Жил-был отряд пограничный. Музей истории 41 Нахичеванского пограничного отряда. Том 5

* * *

От С.Прудько: 28 мая 2013 года ушёл в вечный дозор наш сослуживец по 41 погранотряду Владимир Иванович Вахненко. Он начинал свою офицерскую службу на заставе «Пусьян» (№6) и я, конечно же, не мог упустить такого случая разговорить его об этом периоде времени. Несколько раз Владимир делился отдельными воспоминаниями, но собрать всё воедино в цельный рассказ так и не успел.

Я сделаю попытку объединить все фрагменты его сообщений и рассказать о заставе «Пусьян», как она виделась глазами Владимира Вахненко.

В 1972 году я окончил Московское высшее пограничное командное училище и после завершения своего отпуска прибыл в августе того же года в 41 Нахичеванский пограничный отряд. Начальником пограничного отряда только-только стал полковник Каледин Валентин Петрович, а начальником штаба отряда уже несколько лет был полковник Ширан Виктор Феодосьевич. О них обоих у меня сложились самые добрые воспоминания.

Распределён я был на пограничную заставу «Пусьян» (№6) в должности заместителя начальника заставы по боевой подготовке.

Начальником этой заставы был опытный командир-капитан Василий Иванович Лубик (впоследствии он был переведён на повышение в отдел кадров нашего округа, а его на заставе сменил майор Кадун). Капитан Лубик многому научил в начале моей офицерской службы.

С первых дней пребывания на нахичеванской земле ощутил особенности климата, сочетающего суровые морозы с жестокой жарой в летние месяцы, что делало службу на границе непростой.

Запомнился замполит заставы Виктор Саблин – офицер из числа «двухгадюшников», так в пограничной среде называли офицеров, призванных на короткий срок. В те времена из-за нехватки на границе офицерского состава на советских предприятиях проводился набор для прохождения службы на заставах сроком на два года. Призванные на службу люди проходили краткосрочную подготовку, получали звание младшего лейтенанта – и вперёд.

У Виктора была одна странная привычка: в разговоре он никогда не смотрел на собеседника, его взгляд всегда был куда-то «под потолок». Когда он бурно на что-то реагировал, то снимал с головы фуражку и бросал её на пол.

Каждое подразделение отряда имело свой телефонный позывной: шестая застава – «Речник», управление погранотряда – «Наплыв».

Как-то звонит на заставу начальник штаба отряда полковник Ширан. Лейтенант Саблин, в это время находившийся в дежурной комнате, берёт трубку и отвечает:

– Витька Саблин с «Речника» слушает!

– А это Витька Ширан с «Наплыва»…

Немая сцена. А разговор этот происходил по громкоговорящей связи. Солдаты, слышавшие эту «беседу», хохотали несколько дней! С тех пор Витька Саблин с «Речника» стал живой легендой не только Нахичеванского отряда, но и всего Краснознамённого Закавказского пограничного округа…

Расскажу о случае, который запомнился мне на всю жизнь.

1972 год. Суббота, на заставе – банный день. Личный состав, помывшись и поужинав, смотрит кинофильм. Как сейчас помню, картина называлась «Последняя реликвия». Пограничная застава №6 находилась на сложном оперативном направлении и поэтому имела систему С-100, контрольно-следовую полосу и два рубежа перекрытия границы. Расстояние между системой и берегом Аракса (граница проходила по реке Аракс) было около шести километров. Охраняемый участок представлял собой почти ровную местность, и к рубежу вели накатанные дороги, которые позволяли в любую погоду автомашине с пограничниками с большой скоростью и с хорошим опережением выдвинуться на рубеж перекрытия, не давая никаких шансов нарушителю государственной границы уйти за кордон. Многочисленные тренировки периодически подтверждали это.

Но тренировки – тренировками, а в жизни заставы были и настоящие довольно частые сработки, так как застава была ещё и на продуваемом ветрами направлении, и на систему много чего приносило песчаными бурями.

С большим опережением перекрывался дальний рубеж за проволочным заграждением, а уж сзади него последней преградой для нарушителя был Аракс, до которого ему ещё по открытой местности надо было добежать. Опережение или, правильнее сказать, упреждение составляло порядка 20—25 минут, и получалось, что застава ждала это время, пока нарушитель доберётся до Аракса.

В тот день был сильный ветер, и всё время шёл дождь. За вечер и ночь произошло более десяти сработок системы на участке левого фланга, на которые застава неизменно поднималась «В ружьё!», перекрывала рубеж, а тревожная группа отрабатывала возможный след с осмотром сработавшего участка С-100 на предмет обнаружения следов нарушения. Но кроме травы перекати-поле с запутавшимися кусочками тонкой проволоки, которая используется на границе, и той же проволоки на системе, ничего другого не находила. Освобождалась система от травы и проволочек, и после проверки все возвращались на заставу и продолжали смотреть фильм. Система была влажной, что увеличивало количество фальшивых сработок и всегда добавляло хлопот личному составу заставы, а выход в наряды никто не отменял, и перед выходом каждому хотелось отдохнуть, но зуммер-колокол над крыльцом всё надрывался после очередной сработки. Мокрые и усталые пограничники встретили утро с надеждой на то, что уже пора прекратить бегать на сработки, перекрывать, ждать и ни с чем возвращаться. А вот «Последнюю реликвию» досмотрели только в воскресенье.

В 70-е годы на заставе «Пусьян» всё было в норме: застава опрятная, с местными дружили, питание великолепное. Командование заставы постоянно держало во внимании вопросы укрепления дружбы и воспитания местного населения, проводило регулярные встречи с активом добровольной пограничной дружины, состоявшей из жителей приграничного района, нередко выступало перед школьниками близлежащего села, организовывало встречи с пионерами на заставе. Одна из таких встреч и запечатлена на прилагаемом фото.

На участке заставы было много диких гусей и уток (на островах), часто встречались кабаны и зайцы. Мне капитан Лубик при убытии оставил ружьё и целый чемодан с патронами. Зимой я охотился ночью на левом фланге заставы на зайцев. Морозы в иные периоды были и до минус 20. Я одевал полушубок, шапку завязывал снизу, патроны распихивал по карманам, садился в кузов старенького ГАЗ-51 (с фароискателем). Водителем газика был Вася Лебеденко (уволился или в конце 72-го, или в мае 73-го). Привозил я за поездку 5—6 зайцев, отдавал на кухню.

В тёплое время года ловили в Араксе рыбу (сомы, сазаны, кутум). В свой выходной податься было некуда (только к Али в харчевню в посёлке Пусьян), поэтому я брал с собой двух-трёх солдат с заставы и с удочками выезжали на реку. Рыба там не пуганная, я не видел, чтобы иранцы с сопредельной стороны занимались рыбалкой. За одну рыбалку (2—3 часа) застава целую неделю питалась свежей рыбой.

Личный состав всегда гордился службой на «Речнике».

Через некоторое время я был откомандирован в гарнизон нашего отряда, командовал резервной заставой, а в конце января 1974 года перевёлся в Батумский пограничный отряд. С тех пор связь с Нахичеванью была утрачена, но служба в Нахичеванском пограничном отряде запомнилась навсегда.

Пятигорским городским военкоматом я был призван служить в составе пограничных войск. Утром 1 июля 1965 года на автобусе нашу группу призывников отправили в город Ставрополь на сборный пункт, откуда через некоторое время поездом мы выехали до станции Кавказской. В этом месте нашу группу объединили с новобранцами из Ростова-на-Дону и области, и разместили на основной поезд в сторону города Баку. Иначе говоря, нас везли на южные рубежи страны, но куда именно – до последнего момента никто из сопровождающих нас не говорил. Только по прибытии на станцию Нахичевань-на-Араксе нам сказали: приехали.

На машинах нашу группу призывников привезли в гарнизон отряда, сразу напоили горячим чаем, после чего последовали баня, переодевание в военную форму одежды, обед, а вечером мы смотрели кино «Ключи от неба» и наконец-то дождались отбоя. Утром 5 июля 1965 года нам был обьявлен подъём, так для нас начался трёхмесячный учебный пункт.

Конечно, было тяжело, но постепенно стали привыкать к распорядку дня и нагрузкам. По окончании учебного пункта на комиссии нас распределили по заставам. Я и ещё 15 новобранцев были направлены на заставу, которая в те годы носила порядковый номер 6, её буквенный почтовый литер – Ж. Привезли нас туда на грузовой крытой машине. Первое впечатление было неплохим: застава нам понравилась, нас принял начальник заставы майор Евдошенко Николай Николаевич, под началом которого я прослужил почти год. Это был хороший командир, душа-человек, к личному составу всегда обращался уважительно: товарищи пограничники. Заместителем по боевой подготовке на заставе был капитан Кадун Борис Иванович.

Казарма заставы была типовой, как и на многих других заставах. В помещениях тепло и сухо, отопление было централизованное водяное от заставской котельни, которую топили углём. С электроэнергией тоже было всё в порядке. Баня отапливалась кустарником – чавриком, который мы заготавливали на берегу реки Аракс. Столовая и кухня располагались вместе, имели опрятный вид. Кормили на заставе очень хорошо.

В качестве дополнительного питания регулярно выдавалось молоко, поскольку на заставе держали корову. Ухаживал за ней и кормил один из пограничников. На заставе ещё сохранялась конюшня, но лошадей уже не было. Зато была машина ГАЗ-51. Использовалась она для вывоза нарядов на охраняемые участки и днём и в ночное время.

Застава изначально была обнесена забором (дувалом), построенном на глиняном растворе и камне. Со временем вместо него сделали бетонную ограду и мне поручили её штукатурить с обеих сторон. Вот с обеспечением водой на заставе дело обстояло хуже – кругом был солончак, и в колодце вода была солёная. Для питья и приготовления пищи воду привозили в цистерне. На правом фланге в тылу системы С-100 где-то примерно 100—150 метров от неё был источник, из которого постоянно вытекала вода. В русле этого источника была оборудована скважина, позволявшая делать забор воды.

На территории заставы проживали и семьи офицеров. Жён начальника заставы и его заместителя звали Мария, детей на заставе я никогда не видел. Женщины не работали, но иногда выезжали в город Ереван. Размещались семьи офицеров в отдельных домиках на территории заставы.

Застава находилась на равнинной местности, вокруг был пустырь, из-за солончака ничего не росло кроме верблюжьей колючки. Вдалеке были селения: с одной стороны Диадин, а с противоположной стороны примерно в полукилометре от заставы – Пусьян. Рядом с селением Пусьян проходила железная дорога, соединяющая города Ереван и Баку. На станции Пусьян поезд делал остановку. К прибытию поезда пограничный наряд выдвигался для проверки документов у пассажиров, которые выходили на этой станции, а заодно опускали письма пограничников в почтовый ящик поезда.

Расстояние от заставы до заградительной системы и центральных ворот было немалое, где-то примерно около одного километра, а то и больше. В этом был большой минус, так как во время тревоги «В ружьё!» пограничники теряли время на выдвижение к границе. Кроме того, от центральных ворот до границы по реке Аракс расстояние было около двух километров и всё надо было успеть вовремя перекрыть. На центральных воротах всегда в ночное время выставлялся наряд, и это давало шанс на задержание возможного нарушителя границы. Охрана границы осуществлялась выставлением нарядов на наиболее вероятном направлении движения нарушителя. Это был прилегающий к Араксу район, где заградительные сооружения системы С-100 близко располагались от реки, особенно на правом фланге. При этом здесь же, в районе 1—2 участков правого фланга, прижатом к Араксу, находилось небольшое селение Диадин. Этот населённый пункт выглядел очень удручённо своими строениями – глинобитными мазанками. Левый фланг участка заставы более-менее безопасен, там непроходимые камыши и болота. На правом и левом фланге были оборудованы вышки НП.

Меня на службу на посты наблюдения направляли очень редко. Моя служба преимущественно проходила в составе наряда «часовой границы» и начиналась она с проверки определённых участков КСП. В наряд заступал либо с вечера до полуночи, либо с полуночи до утра. В охране границы наряды применяли прибор «Кристалл». Уже к концу моей службы в 1968 году на заставу поступил автомобиль ЗИЛ-130 с прожектором в кузове. Дальность освещения по периметру составляла семь километров, в луче всё видно, как на ладони.

Проверкой состояния и обслуживанием контрольно-заградительной системы С-100 занимались связисты. На заставе их было двое: старший связист и связист. Старший связист готовил, так сказать, себе смену. Примерно в конце 1966 года начальника заставы Евдошенко Н. Н. переводят в отряд на повышение, а вместо него назначили начальником молодого лейтенанта Лубик Василия Ивановича. Радости никакой у личного состава не было, так как нужно было привыкать к другому офицеру, у которого характер и обращение к пограничникам оказались отвратительные. Напишу только одно, что за время службы с ним я забыл слово пограничник. Обращение к нам всем было «товарищи солдаты».

Немного поясню о происшествиях на заставе, как это виделось мне. Пограничник Карелин В. заразился не понятно как чумой, говорили, от грызунов и через три дня умер. Это было в конце 1966 года. Нам, всему личному составу, после этого случая десять дней подряд делали уколы по три раза в день. Хорошо, что всё завершилось нормально. При этом мы продолжали несение службы, изолирования никакого не было. А в самом начале моей службы на заставе в 1965 году молодой пограничник совершил самострел и умер в санчасти отряда через три часа. Прошёл слух, что кто-то научил его, как можно комиссоваться, чтобы не попасть под суд. Но, увы, он не рассчитал, что загнал в патронник патрон с трассирующей пулей.

В свободное от службы и занятий время мы смотрели телевизор, играли в шахматы, занимались на спортплощадке. Я не помню, чтобы к нам на заставу кто-то приехал с концертами или лекциями.

В 1967 и особенно в 1968 годах нас стало беспокоить и довольно часто землетрясение. Дважды, а может и больше, мы просто вылетали наружу в окна в такие моменты, под ногами ощущалось, будто земля уходила из-под нас. Ворота качались, как маятник. Однажды, действуя по тревоге «В ружьё», на повороте в направлении центральных ворот мы едва не перевернулись на машине, так как в эту минуту снова произошло землетрясение.

Так пролетели три года и три месяца службы. Ближе к увольнению мы готовили свою форму одежды, всё подогнали, прошивали погончики, сапоги начищали до невероятного блеска. При убытии с заставы в отряд проводов, как таковых, не было. 30 сентября 1968 года с подъёма я занимался тем, что в помещении заставы «железнил» цементом полы. Ко мне подошёл начальник заставы Лубик В. И. и говорит: «Собирайся, Горбатко», а когда я спросил: «Куда?», то начальник заставы пояснил, что вечером я должен поездом выехать в отряд. Вот и весь ритуал.

Первого октября, а это мой день рождения, я был уволен. Когда наша партия увольняемых ехала на поезде в отряд, было уже темно, а граница вся горела огнями по пути движения состава – это были проводы со стороны оставшихся продолжать службу. 2 октября 1968 года, получив документы увольнения, я покинул пределы войсковой части 2062 – нашего пограничного отряда. Сопровождающим нашей группы уволенных был мой первый начальник заставы, теперь уже подполковник Евдошенко Н. Н.

ПОСТ 46

Пограничная застава 50-х – 70-х годов

в воспоминаниях ветеранов-нахичеванцев

(продолжение).

Пограничная застава «Кивраг» 41 НахПО

Мой отец – Калачев Евгений Васильевич – участник Великой Отечественной войны, ветеран Нахичеванского пограничного отряда, ушёл в вечный дозор в 2000 году. Поэтому воспоминания о той пограничной заставе «Кивраг», на которой он служил, и которая в период его службы в отряде именовалась под №7, попробую изложить я, его сын Виталий, с дополнениями от моего старшего брата – Вячеслава.

В марте 1963 года вся наша семья переехала из Пришиба, где проходил службу отец в 43 пограничном отряде, в Нахичевань, в 41 пограничный отряд, куда его перевели по службе на должность заместителя начальника 7 пограничной заставы «Кивраг» по политчасти.