.
Мой меч вошёл в широкий щит неримского капитана, тот же ответил градом копейных выпадов, испытывая магическую защиту. Я повёл коня прямо на него и потеснил офицера, переходя в жёсткую дугу, лишившую того копья. Он вынул меч и стал пытаться прикончить лошадь, но ничего не смог ей сделать, ибо чародейские доспехи отразили удар с такой же эффективностью, что и сталь. Я ещё долго могу выкуривать его из-за укрытия и решаю упростить задачу – в руках появилась «огневица» и её дуло сию секунду засияло вспышкой пламени. Свинцовая пуля насквозь пробила нагрудник. В глазах, окружающих его подчинённых сверкнул страх, и они попятились назад.
Болеслав тем временем с горсткой латников вступил в неравный бой с вражеским командиром и его свитой. Шесть десятков рослых светловолосых мужиков, с крупными чёрно-жёлтыми щитами и топориками, против двадцати всадников. Норманнская дружина насмерть сцепилась с аркской кавалерией, встав стеной щитов и мощными залихвацкими мясницкими ударами пробивая латы коней. Ещё десять минут боя и падёт сам Болеслав.
Я схватил ближайшее копье, выдернув его из рук умирающего неримлянина и ударил коня в бока. Он стал разгоняться, и места ему хватит, ибо часть врагов дрогнула от залпа «огневицы». Подобно ветру пролетев двести метров мой верный конь привёл меня к цели – я буквально снёс фланг дружины и врезался в плотную массу мужиков. Командир резко обернулся ко мне и получил в грудь острый кусок стали. Брошенное с несоизмеримой силой копью, рассекло железные кольца и разбило его сосуд души.
Командир этой части фронта сражён, его бойцы в беспокойстве и теперь латники могут отводить коней к пешцам… чтобы вместе с ними попасть в окружение.
Наша пехота не просто не выдержала массы давления – её тонкий строй прорвали и теперь арбалетчики, похваставшиеся за клинки, вступили в отчаянный бой, скрестив мечи. Рваные линии фронта медленно, но верно попадали в окружение оставшейся неримской армии.
Мой конь медленно продвигается к ряду ощетинившейся квадратными щитами кольчужной пехоты, а с него я осыпаю врагов уже не столь смертельными ударами клинка. Латники вокруг меня теперь носят цвета своего города – на белом красное, а арбалетчики давно вступили в рукопашную. Стоны и крики, лязг и вой окутали нас, вознеслись к небу. Ударяя по неримским щитам до треска, и затупляя ещё сильнее меч, который уже не режет, я с мрачной решимостью соглашаюсь – нам отсюда не выйти, врагов слишком много… я не увижу Лишари, только эти перекошенные рожи станут последними лицами в моей жизни, не ощущу тепло её рук, лишь холод стали поцелует меня в последний раз. И я соглашаюсь с этим, ибо после того лагеря, моим духом правит больше злоба, которая прежде поразила не врагов, а меня.
– Нет больше надежды на победу! – кричу я в боевом раже и отчаянии я воплю. – Продадим себя подороже!
– Ещё есть! – воскликнул один из аристократов и показал на север лезвием, с которого стекла кровь, откуда подоспела неожиданная и вдохновляющая помощь. – Они пришли.
Не меньше двух тысяч кавалеристов – в сияющих доспехах, под небесно-голубым флагом с изображением серпа, они строятся для решающей атаки. Пришедшие от Борека лорды, смешанные с сержантской конницей, готовы проявить всю свою дружескую решимость в этой битве.
Загудели боевые трубы и часть неримского строя стала оттягиваться назад, чтобы перестроиться, но внезапно с юга послышался топот множественных копыт и замаячили блеском золота и аметиста знамёна с двуглавым орлом.
– Ещё! – раздаётся радостный вопль.
С юга клещи сжимают плотные ряды всадников Единой армии – высокие конники, с убийственными контосами наперевес, на их шлемах пляшут фиолетовые плюмажи, тело сияет чешуйчатым панцирем. Неримляне, пытаясь ответить на такой поворот событий, пытается развернуть смешенные отряды, но просто не успевают.
И началась совместная атака. Всем телом я ощутил, как затряслась земля, как всадники стремительно сближались и как снова пролетел этот проклятый звук. Одновременно с двух сторон всадники вмялись в ряды неримлян, и первые подобия линий перестали существовать. Я же стал пробиваться к воинам Единой армии, рассекая море врагов мечом и медленно проступая через окровенённые чёрно-желтые табарды. Враг стал биться ещё отчаяннее – вся его армия в окружении, переживает агонию, но от этого стала ещё опаснее. Конники впились в неримский корпус, словно пируя его остатками. Четырёхметровые контосы проредили вражеский строй, оставив после себя покровов врытых в землю врагов, а сержанты и лорды клинками потеснили неримлян. Активизировались и аристократы Арка – собравши остатки своего достоинства в сто пятьдесят конников они двинулись на юг подобно катку. Высвобожденные остатки кольчужной пехоты слились в единый кулак и атаковали в самом центре, прорываясь к своим повелителям и грозя разбить уже неримлян на две части.
Враг не выдержал… стремительное истребление его армии, падение везде и всюду товарищей, и кровавые ад битвы – всё это проникло в его сердце и принудило отречься от идей Коарека одним пронзительным криком:
– Мы сдаёмся! – один за другим стали сдаваться солдаты, затем целые отделения и компании, а после них и всё оставшееся войско.
Вскоре бой стих. Я слез с коня и взглянул на меч. На удивление, он был чист, на нём всё также проглядывается старинная надпись. Не в силах поднять голову и узреть ужас боя, его суть и последствия я подставляю лицо дождю, взирая на серые облака. Вот так ярость одних, вызвала помощь других. И мы покончили с северной группировкой, прежде чем она успела бы уничтожить нас. Странно, я чувствую колкую живучесть в левой руке, чувствую, что гнев пропал и теперь пришло время уйти на покой, забуриться куда-нибудь в Подгород и там скрыться от битв. И словно слыша мои мысли, мир даёт мне секундную надежду:
– Вы больше не станете участвовать в войне! – подлетел с радостным известием ко мне всадник, и я уже поспешил обрадоваться, но тут же дал повод стать совершенно серьёзным. – Велисарий вызывает вас к себе. На этот раз нечто неимоверно важное!
Глава 17. В погоне за надеждой: замыслы о великом
«Представьте себе, что может случиться с нашим любимым королевством. Что мы могли бы создать. Чего мы могли бы достичь, если бы каждый из вас внес свою скромную долю?»
– Из книги «Слова Авензина».
Спустя день.
– Прости, это всё, что я могу сейчас для неё сделать, – сказал апотекарий в жёлтой одежде. – Спасибо тебе за образцы от заражённых и за то, что притащил для неё тот ингредиент. Я займусь лекарством… но это будет нескоро. Ох, я бы уже использовал один из Чёрных камней для её оживления.
Вновь я оказался у постели Лишари. На мне колется лёгкая свежая рубаха, штаны стали более свободными, как и сапоги. После всего, что сделал – ничего не получается. Пока «излюбленная игрушка Ордена» пытается остановить апокалипсис, отдав исцеление девушки на попечение апотекариям, Лишари медленно… умирает. Это новость вызвала у приступ горя, шквал неприятных эмоций… злобу, которую я решаю выплеснуть на ближнем:
– Ты недостаточно делаешь! – выкрикнул я, удивляясь, что у меня на это ещё остались силы. – Разве нельзя работать лучше!? Она один из лучших апотекариев, так сделай что-нибудь!
– Что!? – вспылил в ответ О’Брайенн. – Это я её считай реанимировал, когда её притащили сюда! Это я её спас, когда у неё началось поражение тканей! Это я ввёл её в кому, чтобы она не умерла, – апотекарий успокоился и подошёл, похлопывая меня по плечу. – Так что прошу тебя, заткнись. Я понимаю тебя… ты не единственный, кто теряет дорогих сердцу людей, и прошу тебя – не кричи, а то позову хранителей.
– Прости, – тихо я проговорил; у меня нет сил… Нерим сковал наши силы, Арантеалю кажется стало на всё плевать, а «то чудо», которым восхищалась Лишари, сейчас где-то бродит и охотится за тем, что едва ли остановит весь этот ужас.
Единственное, что я могу сделать, так это склониться на Лишари и медленно начать шептать молитву… короткую, но рождённую от сердца и изливаемую с болезненным чувством:
– Боже, помоги ей.
Взяв её за руку я всё ещё чувствую, что в ней теплится жизнь, что она всё ещё борется за то, чтобы быть с нами, но ничего не могу сделать. Ладно, необходимо готовиться к самому худшему и уже смиряюсь с тем, что её душа вскоре может отправиться в последнее путешествие.
– Нет… это не может так закончиться. Это какая-то усмешка… ирония судьбы.
– Понимаю, – пытается меня поддержать апотекарий. – Прости, сейчас, единственное, что мы можем поделать, так это подготовить зелье. А теперь, тебе нужно идти.
Я встаю с кровати и кидаю последний взгляд на Лишари прежде чем покинуть её. Видно, что её лицо сильно исхудало, что её рука, которую я держал, так же потеряла в плоти. Оторвав взор, направился прочь, туда, куда меня звали вчера.
Город в осаде. Мы столько готовились к войне и из-за предательства в Ордене всё прогадали, как мне поведал один из хранителей. Иронично – но не мы, а тот, кто сильнее всего бахвалился верностью – предал родную землю. Недавно мы выяснили, что из-за Джорека мы проморгали неримцев в порту. Вероломный хранитель был казнён, что-то мне подсказывает, что мы ещё услышим о делах рук его… не всё так с этим однозначно.
Велисарий не оставляет шансов навредить врагу в гавани – ночами патрули и лагеря врага терзают налётчики Ралаты и бедноты, их штурмовые корабли с катапультами под шквальным обстрелом наших пушек и отогнаны подальше от града, а порт сам оказался в зоне поражения нашей дальнобойной артиллерии. Но этого мало – в заливе появляется всё больше посудин, их передовой лагерь на верфях расширяется. А ответные налёты и контрбатарейный огонь уничтожил пять наших батарей. Благо, что благодаря ресурсам Пороховой пустыни и Солнечного берега, рекрутам из Подгорода, всё ещё удаётся поддерживать подобие обороны на юге, но врагов больше, и они лучше подготовлены.
Арантеаль практически не занят обороной и Велисарий решился действовать. Дни подготовки – всё это не зря. И чтобы работать сообща и скоординировано, чтобы взять на себя призвание защищать Эндерал вместо Святого ордена он созвал секретный совет вдали от глаз великого магистра, чтобы обсудить все элементы грядущего плана.
Выйдя из штаба Святого ордена своё горло и нос я наполнил прохладой ночи. Вздев лик наверх мой взгляд уставился на тёмное полотно, усеянное сверкающими точками. Ночная твердь небес – она так прекрасна, так обворожительна, и так статична и умиротворительна. Напоминает о тех временах, когда всё было спокойно, когда не гремели войны, люди не шли друг на друга войной ради безумных идей и всюду царил мир. Как же я скучаю по тем моментам, которые стали заканчиваться ещё в моём детстве, и я бы всё отдал, чтобы этой войны не случилось, чтобы Коарек не повёл своё воинство и Наратзул не восставал бы, а Лишари была бы в порядке. Ох, что было бы с Константином, Джеспаром, Калией и прочими знакомыми, коли бы люди жили мирно, не поднимая клинка против друг друга? Ох, я бы хотел увидеть тот мир, где Джеспар не циничный наёмник, Калия вне рядов Святого ордена, а где-нибудь за торговым прилавком, Константин мирный профессор, а Велисарий за пахотой земли. Каков был бы этот мир, если бы люди не поднимали бы друг против друг оружия ради мимолётной славы завоевателя, ради сумасбродных идей или корысти ради? К сожалению, я этого никогда не узнаю. Вынужденный держать в руке меч ради спасения слабых мне предстоит воевать и мир пока может только сниться.
