Под ласковым солнцем: Там, где ангелам нет места

– Алло, здравствуйте. – Приложив пластинку к уху, обратила в приёмник свою речь Эбигейл. – Я звоню предупредить, что мы опоздаем ровно на час.

Затем целых полминуты дама стояла и выслушивала импульсивную тираду, доносившуюся из трубки.

– Я всё понимаю, но мне об этом сказали в последний момент и я забыла. – Вновь губы Эбигейл смолкли, но через десяток секунд разверзлись с искренней благодарностью. – Спасибо вам.

Девушка застучала каблуками по бетонным плитам, костяшкой пальца постучала в стекло, приговаривая:

– Выходи, всё в порядке. Можем спокойно идти. Нам позволили задержаться. – И припустив губы к небольшой щёлки между краем тонированного стекла и корпуса двери, полушёпотом промолвила. – Давай скорее, тут нет ни одного «Вестника Свободы». Но это пока.

Эрнест вцепился в дверную ручку и постарался как можно быстрее её отодвинуть. Хлопок и дверь потянулась наружу, а за ней и мужчина, цеплявшийся остроносыми туфлями за небольшой порог, и всё же задевши чёрными брюками небольшой металлический заусенец.

– Вот чёрт. – Выругался парень.

– Что случилось? С заботой и настороженностью прозвучал в пространстве вопрос от Эбигейл.

– Штанину порвал.

– Ничего страшного. Если порвёшь и вторую, то сможешь сойти за модника. Сейчас популярно так ходить. Один модный дом даже выпустил коллекцию рваных брюк из шёлка. – Губы изумительной дамы разошлись в улыбке. – Только не знаю, кому эта коллекция нужна.

– Я читал про это. – Задирая голову вверх, ища конец стоэтажного небоскрёба. – В «Новостях». Её раскупили меньше чем за час.

– Вот как. А ты и за новостями следишь?

– Пойдём уже. Как говорится, раньше начнём, раньше выйдем.

Пара быстро стала продвигаться к входу. Эрнест оглядывался по сторонам, в поисках неприятных ему граждан, но первые двадцать метров он наблюдал только людей одетых в более-менее приемлемые одежды. Штаны, словно стянутые у венецианского шута времён средневековья, и такой же костюм казались ещё самым безобидным повседневным костюмом в «Центре Свободы».

Следующие двадцать метров стали всё чаще попадаться люди в чёрных, но расшитых золотой нитью, балахонах. Красивые узоры, так и ложились на атласную ткань цвета бездны.

– Стоять! – Громоподобно произнёс один из бойцов, передёрнув затвор. – Документы или проваливайте отсюда!

Эбигейл залезла в сумочку, покопалась в ней несколько секунд и протянула два прозрачных диска, протянув их охраннику, который медленно, размашисто и непринуждённо взял их из рук и подключил к какому-то устройству, похожему на древний секундомер.

– Можете пройти. Оба. – Голос бойца витал в звуковых образах, напоминая раскат грома или оглушительный рык медведя.

Эрнест и Эбигейл проскользнули мимо двух громил-солдат из частной Компании и проникли в здание.

Приёмная представилась мужчине слишком помпезной и нагло, надменно полыхающей роскошью. Это огромное помещение, облицованное мраморной плиткой из розового минерала и усеянная по различным уголкам множеством серебряных статуй с изображениями счастливых детей, которых под ручку ведёт однополая пара.

– Вот это домина. – Голос Эрнеста разбежался эхом по всему холлу, наполняя его сотрясением звуковых волн каждый уголочек. – Мы в Восточной Бюрократии умирали от холода, а здесь вон – всё мраморе.

– Есть какие-то проблемы? – Мелодия из гортани сзади зазвучала как пение двухструнной расстроенной скрипки. – Может я вам смогу помочь чем-нибудь? Вы только скажите это.

– Да, мы ищем Мастера-Ювенала Притуса Проллера.

– Конечно. Он находится на четвёртом этаже, в кабинете сорок два. Вас проводить туда?

Эрнест ощущал мозгом, как корявый голосок девушки отражается у него в голове и резонирует со стенками черепа. Мужчина почувствовал всеми костями черепа этот проникающий противный голос.

– Спасибо. – Скоротечно бросила Эбигейл и устремилась к первому лифту, стараясь как можно быстрее и увести за собой Эрнеста.

Дама поцокала каблуками по мраморному полу к стеклянно двери быстрого лифта и ловким движением палец активировала несколько кнопок, приведя в действие новенький механизм.

– А-а-а, что это за голос? – Возмущённо и держась за больные уши, в еле сдерживаемой злости, вопросил Эрнест, заходя в лифт.

Эбигейл прикоснулась к ушам и вынула оттуда две крохотные, полупрозрачные пластинки, невинно ответив:

– Прости, я забыла тебе дать их.

– Кого?

– Понимаешь, эта девушка, она думает, что является чайкой, – Эбигейл тут же взялась за поручень, так как лифт устремился вверх, – и помимо перьев под одеждой прислуги, сделала себе ещё и соответствующий голос, но во время операции что-то пошло не так. Поэтому без специального устройства её слушать невозможно. Когда она отдаёт приказы, новенькие работники обливаются кровью из ушей.

– Жуть.

– Ты ещё не видел тут человека-паука.

– А это что за насекомое? – С удивлением вопросил Эрнест, исказив лик в непонимании.

– А ты представь себе мужчину с восьмью руками, на ладони которых прикреплены накладные железы, выделяющие специальный клей, с помощью которого можно цепляться за стены.

– Похоже, мы приехали. – Указав на открывшуюся дверь, вымолвил парень.

Пара тут же покинула лифт и за сущие секунды нашла нужный кабинет, обратившись туда со стуком.

– Входите! – Послышалось за банальной плоской дверью, выточенной из куска хорошего дуба.

Эбигейл и Эрнест одновременно приложились ладонями к дверной ручке, отчего почувствовали теплоту кожных покровов и содрогнулись душами от такого касания. Произошла секундная заминка.

– Да входите уже!

Эрнест прикоснулся к золотистой ручке и отпирал дверь, следуя старым традициям, позволяя даме пройти первой, а потом и сам проследовал вовнутрь, захлопнув за собой кусок древесины. Кабинет не огромен, скорее больше напоминая хорошо обустроенную коморку. Выкрашенные белой эмалью стены отражали свечение источников света, выражая их в бессмысленной композиции ламповых бликов. Под ногами оказалась обычная клеёнка чёрного цвета, резко контрастировавшая со стенами. А впереди имелся только небольшой столик, за которым сидел мужчина в блестящей розовой рубахе и что-то печатал на интерактивном ноутбуке.

– Здравствуйте, парламентарий Эбигейл. – Как только мужчина поднялся, Калгар углядел на работнике и синею юбку, прикрывающую волосатые ноги, и подводку для глаз на лысой и морщинистой голове и накрашенные губы. – Ах, вы мне привели нового парламентария для разъяснительной беседы?

– Да, только можно побыстрее, а то нам ещё в Инкубаторий.

– Ах, Инкубаторий, – склонив голову, в извращённом тоне вымолвил мужчина, – прелестное место. Ладно. – И сделав голос намного строже, человек продолжил. – Прежде чем я начну, хочу вам сказать, что Гранд-Ювенальное управление не является частью Механизма Свободы. Мы давно работаем в структуре Культа Конституции, а поэтому наша встреча не является преступной. Это понятно?

– Вполне. – Эрнест сжал зубы в неописуемой ярости, помня о том, кто позволил забрать у него сына и только из-за правил приличия Калгар себя сдерживал, чтобы не накинуться на работника и не растерзать его.

– Хорошо. Я Мастера-Ювенал Притус Проллер, работник этой отрасли уже двадцать лет и моя задача разъяснять вам парламентариям, какие законы нужно принимать для более благодетельной работы. Задача всего ювенального правосудия состоит в том, чтобы передать детей из неправильных семей в правильные околосемейные сообщества. Так мы повышаем их благополучие и заботимся о детском воспитании.

– Это как? – Проскрипел зубами Эрнест, рыком задавая вопрос.

Эбигейл знала о проблеме Калгара, и что ему пришлось пережить, поэтому легко, практически подобно дуновению ветра коснулась руки парня, чтобы успокоить его.

– Как? Мы изымаем детей из неправильных семей и передаём к тем гражданам, осознающим необходимость воспитания детей на принципах Свободы и саморазвития. У нас так даже имеются списки, согласно которым мы в год должны изъять у «несвободных» семей до сорока процентов детского капитала и передать их в семьи «Вестников Свободы».

– А за что изымают?

Работник заученно ответил:

– Детей, во имя их благополучия и лучшей жизни, а так же избавления от угнетения, эксплуатации, и тираничного воспитания можно изымать по следующим причинам. – И прокашлявшись, накрашенный мужчина зачитал с бумажки. – За: принуждение ребёнка ко всякого рода работе, если он того не захочет того сам; неправильное с точки зрения принципов «Свободы» воспитание, опирающееся на тоталитарно-традиционные постулаты; принуждение детей к посещению учреждений для обучения, если он того сам не захочет; неисполнение детских пожеланий; препятствие ребёнку в сфере реализации его «Самости». – И вновь прокашлявшись, приложив кулак к горлу, вновь заговорил. – Полный список есть у нас на сайте. Лучше туда зайдите и прочитайте. Хорошо?

– Да. А вы не изымаете детей у «Вестников Свободы»?

– Конечно же нет! – С расширенными глазами, ошарашенным видом, воскликнул работник. – Как утверждает Культ Конституции: «Вестники Свободы есть передовая часть общества развитого либерализма, не способная тому, чтобы причинить вред детям, ибо они настолько просвещены, что способны иметь власть над детьми».

– Понятно.

– Я вам сейчас расскажу самое главное. Суть в вашем парламенте, что за три года вы должны принять хотя бы сорок актов, расширяющих наши полномочия по отношению к семьям, отвергающих прогрессивное либерально-просветительское воспитание. Дело в том, что «Вестникам Свободы» по определённым особенностям не дано иметь потомство или это не так часто, как бы хотелось. Культ Конституции определил это как «величайшая жертва, принесённая во имя дела утверждения Свободы». Поэтому, Культ Конституции и создал нас для решения этой великой миссии. Мы должны, нет, мы обязаны сделать так, чтобы «Вестники Свободы» смогли познать радость воспитания детей! – Горделиво, с нотками лже-патриотизма воскликнул Притус. – Изымая детей у тиранов и диктаторов, отвергающих общество развитого либерализма и передавая их истинно прогрессивно мыслящим гражданам, мы приносим ещё одну оплату «Вестникам Свободы» за их великий труд. Это понятно? Теперь вы осознали свою часть работы по услужению «Вестникам Свободы»?

– Абсолютно. – Еле сдерживая гнев, охвативший каждую клеточку его естества, и желание наброситься и избить до состояния полусмерти, всё боле казавшееся вот-вот исполнимым, проскрипел Эрнест.

– Тогда пошли вон отсюда. У меня ещё много работы. – И лукаво улыбнувшись, Мастер-Ювенал добавил. – У меня есть ещё триста семей, из которых мы собираемся выбить детский капитал. И мне надо придумать за что.

Эрнест, сжимая кулаки и зубы от злобы, развернулся и направился к выходу, с ярым желанием покинуть этот кабинет. И как только дверь проскрипела несмазанными петлями Калгар словно выпрыгнул за порог, пропуская Эбигейл.

– Проклятье, я его там чуть не придушил.

– Успокойся. Тише.

– Не могу, Эбигейл. Ты знаешь…

– Да, я знаю, что стало с Лютером. Но его же отдали никуда. Он сразу пошёл в ВУЗ Корпорации.

– И, слава Богу. Но остальные дети. – Возмущённо прошипел мужчина. – Они за что должны расплачиваться?

– Эрнест.

– За то, что их родители нормально воспитывают? За то, что родители не потакают всякому капризу и содержат своё дитя в строгости? За что?

Эбигейл приложила мягкую ладонь к щеке мужчины и ласково, томно, полушёпотом произнесла:

– Я тебя понимаю. Это недопустимо, но мы в таком положении, что мало можем что-либо изменять. Знаешь, как сказано в одной очень старой книге: «Мы не вольны выбирать времена в которые жить».

– Я помню книгу, но не помню конец цитаты. – На губах парня проступила улыбка. – Ты права. Я всё ещё не смерился с потерей Лютера, я не никогда не прощу этой системе, что у меня отняли сына.

– Эрнест, поверь, всё ещё наладится. Всё будет хорошо. – Твердила девушка, буквально умоляя парня успокоиться.

– И всё же… да ты права. – Обхватив руку на щеке своей ладонью, мужчина опустошённо добавил. – Просто поехали в этот Инкубаторий и закончим на сегодня, а то мне становится плохо.

– Хорошо.

Пара за пять минут успела спуститься на лифте в просторное помещение, прошмыгнуть мимо «чайки» и сесть в автомобиль. Эрнест не стал даже ремня цеплять, наплевав на правила дорожного движения. Их путь длился меньше десяти минут. Машина, ведомая современным мотором на мощных батарейках, остановилась возле высотного здания, обитым металлическими листами и сверкающим под светом тусклого солнца. Само здание ограждалось высоким забором и имело практически абсолютную схожесть с огромным заводом, не хватало только дымящейся трубы. У единственного входа, представленного пропускным пунктом в высокой стене, роилось два десятка солдат.

– Ты зачем привезла меня на завод? – Усмехнулся Эрнест.

Эрнест с Эбигейл быстро, стараясь шевелиться, как будто от этого зависит их жизнь, покинули автомобиль и едва ли не бегом направились к входу, на фоне которого восстала незначительная, малозаметная фигура.

Только подбежав к КПП, Эрнест смог отчётливо уловить детали человека. Невысокий рост, балахон из дорогущей атласной ткани, с особым изобилием усыпанный драгоценными камнями и капюшон на лице, полностью скрывший его очертания.

– Стой Эбигейл. – Махнув рукавом, приказал странный человек, ясно похожий на какого-то монаха с обложки учебника по истории. – Я магистр начальной ступени Культа Левиафаний. Послушник, который должен был вас встретить отправлен мною по важному поручению.

– Нас досматривать не будут?

– Нет, парламентёр Эбигейл. Я договорился. А теперь, пожалуйста пройдёмте. Но вынужден предупредить, что я не смогу вас впустить на Инкубаторий, так как мне не дано разрешение. Так что просто пройдёмся, и я объясню коллеге, что к чему.

Триада прошла за КПП и тут же направилась к ближайший небольшой садик с искусственным прудиком и невысокими зелёными кустарниками, так и веющими ароматами пластика и пластмассы.

– Вы знаете, что такое Инкубаторий? – Прозвучал вопрос от магистра Культа Конституции.

– Нет.

– Тогда я вам, пожалуй, расскажу. Все мы знаем, что наше народонаселение в Либеральной Капиталистической Республике не склонно к самостоятельному продолжению рода, ибо большинство людей заняты великим делом построения «абсолютного либертинизма». Общество развитого либерализма построено, но за этим есть и свои жертвы, необходимые для создания либерально-общественных институтов.

– Уважаемый магистр, – вмешалась Эбигейл, – у нас заседание через час. Можно чуточку быстрее.

– Конечно, если у вас воистину будет процесс принятия актов утверждающих новые Свободы, да будут они благословенны, то и задерживать я вас не стану.

– Спасибо.

– Жертвы требуют покрытия. – Продолжил магистр. – Люди, занятые свободой не могут множиться и плодиться, так как заняты иным. Многие «Вестники Свободы», хотят иметь детей, но не могут ввиду принесённой биологической жертвы. И тут на помощь всем пришли мы. Культ Конституции в своей милости учредил создание Инкубаториев, откуда и будет продолжен род либеральный, да не оскудеет он никогда. – Вздев руки к небу, культист затвердил с пущей вдохновлённостью. – Инкубатории есть священная земля, откуда проистекает жизнь нашей великой страны!

– А как это происходит? – В словах Эрнеста пробежала тень дрожи.

– Сначала мы думали о клонировании. К великому сожалению, план клонирования провалился, и нам пришлось искать иные пути решения проблемы. Мы стали брать у женщин оплодотворённые яйцеклетки и помещать их в специальные условия, эмитирующие условия содержания и развития в…

– А откуда вы берёте эти яйцеклетки? – Удивление в вопросе, прервавшим магистра, явилось нескрываемым.

– Способов получения множество. У нас есть двадцать миллионов «Кабинетов Зачатия» по всей стране, где за хорошую плату можно после совокупления отдать нам свою яйцеклетку. Так же мы насильно изымаем их у беременных женщин не из «Вестников Свободы», за преступления, противоречащих принципам свободного мироустройства. Так же мы, как способ наказания, ввели «Насильное Зачатие». Преступницы против свободы приговариваются к такой процедуре, дабы они смогли послужить великому делу укрепления общества развитого либерализма.

– А что потом?! – в возмущении вскрикнул Эрнест.

– Не кипятитесь, вы не чайник, – в издёвку произнёс магистр. – Когда срок содержания в «имитационном поле» подходит к концу, ребёнок буквально вылупляется из специального покрытия. Наша задача его содержать несколько дней, а потом мы их отдаём на воспитание в детские дома или в антисемейные объединения «Вестников Свободы», дабы они привили новорожденным все просветительские принципы на которых стоит наше общество. КПД Инкубаториев составляет девяносто пять процентов.

– А где ещё пять? – Давясь комом в горле, еле как выдал Эрнест.

– Ну не все процедуры отлажены, а поэтому какую-то часть детей мы теряем. Проще говоря, не всё доходит до конца конвейера, но эта лишь капля в море радости, которую получают «Вестники Свободы», получая дитя. Вот ради них и должна существовать такая система, так как ею и держится всё наше общество развитого либерализма. Без неё наш либерально-просвещённый род давно бы вымер, и остались одни тоталитарно-традиционные дикари, гетерасты и прочие психи. – И приложив руку к вибрирующему карману, магистр с фанатичной улыбкой сказал. – Простите, звонят.

– Ты как, Эрнест?

– Эбигейл, давай не пойдём сегодня на заседание. Мне нужно выпить, – с глазами полными шока молвил парень. – Пока я не напьюсь, я не смогу смириться, что это безумие теперь на конвейере. Это же фабрика по производству детей и этому сумасшествию не будет конца. Никогда.

– В какой бар пойдём? – понимающе вопросила девушка.

Эрнест кинул взор полный праведной ярости на магистра и разглядел, что тот стоит у пруда и собирается сделать шаг назад. У туфли мужчины валялся камешек округлой формы, больше напоминающий мячик. Эрнест слегка его подтолкнул туфлями и, схватив Эбигейл за руку, скоротечно покинул парк под звуки всплесков и истошного крика.