Принимая во внимание

– Не понял.

– Перестань. Всё ты прекрасно понял. Небось, в голове то сейчас прокручиваешь одну мысль: и чего этот москвич ко мне прицепился? Василий Трифонович оттуда прибыл? Из первопрестольной! А значит, можно было бы и на месте, перед командировкой, до вылета, о нём всё узнать. Ведь так, Константинович?

– Предположим.

– Да так, именно, что так. И, самое интересное, ты прав. Я действительно об Иванове справки наводил. К сожалению, лично знаком с ним не был: он убыл к вам в тот год, когда меня в столицу из Минска перевели. На повышение. Правда, видел пару раз. Мельком. А вот лично – нет. Но мне много интересного о нём рассказали, люди из его бывшего окружения. Не желаешь послушать? Время есть.

– Представьте себе, нет.

Малышев мелкими глотками осушил стакан.

– А напрасно. – Глебский отложил вилку, но к чаю не притронулся. – Много, много узнал любопытного.

– Я придерживаюсь старого, закостенелого правила: о покойниках говорить либо хорошее, либо ничего.

– Согласен. Только не в данном случае. Кстати, Константинович, тебе известно, что ваш начальник писал на тебя докладные в Москву?

Малышев похолодел. Таких слов услышать из уст следователя он никак не ожидал.

– Нет. Про это ничего не знаю.

– Теперь знай. Шесть докладных. Подробных. Со всеми выкладками. После рассмотрения, которых наверху было принято решение отказать майору Малышеву в присвоении очередного звания.

Александр Константинович сглотнул вмиг набежавшую, горькую слюну:

– Ты их видел?

– Да что ты. Не тот уровень. Но человеку, который мне про них рассказал, всецело доверяю. Как тебе информация?

Малышев аккуратно поставил стакан на стол.

– Бог ему судья.

– Да нет, Константинович. Позволь с тобой не согласиться. Иванова наказал не Бог, а вполне живой человек. Ударом в челюсть. Чем и сократил жизнь товарища Иванова. А ты ведь его недолюбливал, верно? Да не отмалчивайся, и так понятно. Едва начал свой рассказ о событиях второго марта. Интонация, паузы: всё говорило о твоём отношении к Иванову. Так то вот. Кстати, где ты был в ночь убийства?

– Ого! – И без того узкие глаза майора превратились щёлку. – Какой резкий переход от беседы к допросу!

– Ошибаешься. Просто у меня такая манера вести разговор. Привычка. Рано, или поздно, я бы всё равно задал тебе этот вопрос. Так как?

– В тот вечер я находился в областной больнице. До трёх ночи. У меня сын в реанимации. После операции.

– Прости. Не знал.

– Ничего, всё должно обойтись. Будешь проверять?

– Буду.

– Спасибо за откровенность.

– А я не Василий Трифонович. Фигу в кармане носить не собираюсь. Кофе здесь есть?

– Нет. Если хочешь, можем подняться ко мне.

– Буду премного благодарен. Признаться, спать хочется неимоверно.

На лестнице Малышев решился поинтересоваться:

– Что ты имел в виду, когда сказали про фигу?

На лестнице, кроме них, никого не было, однако, Глебский отвечал еле слышно, так, что даже майору пришлось сосредоточиться, чтобы распознать сказанное:

– Гнида он был, Василий Трифонович. Не знаю, как здесь прижился, но в Москве о нём до сих пор вспоминают незлым, тихим словцом.

– По причине?

Глебский подождал, пока мимо них, отдав честь, не прошёл один из сотрудников управления. После чего продолжил:

– В каждом деле есть исполнители. Плохие, хорошие – без разницы. Главное, они есть. Без них – никак. От их работы многое зависит. Не всё, но очень многое. Они могут качественно выполнить приказ. А могут его слегка, так сказать, похерить. Однако, в любом случае, это будет только выполнение приказа, распоряжения, называй, как хочешь, и не более. Но, среди этой братии имеется одна порода, которая не просто выполняет приказы. Она их выполняет с вдохновением. Я бы даже сказал, с рвением. Порода исполнителей – виртуозов. Это те, кто свою работу превращает в некое творчество, я бы даже не побоялся сказать, в искусство исполнительского мастерства. Когда они не просто выполняют работу, а делают это виртуозно. Не красиво, а именно – виртуозно. К примеру, простой исполнитель просто возьмёт и вынесет мусорное ведро. Молча. Как необходимое действие. А виртуоз поступит иначе. Он мусорное ведро обернёт в фольгу. Так, чтобы все видели блеск в его работе. Будет нести то самое ведро, не скрываясь от взглядов посторонних, ничего не стыдясь. При этом, ещё включит бравурный марш, чтобы все знали, что это он, именно он, а не кто другой, выносит мусор.

– Странное сравнение. И что? – усмехнулся Малышев.

– Запомнил, это хорошо. Так вот, товарищ Иванов был лучшим из исполнителей – виртуозов.

– Был бы лучшим, не попал на периферию. – Вставил реплику Малышев.

– А вот тут ошибаешься. Именно потому, что был виртуозом, потому и попал. Как исполнитель Иванов в столице вёл себя просто восхитительно. – В голосе Глебского звучала едкая ирония. – Любое мероприятие мог превратить в событие планетарного масштаба. И всё бы у него складывалось хорошо, да только не на ту фигуру Василий Трифонович поставил. Ему бы нос по ветру держал, То и до сей поры торчал бы в столице. А он дал промашку. Такие вещи наверху не прощают не только простым исполнителям, но и виртуозам.

– То есть? Сказал «а», говори и дальше.

– У вас, здесь, о Московском скандале, в ноябре шестьдесят второго года, слухи ходили?

Малышев пожал плечами:

– Это связано с нашей службой?

– Нет. – Глебский усмехнулся. – Как же вы далеки от всех столичных перипетий.

Майор нахмурился.

– Да, далековато. И это нам в вину поставишь?

– Перестань. Между нами только начали складываться более – менее нормальные отношения, и я бы не хотел их испортить. Связано не с вами, а с Ивановым. Напомню. В ноябре 1962-го, состоялась выставка современного искусства. Как мне рассказали, не бог весть что. Какая-то мазня на холстах. Непонятные статуи. Словом, отрыв от действительности, полная фантасмагория. Хрущёву, естественно, не понравилось. Он, как мне рассказывали, был жутко возмущён. Разорался на организаторов. Приказал художников разогнать, выставку закрыть. И вот тут случилась одна прелюбопытнейшая вещь. Если бы распоряжение Никиты Сергеевича поручили выполнить простому исполнителю, среднего звена, то об этой выставке никто, никогда и ничего не узнал. Ну, проходило что-то на Манежной площади. И что? Ну, выставили нечто. Что – не известно! Постояло да закрылось. То ли от холода, то ли от нехватки посетителей. Сплетни бы умерли, ещё не родившись. Но, кому, как вы думаете, досталась почётная миссия это сделать?

– Иванову.

– Совершенно верно! Другой, будь на его месте, просто бы прикрыл лавочку, да и вся недолга. Замок на двери, все по хатам. Однако, Василий Трифонович на тот момент уже стал исполнителем – виртуозом. Иванов, к тому времени, успел занять пост третьего секретаря Московского горкома партии, стремился к должности второго. А хотелось то стать первым! Вот потому, наш виртуоз и решил выпендриться. Нагнал бульдозеры со строек, и давай утюжить творения современного искусства. На глазах шокированной общественности и западной прессы. А чтобы художники не бузили, ещё и милицию привлекли. Тогда арестовали что-то около тридцати человек. Вспомнил?

– Краем уха до нас эта весточка долетала. И что?