Умирая, Бог завещал мне Землю

– Это всё?

– Всё.

– И что дальше?

Я молчал, задумавшись.

– Интересно, какая она Тамара, – о чем-то своем проговорила Таня.

– Ушастая, наверное, – отозвался я. – А что дальше, неважно. Знаешь, может, по большому счету в мире ничего не меняется. Меняется только его настроение, его оттенки, и мир разными способами рассказывает нам об этом, как лучшим друзьям, весело, непринужденно и интересно. Настраивает нас на прием чего-то большего, что есть всегда. Возможно, поэтому в том месте, где один Андерсен напишет сказку о механическом соловье, там через сто лет другой Андерсен изобретает механическую пчелу.

– Ты это к чему?

– Да так… Про Андерсена я вчера в новостях услышал, запомнил. Подумал, пригодится для рассказа.

Я покрутил ручку приемника. Лишь далекие голоса и музыка вперемешку с треском и свистом надрывали эфир.

– На сегодня, наверное, всё. Пойдем сока попьем, – предложил я.

– Какого сока?

– Какого, какого… Такого, чтоб нутро пробрало. Думаешь, такие истории с радиоприемниками у меня каждый день случаются? Сам в шоке. Чувствую, сегодня реально перешел на дальний прием.

– А раньше на каком был?

– На среднем и близком, получается. Но это не точно. Возможно, я всегда был на дальнем приеме, и сегодня мир весело рассказал мне об этом.

– Очень весело, – согласилась Таня. – Куда пойдем?

– К тебе, как договаривались.

В магазин мы набрали сока, закуски и сидели у Тани на кухне до позднего вечера, вспоминая необычные истории из жизни, время от времени включая приемник и покручивая ручки. А ночью залезли в постель, просто чтоб согреться. Больше ничего нового мы в тот день не увидели и не узнали.

Утром я зашел в редакцию журнала. Встретил заведующую отделом культуры, она восторженно сообщила:

– Петя, прочитала ваш рассказ на верстке! Спасибо вам! Хотя ваш герой немного странно себя ведет, но в тексте есть прекрасные слова. Вот, я даже выписала их… Всякий путь лежит сюда, в сжигающую чистоту. Ибо тот, кто её коснулся, неминуемо к ней и вернется. Это вы очень здорово написали! Сжигающая чистота! Спасибо!

– Вам спасибо!

– Откуда такие слова берутся?

– А за это спасибо дальнему приему, – подмигнул ей я.

Она мне еще раз «спасибо», я ей в ответ «спасибо-спасибо». И мы разошлись довольные друг другом. Она – не знаю куда, а я – за соком, ну честно, за яблочным.

2067

Я не сразу понял, что затея с музеем 60-х годов открыла нам дорогу в будущее. Нам неплохо было и в настоящем. Но со дня открытия музея мы стали как марафонцы, вышедшие на дальнюю дистанцию. На финише нас ждали следующие шестидесятые.

Сначала нам просто некуда было складывать старые вещи, которые приносили 1 мая ко дню рождения журнала «60-е!». На праздничной поляне в большом парке вместе с веселыми гостями, музыкальными инструментами, пакетами с провизией и мангалами появлялись винтажные радиолы, фотоаппараты, утюги и швейные машинки.

Открывался музей 60-х уже с порядочным набором экспонатов. Хотя если бы не азарт Разина, эти экспонаты так бы и превратились в хлам. Разин писал депутатам, Разин писал мэру и даже президенту, и все об одном: «Городу нужен музей 60-х!». Где-то его услышали, может даже чуть выше, чем можно представить, и чиновники одного из районов города нашли помещение для музея.

? Разин, ты гений! ? восторгался я. ? Превратить виртуальный журнал о шестидесятых в живой уголок для хиппанов. Волшебно, старик!

? Это для тебя, чувак, ? улыбался Разин и чуть выбрасывал руку вперед, делая невероятно красивый пасс опытного экстрасенса. ? Возьми свет!

Всё, что хоть как-то погружало в атмосферу шестидесятых годов, пошло в дело. Тряпки из Индии, стилизованные сувениры, посуда и одежда, ну и сами вещички того времени: на почетных местах стояли холодильник ЗИЛ, стиральная машина ЗВИ и автобусная касса. У входа на видном месте мы повесили карту Крыма. Она была старой, затертой на сгибах. На неё мало кто обращал внимания до того марта, когда полуостров отошел к России.

Теперь многие посетители замирали у карты и пускали слезу умиления.

? Повесили за полгода, как чувствовали, ? вежливо говорили мы.

Пространство, занятое музеем в подвале кирпичного сталинского дома, у входящих вызывало разные эмоции. Пенсионеры погружались в ностальгию по советской квартире, ребятки помоложе радовались прихиппованной атмосфере арамбольской кафешки, чудом попавшей в заснеженный двор.

Я дневал и ночевал в музее, устраивая небольшие полуакустические концерты, тематические вечера и ретроспективные кинопоказы. Такое то ли хобби, то ли развлечение занимало почти все время, и знакомым я говорил, что работаю арт-директором.

? Много зарабатываешь? ?спрашивали меня.

? На хороший ужин хватает, ? уклончиво говорил я.

Что, впрочем, было правдой, все деньги с входных билетов уходили на еду.

Так прошла зима и наступила весна, согревая кровь и веселя разум. По утрам меня посещали идеи, как еще лучше устроить дела в музее. В начале апреля я провел свой творческий вечер: читал рассказы и бренчал на гитаре, благосклонно принимая от друзей рюмки с коньяком. Чуть позже, ко Дню космонавтики, я состряпал игривую заметку, что скоро в музее заработает телепорт. Бросаешь монетку в телефон-автомат и вперед, ну или назад ? ты в будущем или в прошлом на грандиозном событии. На концерте Джими Хендрикса, например. Главная мысль заметки была в том, что грядущие шестидесятые должны были воплотить все лучшие идеи и мечты предыдущих. Тогда-то уж точно не будет никаких войн и власти денег, только «peace and love», как в раю. Ну а мы, мол, с нашим музейным проектом ? вроде мостика между шестидесятыми двух веков. Наш небольшой экскурс в прошедшие шестидесятые ? это начало открытия грядущих, где всё будет просто прекрасно. Такое вот ненавязчивое пророчество.

Заметка вторую неделю исправно получала «лайки» и «репосты», я довольный ходил по музею, время от времени отправлял двухкопеечную монетку в телефон-автомат, делая вид, что звоню в будущее, и трепался с предполагаемым абонентом о том о сём.

Вечером, закрыв музей и плотно поужинав, я привычным движением снял трубку и набрал 20-67.

? Привет, ? весело сказал я. ? Как там у нас дела в 2067-ом?

? Привет, Петя, ? услышал я чей-то бодрый голос и остолбенел. ? У нас нормально, а вот у тебя, я так понял, не очень. Попал я тут на твой творческий вечер. Это что за цирк был? Вряд ли ты меня вспомнишь… Хотя я и помогал тебе настраивать твою гитару. Гитара неплохая без бэ. Но что это такое, Петя? Ты таки умеешь играть, что настроенная гитара звучит как расстроенная. Шо такое? Барэ тебе нужно подтянуть. Однозначно. И не зажиматься самому. Зажимаешься так, что нет сил смотреть. Теперь о том, как ты читаешь рассказы. Читать рассказы даже сложнее, чем петь. Их нужно проживать каждый раз заново. Ну как сказать по-простому…

? Ты меня еще поучи, как мне свои рассказы читать, ? само собой вырвалось у меня.

? Ты их не должен прочитывать, ? продолжал голос, ? их нужно разыгрывать по ролям, по голосам. И ни в коем случае не торопиться. Торопление суть халтуры и стремления отвалить. Рассказ, особенно прочитываемый, должен как губка, пропитанная кровью, течь жизнью…

? Чего ты несешь? Ты кто? ? не выдержал я.

? Кстати, так и устаёшь меньше, а в самом счастливом случае даже наоборот, подобно вампиру имеешь некий эмоциональный профит, ? гнул своё мой собеседник. ? И напоследок. Заканчивай страдать блатными аккордами. Побольше втыкай в своё музло и хватит молиться на иконы шестидесятых, а то никакой две тысячи шестьдесят седьмой не наступит.

? Эй, кто говорит?! ?– крикнул я трубку.

? С вами говорит две тысячи сто шестьдесят седьмой, ? услышал я женский приятный голос. ? Продолжаю соединение. Добро пожаловать.

У меня застучало сердце где-то в горле, липкий туман застелил глаза и, покачнувшись, я ухватился за телефон.

? Эй, погодите, ? прошептал я, решив, что у меня сердечный приступ, ? не так быстро… я бы еще пожил…