Яким:
Он, аки лев, с погаными ворвался
Туда.
И запылал великий Киев,
И горький дым на сотню верст в округе,
Разграбленные села заволок.
И Лавра занялась, а супостаты
Громили церкви, бегая повсюду,
Рубили всех от мала до велика,
И не было пощады никому.
Улита:
Болтают больше.
Он не из таковских,
Десятки храмов ныне и часовен
Стоит по всей владимирской земле!
Петр:
Все так, сестра, своим он притворился,
Конец свой близкий зря, конец бесславный,
Спешит теперь замаливать грехи.
Но ты спроси хотя бы воеводу —
Он ездил с князем – сколько христианских
Невинных душ загублено им было,
И сколько белых храмов сожжено.
Яким:
Поганый тать, надменный половчанин.
Петр:
Прозрей, сестра, такой любить не может,
И никого он в жизни не любил -железной хваткой он за горло держит
Святую Русь.
И нынче называет себя царем…
Яким:
Он мнит себя владыкой
Не меньше цареградских василевсов,
Наместником Всевышнего, и даже творцом и покровителем земли.
А между тем волнуются уделы,
Хиреет смерд под непосильным тяглом,
И каждого ярыжные хватают,
Кто скажет слово против.
А князья,
Которых он за свору гончих держит,
Ни в грош не ставя прежние заслуги,
Тихи и раболепны перед ним.
Петр:
Не мой отец убит, а все же больно
Мне за тебя, Улита, и за братьев
Твоих, за всех Кучковичей, а пуще
За весь народ, за древние устои,
За землю, покореженную им.
И потому скажу тебе открыто,
Что в сговоре давно уже со всеми
Мы братьями твоими и роднею —
От изверга избавить наш народ.
Улита:
Но сын мой!
Петр:
Хм, прости меня, княгиня.
Двоих уж нет, а Юрия не любит
Отец…
Улита:
А вы?
Яким:
Княгиня, все пустое,
Мы Юрию худого не желаем,
И рады бы его поставить князем,
Когда б признал он вотчинное право,
И не тиранил преданных бояр.
А что гуляет – дело молодое,
Покуда молод, пусть себе резвится,
Худого мы ему не причиним.
Петр:
Решайся же!
Он прежде выгнал братьев,
Своих же кровных, с мачехою вкупе,
С племянниками в гретчину, а завтра —
Кого?
Яким: