«нннуу, пиши!». Автор не платит ни ломаного гроша;
её гонорар – ни больше, ни меньше – Жизнь.
Муза имеет право, мозги и вид на жительство между
самых красивых строк. Правда, она бесправна в своей
любви к Автору. Автор должен быть одинок, капельку
инвалид и тем – индивид. Как балерина, что не имеет ног.
Муза должна собой воплощать огонь, вечно цитируя
«Не для тебя зажглась». Если она и хочет подать ладонь,
надобно сжать в кулак и ударить в глаз, пока придуман-
ный Автором белый конь в голос ржёт за воротами
битый час.
Муза – равновелико добро и зло, прижатый к виску
заряженный пистолет. Сотрудничество плодотворно,
когда залог – это оставленный лёгким дыханьем след.
Бродскому в этом с Басмановой повезло.
Тысячи строк, мучительных надцать лет…
Даже не знаю, чего я больше хочу.
Муз или Муж?
Звёзды или цветы?
Гамма, палитра, спектр сумасшедших чувств —
это свеча в краю любой темноты.
Если я стану Бродской – хотя б чуть-чуть,
я обещаю, Басмановым будешь ты.
That's all
Было столько лиц. Не помню ни одного.
Было столько света, что, кажется, я ослеп.
Было столько всего. Столько было всего:
зрелища были яркими, свежим – хлеб.
Было столько звука, что, кажется, я оглох.
Было столько бумаг, что хватит ли мест в печах?
Было столько звонков, и я отвечал: «Алло»,
а иногда, быть может, не отвечал.
Было столько слёз, как только не стёр щёк.
Было столько зла, забыть всё – уже добро.
Было столько женщин, что я потерял счёт.
Ни одна из них не являлась моим ребром.
Надвое сломан меч и расколот щит.
Доспех стал платьем, забрало стало чадрой.
Было столько всего, что память по швам трещит.
Всё, что было, мы сотворили из ничего.
Было столько у нас ничего, и ещё есть.
Если хочешь, отдам. Вечером приходи.
Это самая что ни на есть никакая весть.
Всё еще будет.
Всё еще впереди.
Всё ищет путь во тьме к одному из нас,
и, как правило, этот кто-то стоит спиной.
Всё, я устал.
Скажи мне, который час.
И не спрашивай, что со мной. Ничего со мной.