? Город Чесноковка, август 1953 года.
? День железнодорожника, ? кивнул дядя Коля, ? я простой «помогало» был и то недолго, потом ушел с железной дороги, нервная работа. У тебя же отец вроде тоже машинистом был. Как он?
? На кладбище.
? Ох ты… Что ж так? Болел?
? Сердце… Сам же говоришь, работа нервная.
Потом мы в унисон стучали молотками, заколачивая окна на зиму. Иногда выглядывало солнце, и пропадало ощущение, будто мы заколачиваем гроб, а наоборот появлялось ? будто строим корабль.
Вернувшись, я засобирался.
? Уезжаешь уже, ? удивилась мама. ? Хоть бы пожил еще денёк-другой. Куда ты теперь?
? Дела, мам, срочные.
Мне надо было что-то делать, что-то строить, куда-то стремиться, я не мог сидеть на месте. Зашнуровывая башмаки, словно услышал десять коротких сигналов ревуна на срочное погружение, я еле успел одернуть руку, когда когтистая кошачья лапа махнула откуда-то из-под стула, пытаясь мне помешать.
Как были тягостны минуты расставания. Где взять силы глядеть в грустные, готовые расплакаться глаза матери. Единственного человека на земле, кому ты нужен по-настоящему.
? Благословляю тебя, сынок. Буду за тебя молиться, ? сказала мама, перекрестила на дорогу и поцеловала.
Мне было не по себе. Сердце прыгало у горла и шептало одно утешение, что всё в мире живет по закону любви. И по нему жизнь даст шанс сделать счастливыми тех, кого любишь.
Последний свой шанс ? надеюсь узнать об этом когда-нибудь – точно ? я использовал и в какой-то мере стал диспетчером и проводником для мамы. Когда она через три года умерла от болезни Альцгеймера, я был далеко в автономном плавании. В ночь накануне вести о ее смерти приснился мне сон. Он, как явь, запомнился навсегда. Я стоял в нашей квартире у окна, прижав к стеклу лоб, чуть приплюснув нос. Чувствовал холод и твердость стекла. Чувствовал многое и что все это неспроста, потому что чувствовал ? мама стоит рядом у окна. Но я не мог повернуть голову и только спросил: «Это ты, ма?». В ответ услышал: «Да. Кажется, я умерла… Что мне теперь делать, сынок?». Волнение охватило меня, такое происходило со мной впервые. А может и нет, может когда-то было, в прошлых жизнях, на других станциях… Только как вспомнить, если вид за окном движется с неумолимой скоростью. И в этот момент я почувствовал, что стекла уже нет. За окном я увидел высокое дерево, под ним в позе лотоса неподвижно сидел человек. Он чуть светился. Через несколько мгновений, не пошевелившись, он стартанул в небо. «Вот делай, как он, давай за ним», ? сказал я, понимая, что увидел скорый поезд на небо.
А пока я катился в полупустой электричке через безжизненное пространство, готовое стать зимой. Две пожилых женщины за моей спиной на соседней лавке переговаривались.
? И ты не хочешь, чтобы он вернулся?
? Нет, он бы все равно не стал жить со мной, я была такая рассеянная, как-то потеряла пылесос, так его и не нашли.
Понимая, что в моем случае, если держаться только за сегодня, сходишь с ума быстрее, чем если прикидывать своё будущее, я решил обзавестись планами. Предложение выдавать себя за ритм-гитариста пришлось кстати, тем более нужно было ехать в соседнюю область.
? Поедем на поезде, ? сказал я отражению в зеркале, забирая вещи из гостиницы. – Деньги на билет надо найти сегодня.
? Что же вы ушли и ничего не сказали, ? отчитывала меня администратор, пряча в карман всю мою наличность, ? мы уже хотели в полицию сообщать. У вас все в порядке?
? Да, теперь в порядке. Раньше я ездил пузырем. Но это в прошлом.
? Пузырем? ? не понимала администратор.
? Поехать пузырем на сленге железнодорожников означает поехать в резерве.
? Вы железнодорожник?
? Из отдела кадров.
За несколько дней до меня в город из Польши вернулся мой товарищ, он писал мне, предлагал встретиться. Когда-то мы куролесили от Кракова до Гданьска, набивая пузо копчеными колбасками, муштардой и пивом «Tyskie». Моему другу вечно не сиделось на месте, но он переезжал из города в город не в поисках рая. Он просто любил перемены.
– Привет, капитан! – обрадовался Разин, увидев меня на пороге.
? Ты чего вернулся, Стёпа? Неужели здесь лучше, чем в Польше? Или паны так житья и не дают братьям-славянам?
? Не говори, помнишь, какие они нервные бардзо, что ни выходные ? у меня драка с кем-нибудь из местных. Хотя вот брат мой Алёшка, человек мирный, язык знает, Варшава ему нравится, прижился он там, нашел себе Милку, та по-русски ни слова, Алекса любит, но батя её и братовья такие курвы. А я вот… ? Стёпа замялся. ? В общем, в Москву перебираюсь. Погостить заехал.
? Просто погостить? На тебя это не похоже.
? Подругу отсюда хочу забрать, ? нехотя признался Стёпа и перевел разговор. ? А ты как? Ты вроде тоже вернулся. Не сходишь с ума от тоски по морю, как прежде?
? Ерунда, я в порядке. Приглашают ритм-гитаристом в одну модную в узких кругах группу.
? Да ну!
? Вот тебе и да ну, а я верхом на антилопе гну.
? Отлично, ты крут!
? Только, старина, у меня денег нет на поезд. Надо ехать в Новосибирск, на «собаках» не охота. Займешь?
? Сколько?
? Немного. Рублей пятьсот.
? Займу, двадцать долларов.
? Ну да, ты же, барин, из-за границы прибыл, ? хохотнул я, радуясь, что быстро нашел деньги.
? А вид, Петь, у тебя шальной, ? заметил Стёпа.
Он принес гитару.
? Порепетируем?
? Давай, – согласился я.
Стёпа любил электрогитары, в юности он выпиливал их округлые туловища из дерева, набивал «кишками» и оживлял. Парочку ему удалось собрать, звучали они довольно сносно.
Дурачась, мы изображали Элвиса Пресли. В Польше нашей любимой веселой игрой по вечерам было боготворить Элвиса.
? Возможно, Элвис и прослыл к концу жизни жирдяем, но он всегда был королем рок-н-ролла, – голосом мистера Коричневого из «Бешеных псов» говорил Стёпа. ? Потом были другие, может, и покруче, но Элвис был первым.
? Однажды я подумал, ? чужим баском подыгрывал я, ? что в середине пятидесятых Элвис Пресли и Мерлин Монро были как две части одного существо, ну типа двуликого Януса. Пока они были вместе на Земле, и каждый занимался своим, их дела шли успешно. Только Элвис полез на экран со своими «Голубыми Гаваями», как тут же Монро уходит из этой жизни. Да и Элвису актерство не принесло удачи, он тоже вскоре сдал… Потом он еще раз явился миру весь в затянутый в черную кожу, но это уже был траур по божеству Элвис-Монро. Сами по себе подобные божества безумно хороши, но они активно помогают тем, кто прожирает мир в труху, и потому они обречены.
Стёпа сделал большие удивленные глаза, и мы запели на мелодию «Love me tender» шуточную песню, сочиненную нами во время импровизированного выступления в клубе «Хата Пухатого» в Белостоке:
? Элвис не сыграл свой последний концерт. Его просили, он говорил нет. Мы знаем, что жизнь любит шутить. Сначала щекочет, а потом бить. Элвис! Звезда рок-н-ролла. Элвис! Король поп-звезд. У каждой звезды свои недостатки, у Элвиса их нет..