После обеда, ровно в два часа дня, прибыл Пафнутьев, а Алексия под предлогом того, что к ней приехал отец, ускользнула от Вики и парикмахеров с визажистами.
– Виталий Борисович, где мы можем поговорить без лишних ушей? – поинтересовался я у него, переглянувшись с Лесей.
– Где угодно, Алексей Александрович. – Пафнутьев обозначил улыбку. – К вам в особняк сегодня ожидается визит августейшей семьи, вся аппаратура уже отключена.
– Только не поймите меня превратно, Виталий Борисович, я уже вас в баню хотел вести, – хмыкнул я.
– Вы будете смеяться, Алексей Александрович, – продолжил он, – но даже в парилке вы не застрахованы… от лишних ушей. Дворцовые мне не подчиняются, и я ничего вам гарантировать не могу. – Пафнутьев развёл руками. – Но сегодня процентов девяносто девять на отсутствие прослушки я дам. Приказ всем службам поступил однозначный, и у разных там слишком ретивых энтузиастов радиодела в случае обнаружения слишком уж большой шанс переехать на длительное проживание в Бутырку.
– Тогда пойдёмте ко мне в покои, – предложил я. – Там нас побеспокоят только в случае крайней необходимости.
– Как скажете, Алексей Александрович, – кивнул он.
После того как мы втроём расположились у меня в гостиной, я не стал делать длинные заходы, а спросил у Пафнутьева прямо:
– Виталий Борисович, вы в курсе того, что Алексия колдунья?
Ни один мускул не дрогнул на лице сотрудника Канцелярии, а что на меня произвело ещё большее впечатление, так это то, что Пафнутьев на Лесю даже не покосился, продолжая смотреть прямо мне в глаза.
– Это какая-то шутка, Алексей Александрович? – спросил наконец он.
– Помните ту ночь, когда мы с вами Дашковым визит вежливости наносили? – Пафнутьев кивнул. – Так вот, когда пьяная Вяземская делилась с нами подробностями беседы с моей бабушкой, она имела неосторожность заявить Лесе, что та на очереди у государыни следующая. Разволновавшаяся Леся засветилась и на эмоциях погасила Вяземскую.
– Вяземская поняла, что произошло? – подобрался Пафнутьев.
– Нет, – помотал я головой. – Слишком была пьяна.
Виталий Борисович перевёл взгляд на дочь:
– Почему мне не доложилась? – ледяным тоном, от которого девушка поёжилась, спросил он.
– Испугалась, пап… – прошептала она.
– Виталий Борисович, – решил вмешаться я, – это был мой приказ, Алексия здесь совершенно ни при чём.
– Кто бы сомневался, – обозначил он улыбку, переведя взгляд на меня. – Кто ещё в курсе?
– Только мы трое. Больше никто. – Похоже, разговор начал переходить в конструктивное русло.
И я не ошибся:
– Я так понимаю, вы мне не просто так только сейчас об этих вещах решили рассказать? – Пафнутьев смотрел на меня вопросительно.
– Вот и именно, Виталий Борисович. – кивнул я. – Дело в том, что способности Леси начали просыпаться. Я это вижу.
– Бл@дь! – Пафнутьев вскочил, растеряв всю свою невозмутимость, и начал мерить шагами гостиную. – Не было печали, да черти накачали!
Алексия, не отрываясь, следила за отцом, а я подумал: «Не черти, а черт!»
– Слушай, Алексей, – он остановился передо мной, – может, это ты Леську как-то нечаянно разбудил?
– Точно нет, Виталий Борисович, – помотал головой я. – Мне кажется, это после той ночи как раз и началось. Стресс-то у Леси тогда серьёзный случился… – на ходу придумывал я.
– Может… – протянул он и посмотрел на дочь. – И так сколько лет особых проявлений не было, боженька миловал… Но когда-то это все же должно было случиться. Лесенька, не переживай, мы с Алексеем что-нибудь обязательно придумаем. – Он повернулся ко мне. – Да ведь, Алексей?
– Да, Виталий Борисович, – кивнул я. – Обязательно.
– Ладно… – он наконец уселся в кресло. – Эмоции оставим в стороне. Теперь подробности, Алексей, – буквально потребовал он.
Понятно, что ни о каком ночном визите Ивана-Колдуна в мой особняк я никому сообщать не планировал, и это в первую очередь касалось Пафнутьева, которого я мог контролировать только через Алексию, но делать этого не собирался ни в коем случае. Мой рассказ был краток – проснувшись вчера, почуял со стороны Алексии слабенькое давление и глянул девушку, которая светилась. При ближайшем рассмотрении заметил небольшие позитивные изменения в её доспехе, которые к вечеру продолжили по чуть-чуть, но усиливаться. Как и сегодня. Рассказал и про наш вчерашний разговор с Лесей, состоявшийся после того, как она умудрилась почуять моё к ней внимание.
Рассказ внимательно слушал не только Виталий Борисович, но и сама Алексия.
– Лесенька, – обратился он к дочери голосом, в котором чувствовалась теплота, – теперь для полноты картины поделись с нами своими ощущениями. – На что она с готовностью кивнула.
Ничего нового я для себя не услышал. Единственное, за что переживал, это за то, что Леся начнёт описывать свои ощущения от вчерашней ночи и невольно натолкнёт Пафнутьева на подозрения об истинной причине пробуждения дремавших способностей. Но, слава богу, ничего такого она не сказала.
Когда Алексия закончила, Виталий Борисович задумался. Мы с девушкой тоже молчали. Я вообще в этой ситуации не собирался проявлять какую-либо инициативу – Пафнутьев опытнейший сотрудник Тайной канцелярии, умудрявшийся столько лет скрывать от своего ведомства способности приёмной дочери, и не мне его учить, как дела делать.
Наконец Виталий Борисович выдохнул, поднял на меня глаза и спросил:
– Алексей, ты сможешь снова сделать Лесю… обычной?
– Боюсь, что нет, – я развёл руками. – Могу только наоборот… И то не сильно в этом уверен. Сами понимаете, особая специфика.
– Вы сейчас вообще про что? – срывающимся голосом спросила Леся, сидевшая совсем уж с несчастным видом. – Какая специфика? Почему наоборот? Лёшка, ты что, можешь мне как-то помочь, или я не так вас двоих поняла? Я хочу обратно стать нормальной!
За меня ответил её отец:
– Лесенька, успокойся! Это были просто мысли вслух. Алексей лучше меня разбирается в данной проблематике, вот я и уточнял у него разные варианты, которые мы обязаны рассмотреть. Сама понимаешь, у Лебедева я проконсультироваться не могу… Вообще ни у кого не могу…
– Поняла, пап… – Леся чуть не плакала. – Мне хоть из дома-то позволено будет выходить? А как теперь с гастролями быть? И с карьерой? – она закрыла лицо руками и всхлипнула.
Пафнутьев ничего не ответил, а в ожидании уставился на меня глазами, в которых без труда читалась надежда. Я же кивнул ему, пересел к Лесе поближе и приобнял.
– Лесенька, все будет хорошо, вот увидишь! – начал я успокаивать. – А сейчас нам с Виталием Борисовичем надо переговорить с глазу на глаз. Побудь, пожалуйста, пока в спальне.
– Нет! – дёрнулась она. – Говорите при мне! Меня это всё в первую очередь касается!
Я посмотрел на Пафнутьева, который кивнул, давая понять, что не против присутствия дочери.
– Хорошо, Леся, оставайся. – Я погладил девушку по голове. – Времени у нас не так много, так что сиди тихо и просто слушай. Вопросы нам потом будешь задавать. Договорились?
– Да.
– Вот и славно, – я снова отсел, чтобы Леся отнеслась к услышанному более серьёзно. – Виталий Борисович, давайте я опишу вам ситуацию, как я её вижу, а вы посоветуете, как нам дальше с этим жить? Вы не возражаете?
– Не возражаю и очень внимательно слушаю, – кивнул он.