SMYÖ

– Да. Те документы, которые у тебя есть – все фальшивка, – последнее слово было произнесено с надрывом. – Паспорт поддельный, но подделка очень грамотная. Поэтому он может быть кем угодно: преступником, бывшим зеком, психопатом, ты понимаешь?

Внутри меня все сжалось. На миг я был как будто в невесомости, а потом быстро вернулся на землю. У меня закружилась голова, участилось дыхание, сердце стучало так сильно, что, казалось, оно с каждым ударом наматывает на себя все мои внутренности. И ледяной жар, исходивший откуда-то из затылка, растекся по плечам и спине, вызвав мелкие мурашки, которые высыпали на моих руках под свитером.

– И что мне делать? – еле-еле произнес я, приходя в себя.

– Думаю, тебе стоит взять оружие и поспешить туда.

Разговор прервался – Макаров отвел трубку и на кого-то гаркнул отборным матом. В голосе Макарова чувствовалась нервозность. Это понятно, потому

что если что-нибудь со мной случится, то отвечать он будет перед Москвой, а это чревато потерей «кресла».

– Может быть что угодно, понимаешь? – Макаров вновь обратился ко мне. – Может все банкиры уже прикончены.

– Оружие со мной, – ответил я Макарову. – Я уже в пути.

– Александр, будь очень осторожен. Я сейчас переговорю с МВДшниками, чтобы они направили своих к базе и выдвинулись за тобой. Когда подойдешь к их стоянке – осмотрись. Ничего не делай геройского. Это очень влиятельные люди нашего города. Они должны быть вне опасности. Если, – он запнулся и продолжил уже полушепотом: – если с ними что-нибудь случится, нас всех тут и в хвост и в гриву, понимаешь?

– Понимаю, – произнес я сочувственно, – буду действовать по обстоятельствам.

Я двинулся дальше по тропинке, продолжая держать трубку у уха.

– Александр, поспеши туда, – Макаров, видимо, от такого поворота событий с трудом подбирал слова.

– Да, но хочу предупредить, что связь тут не очень. Я могу быть недоступен.

– Алекс… р, не… будь ос… и еще одно… самое главное это… – вся связь перешла в бульканье и шипение.

– Блядь! – выругался я вслух и ускорил шаг, на ходу засовывая мобильник в карман штанов.

Новости были не очень приятными. Теперь мой поход превращался в не наблюдательный, а спасательный. Это не входило в мои планы. Если это была шутка моих сибирских коллег, то она была не совсем уместная в виду неутешительного прогноза погоды. Хотя по голосу Макарова было понятно, что человек действительно взволнован. Моя практика допросов настолько натренировала мой и без того острый слух, что я могу отличить, когда человек волнуется, а когда играет.

Еще одно, что меня волновало, так это личность Новикова. Макаров упомянул, что возможно это бывший заключенный. Всем понятно, что тюрьма не исправительное учреждение. Там некому исправлять, а все находящиеся там социальные элементы не желают исправляться. Все зеки уходят еще дальше от социума в среде подобных себе. И после проведенных лет в такой компании, им не остается ничего более как, после некоторого времени на свободе, вернуться в лоно злых собак, сторожил на вышках и жесткому голосу дубинок.

Нужно было спешить в лагерь к озеру, пока не нагрянул ураган. Дело было дрянь!

Досье #6

Годовалов Федор Георгиевич – родился в 1977 году в городе Кемерово в семье работников завода. В 90-х вся семья переезжает в Красноярск, где он и поступает в Красноярский государственный университет на математический факультет. В 2000 году поступает в аспирантуру. В 2003 заканчивает аспирантуру.

В 2003 году – устраивается в енисейский банковский консорциум. В 2006 году – возглавляет отдел аналитики.

В 2010 году – становиться заместителем директора банка. С 2014 года – директор банка.

Женат. Воспитывает дочь. Жена возглавляет центр пластической хирургии. Имеет недвижимость в Швейцарии, Москве и Красноярске. В свободное время играет на пианино. На загородной даче разводит собак породы доберман. В свободное время читает лекции в университете. Не употребляет алкоголь.

* * * *

Через двадцать минут я оказался на поляне, на которой хаотично были разбросаны тентовые желтые домики, и наспех собранные конструкции, напоминающие навесы. Все постройки были законсервированы и смиренно ждали скорую зиму. Большая туристическая стоянка, о которой говорила женщина на базе, предстала передо мной во всей осенней красе. Я, не медля ни секунды, направился к небольшому домику, выделявшемуся среди всего этого хаоса, из трубы которого еле- еле, тонкой ниточкой, в небо уходил дым. Тропинка тут стала более бугристой.

Подойдя к лавочке, сделанной из поваленного дерева, я увидел табличку, на которой мелом было написано: «Кафе». Видимо, летом здесь действительно весело. Я сразу представил кучу студентов и прожженных туристов, которые с большими рюкзаками спускаются с гор и останавливаются здесь для отдыха и развлечений. Звучат гитары, трещит костер и звездное небо прямо у тебя над головой.

Я взошел на небольшое крылечко и заглянул в окно. В домике никого не было. Маленькая печь в углу, какое-то подобие кровати, сколоченное из досок, небольшой столик перед окном, на котором стояла пепельница с окурками дешевых сигарет. Я на всякий случай постучал, перед тем как войти. Дверь со скрипом подалась и я вошел в небольшую комнатку.

В домике никого не наблюдалось – что и не стало для меня удивлением. Тут было то же самое, что я увидел в окно, только на стене была вешалка, на которой красовались два тулупа и болталась старая выцветшая футболка. В избушке было тепло и пахло горелой древесиной и кашей. Источник последнего запаха я обнаружил возле печки – небольшая зеленая кастрюлька стояла в одиночестве на полу.

Вдруг резко потемнело. Я вышел на улицу и увидел, как большая могучая туча, выбравшаяся из-за горы, закрыла небо. Подул ветер, но уже прохладный. Не долго думая, я одел куртку. Еще не хватало простудится.

Закрыв дверь, я поторопился назад к тропе. Нужно было идти дальше. Такая туча предвещала не дружелюбную погоду. Тропа довела меня до края поляны и оттуда пошла вверх.

* * * *

С Мариной каждая встреча становилась невыносимее предыдущей. Даже, казалось, воскресный вечер, который должен быть спокойным и уютным, наполнялся хаосом, что выводило меня из себя, и переходил в ругань. Я не мог понять, что было не так, что я делал не то.

– Ты не можешь понять, что между нами уже не так, как было раньше?

– Что я не могу понять? – спросил я, следуя за ней в другую комнату и вдыхая шлейф ее сладких тяжелых духов.

– Ты изменился! Я тебя вижу всего лишь несколько часов в неделю. Это не семья! – Марина перешла на крик.

– Ты же знаешь, что служба у меня не простая, – говорил я ей свои доводы. – Ты же прекрасно понимала это, когда выходила за меня замуж.

После этих слов она резко повернулась и посмотрела на меня своими большим карими глазами, которые были полны слез. Повисла тяжелая, закладывающая уши, тишина. Казалось, вся жизнь соседей и улиц остановилась и слушала наш разговор. Она смотрела глазами, в которых уже не было любви, а было лишь разочарование и отчаяние. Она медленно попятилась от меня к стене, словно я был незнакомцем, и разрыдалась. Марина медленно сползала по стене к полу и сквозь рыдания выкрикивала:

– Какая же я была дура! Дура! Дура! Дура! Дура…

Я попытался робкими скованными движениями прикоснуться к ней и утешить, но она резко ударила меня по руке, оставляя на ней след от ногтей, и громко сквозь зубы сказала:

– Не прикасайся ко мне, слышишь!

– Да что с тобой? – выкрикнул я, потеряв терпение. – Каждый раз заводишь на пустом месте скандал, ничего не объясняя. Как ты думаешь, легко ли мне? А?

Я быстро вышел из комнаты, схватил с вешалки куртку и покинул квартиру, громко хлопнув входной дверью. Сквозь эхо подъезда я слышал, как громко плакала Марина. А я, словно пережеванный и сплюнутый судьбой огрызок, вышел на улицу, в ночь.

* * * *

Тропинка была туристической во всех смыслах этого слова. Она была сделана из железных блоков. Все было сварено и скреплено на совесть. По правую сторону были перила, которые оказывали незаменимую помощь при подъемах. Она мне напоминала железные эвакуационные лестницы, какие можно увидеть в офисных зданиях или кинотеатрах.

Тропа вела меня сквозь плотные заросли вечнозеленого леса. Тут, на удивление, трава была зеленая и не было снега. Запахи дикого леса и гор были непередаваемы. Иногда откуда-то из зарослей слышались крики птиц. Одни напоминали жалобные стоны, другие – барабанную дробь. Видимо, они увидели меня и давали знать остальным обитателям леса, что тут чужой, инородное тело.

Тяжелая темная туча настолько плотно закрывала небо, что обеденное время, стало вдруг сумеречным. Я достал из кармана телефон и глянул на экран – 13:40. Ты знаешь, что разгар дня, а видишь вокруг себя сумерки. Это никак не срасталось в мое голове.

Подул сильный ветер. На тропинке его практически не ощущалось, но подняв голову вверх, я увидел, как бешено колышутся верхушки сосен, издавая шум. Внизу высокая трава тоже беспокойно волновалась, напоминая волны перед бурей.

Я шел вперед. Тропа вела меня в гору. Нужно было немного ускорить шаг, чтобы успеть вернуться до заката. Мысли о том, что случайно ли мое пребывание здесь и это задание, которое обернулось опасной оболочкой, не давали мне покоя. Я пытался в голове сопоставить существующие факты и данные – все было впустую. Я пришел к заключению, что все, что происходило, чистая случайность.

Не выходил из моих мыслей и Новиков. Как нужно уметь убеждать людей, чтобы они поехали с тобой за пятьсот километров мало того в горы, в дикую местность, в палатку? Хотя все эти люди состоятельные и могут позволить себе не то что снять отель или бизнес-зал, а построить новый дом отдыха прямо тут, в горах.

Что-то тут было неладное.