Анна и французский поцелуй

– Я просто не понимаю, зачем стоять на краю, когда прямо перед тобой есть достаточно свободного места для прогулки.

– Ах, так значит все дело в свободном месте?

– Прекрати, или я начну проверять твои знания о Распутине. Или о французском спряжении глаголов.

Я перегибаюсь через край и притворяюсь, что теряю равновесие. Сент-Клэр бледнеет на глазах.

– Нет! Не надо! – он протягивает руки, словно собираясь меня спасти, затем хватается за живот, будто его сейчас вырвет.

– Прости! – я отпрыгиваю от края. – Прости, я не знала, что все настолько плохо.

Он машет рукой, призывая меня помолчать. Другой рукой все еще цепляется за живот.

– Прости, – спустя мгновение повторяю я.

– Идем, – голос Сент-Клэра звучит раздраженно, будто это я нас задерживаю. Он указывает на Нотр-Дам. – Я не поэтому привел тебя сюда.

Мне сложно представить, что может оказаться лучше Нотр-Дама.

– Мы не зайдем внутрь?

– Закрыто. У нас еще будет достаточно времени, чтобы заглянуть сюда позже, помнишь? – Сент-Клэр ведет меня во двор, и я пользуюсь возможностью насладиться видом его зада. Каллипига. Все же есть кое-что лучше, чем Нотр-Дам.

– Здесь, – говорит он.

Нам открывается прекрасный вид на вход – сотни и сотни крошечных фигурок, высеченных в трех громадных арках. Статуи напоминают каменные куклы, каждая вырезана отдельно от остальных в мельчайших деталях.

– Они невероятные, – шепчу я.

– Не там. Здесь, – Сент-Клэр указывает мне под ноги.

Я опускаю взгляд и с удивлением обнаруживаю, что стою посреди маленького каменного круга. В центре, прямо между моих ног, медно-бронзовый восьмиугольник со звездой. По кругу выгравированы слова: POINT ZЕRO DES ROUTES DE FRANCE.

– Мадемуазель Олифант. Это переводится как «Французский нулевой километр». Другими словами, от этой точки отсчитываются все остальные расстояния Франции, – Сент-Клэр откашливается. – Здесь начало всего.

Я вновь поднимаю взгляд. Сент-Клэр улыбается.

– Добро пожаловать в Париж, Анна. Я рад, что ты приехала.

Глава 9

Сент-Клэр засовывает ладони в карманы и пинает носком ботинка булыжник.

– Итак? – наконец спрашивает он.

– Спасибо, – я ошеломленно смотрю на него. – Было очень мило с твоей стороны привести меня сюда.

– Ах, ну, – он выпрямляется и пожимает плечами – полностью французский жест, который у него так хорошо выходит – и вновь показывает свое обычное, уверенное выражение лица. – Нужно с чего-то начинать. А теперь загадывай желание.

– Хм? – слова у меня редко вяжутся. Мне бы стоило попробовать себя в эпической поэзии или придумывать джинглы для рекламы кошачьего корма.

Сент-Клэр расплывается в улыбке.

– Встань на звезду и загадай желание.

– Ох. Ладно, конечно, – я сдвигаю ноги вместе, чтобы встать четко по центру. – Хочу…

– Не произноси вслух! – Сент-Клэр бросается вперед, словно хочет остановить слова своим телом, и мой желудок делает сальто. – Ты совсем ничего не знаешь о загадывании желаний? Такой шанс можно получить лишь несколько раз в жизни. Падение звезды, реснички, одуванчики…

– Свечи на торте в день рождения.

Он игнорирует мой подкол.

– Именно. Так что ты должна воспользоваться шансом, когда он возникает, и согласно суеверию, если загадаешь желание, стоя на этой звезде, оно обязательно сбудется, – он замолкает, прежде чем продолжить. – И оно звучит лучше, чем другое.

– Что я умру мучительной смертью от отравления, пулевого ранения или утопления?

– Переохлаждения, а не утопления, – Сент-Клэр разражается смехом. У него такой чудесный, мальчишеский смех. – Но нет. Я слышал, что каждому, кто постоит в центре звезды, суждено когда-нибудь вернуться в Париж. Но, как я понимаю, для тебя даже один год – это уже слишком много. Я прав?

Я закрываю глаза. Передо мной появляются мама с Шони. Бридж. Тоф. Я киваю.

– Как я и думал. Так, теперь держи глаза закрытыми. И загадай желание.

Делаю глубокий вдох. Прохладная влажность ближайших деревьев наполняет мои легкие. Чего я хочу? Сложный вопрос. Я хочу вернуться домой, но стоит признать, что я наслаждаюсь сегодняшним вечером. А что если это единственный раз за всю мою жизнь, когда я живу в Париже? Знаю, что только что призналась Сент-Клэру, будто не хочу здесь находиться, но какая-то часть меня – маленькая, крошечная часть – испытывает любопытство. Позвони мой отец завтра и прикажи вернуться домой, я бы даже почувствовала разочарование. Ведь я до сих пор не видела Мону Лизу. Не побывала на вершине Эйфелевой башни. Не прошла под Триумфальной аркой.

Так чего же еще я хочу?

Хочу снова почувствовать прикосновение губ Тофа. Хочу, чтобы он меня дождался. Но есть другая часть меня, часть, которую я действительно ненавижу, которая знает, что даже если мы сейчас справимся с расстоянием, я все равно уеду в колледж в следующем году. Так что я увижу Тофа этим Рождеством и следующим летом, а потом… будет ли что-то потом?

Но есть еще кое-что.

То, что я пытаюсь игнорировать. То, чего не должна желать; то, что не могу иметь.

И оно сейчас стоит прямо передо мной.

Так чего же я хочу? То, в чем я не уверена? Кого-то, кто, возможно, мне не нужен? Или того, кого я не могу заполучить?

К черту. Пусть судьба сама решит.

Я желаю того, что будет лучше для меня.

Как вам такое обобщение? Я открываю глаза, ветер дует сильнее прежнего. Сент-Клэр убирает прядь волос, упавшую на глаза.

– Должно быть, это было хорошее желание, – говорит он.

* * *

На обратном пути Сент-Клэр подводит меня к лавке с бутербродами, где можно перекусить поздним вечером. От запаха дрожжей текут слюнки, и мой желудок урчит в предвкушении. Мы заказываем панини, сэндвичи, спрессованные на горячем гриле. Сент-Клэр выбирает начинку из копченого лосося, сыра рикотта и чеснока. Я же заказываю с пармской ветчиной, сыром фонтина и шалфеем. Он называет это фастфудом, но то, что нам приносят, совсем не похоже на мягкие сэндвичи из «Subway».