Откуда я иду, или Сны в Красном городе

– Откуда паровоз? – Подумал он.– Везде тепловозы давно.

Только проехал поезд, а вместо него на том же месте появился город Кызылдала. Площадь была видна, фонари на ней светились, вдали сбоку бросала блики электролампочек от стёкол гостиница «Целинная». И свой дом Сухарев сразу нашел. По улицам ездили машины, бродили люди, а возле Дворца шахтёров играл духовой оркестр и танцевал пёстро одетый народ. Виктор снял и Кызылдалу.

– Первый, а, Первый, Вы меня слышите? – Крикнул Сухарев.

– Конечно, Виктор. Что ты хочешь?

– Помогите, чтобы мои фотографии получились. А то я снимал мираж недавно. А он не вышел. Светлое пятно и всё.

– Хорошо. Всё будет видно. Я уже задал программу. Давай, работай.

Виктор снял город, После щелчка затвора Кызылдала исчезла и на её месте появилось море. На фоне горящих шаров Сухарев видел огромные теплоходы на рейде и маленькие моторные лодки, которые носились вдоль берега. Из лодок весело кричали тонкие девичьи голоса, уверенно перебивая тарахтенье моторов. Снял он и эту картину.

А потом перед ним вырос лес. Сосны, высотой под тридцать метров, перед ними луг с цветами, а на лугу десяток раскидистых берёз, под которыми на одеялах лежали люди в плавках и купальниках. Дети ловили бабочек, а ребята повзрослее играли в волейбол, встав в круг. Сухарев снял картинку и пошел на луг. Дотронулся до берёзы, понюхал цветы и нарвал букетик Лариске. Вернулся на место, оглянулся. Над горизонтом висели огненные шары. Не было ни леса, ни поезда, ни моря, а Кызылдалы ещё раньше испарился. Потом и шары резко взмыли вверх и через минуту опустились, проваливаясь под землю там же, откуда вылетели.

– Вот будут кадры. Первый обещал, что всё получится. – Виктор шел к машине довольный. Удачный был вечер. Смущало только то, что он чувствовал как дотронулся до берёзы, а цветы Ларискины крепко держал в руке и нюхал иногда. Но ведь если это мираж, то цветов в руке быть не должно.

– И берёзу я бы не смог тронуть.– Сухарев понюхал правую ладонь. Она пахла берёзовой корой. – Это ж, блин, настоящий запах. Не кажется, а настоящий. И я ведь чувствовал шершавую кору и запах берёзовых листьев, который ни с чем не спутаешь. Тогда что это было? Поезд настоящий? Море тоже? Город наш… Все пишут и очень красочно рассказывают о миражах. Это известно давно. Но если удачно получатся фотографии, значит всё было настоящее!?

В машину он сел молча и цветы дал понюхать Цыбареву.

– Откуда здесь колокольчики и ромашки? – Вытаращил глаза Жора. – Сроду не было.

– Да ты многого тут не видел. Потому, что этого многого, всякого загадочного вроде как никогда не существовало. А вот видишь – есть, блин! Вот тебе натуральная аномалия. Подарок научному миру. Ты хоть шары огненные видел слева от себя? – Засмеялся Сухарев и они поехали назад в город.

– Не видел я ни черта.– Зевнул Жора.– Я в шахматы играл.

– Домой давай бегом.– Сказал Сухарев.– Я сегодня программу недели выполнил за четыре часа. Повезло просто.

Лариса спала. Виктор поставил цветы в вазу с водой. Установил её на стул, а стул принёс к кровати. Прямо к подушке, на которой крепким сном спала Лара. Разделся, аккуратно перелез через неё и уткнулся носом в стену.

– Надо же. – Подумал он, пытаясь задремать.– Возможно, сегодняшние дела потянут на скромное, но всё же открытие. И вскоре уснул без снов. Жаркие ночи в июле хранит степь. Вроде бы всегда к утру становится прохладнее. Везде так. Но не в Тургайской зоне. Здесь в шесть часов утра так, будто солнце и не пряталось на западе. А укрылось на ночь за тучей и дышит на Землю двадцатью градусами выше ноля. Спать тяжело. Вентилятор гоняет по комнате те же двадцать градусов, и только если вставать ночью раз пять и мочить простынь, которой укрываешься – тогда можно и уснуть крепко до высыхания простыни.

Сухарев почему- то устал и спал, ничем не укрываясь, как и Лариса. В семь часов он пошел на кухню, выпил бутылку кефира из холодильника. Потом пошел в ванную. Там было всё приспособлено для проявки плёнки и печати. Увеличитель стоял на широкой трёхслойной фанере, уложенной на края ванны. Красный фонарь висел на гвоздике сзади увеличителя. Ну и ванночки для проявителя, воды и фиксажа на фанере разместились уютно и удобно. Сухарев погасил свет, плёнку вкрутил в бачок и залил проявителем. Промыл через пятнадцать минут и закрепитель залил. После промывки внимательно посмотрел каждый кадрик. Только один снимок не получился. Когда он сфотографировал Жору, расставляющего шахматы. Остальное вышло отлично. Идущая на него тысяча инопланетян, поезд, теплоход, море с лодками и девушками, лес, волейболисты, Кызылдала и огненные шары над землёй.

– Ой, цветы! Какие замечательные! – Это проснулась Лара. – У нас в степи не растут такие. Не видела. Ты где их сорвал, Витя? На клумбе возле обкома? Ну, они тебе врежут если сторож тебя засёк.

Она принесла вазу на кухню, поцеловала Виктора и с наслаждением стала вдыхать аромат оранжевых цветов, названия которых они оба не знали и никогда таких не видели.

– Это цветы из миража.– Почему – то сдавленным голосом доложил Сухарев. Как огромную сокровенную тайну. – Ночью приходили инопланетяне. Те же, у которых я был. Работали на поверхности. Они сначала огненные шары запустили для своих дел, а потом показали мне несколько миражей. Которые, как ты догадываешься, наверное, и не миражи вовсе. Цветы, луг, лес, наш город, поезд, море с теплоходом. Ну, посмотришь на снимках. Буду печатать сегодня. И цветы я отдельно снял. А послезавтра поеду в Зарайск. Покажу снимки профессорам и расскажу как всё было. Цветы вот как бы сохранить? Завянут же, блин.

– Я тогда гербарий тебе сделаю. Между страничками книги разложу и проглажу утюгом. Будут как живые. – Лара ещё раз понюхала букет и даже глаза закрыла от удовольствия. – Я когда в Златоусте жила, то ходила из школы в четыре кружка Дома пионеров. Вышивки, ботаники, рисования и домоводства. Да плюс в две библиотеки и музыкальную школу. Потом в Свердловскую консерваторию поступила. Но чему в кружках учили – не забыла. Так что – не переживай. Цветы будут как свежие.

Вечером Виктор напечатал фотографии. Всё на них было чётко видно, но вокруг каждой картинки ясно проглядывался мягкий, туманный, почти прозрачный ореол из десятков разнообразных созвездий. И Весы там были, и Большая Медведица, Лебедь, Орион. Лира, Проксима Центавра и какие – то ещё.

– Это тут рядом с городом всё? – Почти испуганно спросила Лариса.– Витя, мне кажется, ты влез в какое – то очень опасное для тебя дело. В тайну Чужих Галактик и Вселенных. Миражи тут видят многие. Но цветы твои – не мираж. И всё, что на снимках- реальность. А созвездия в ореолах только подтверждают, что кто- то из других миров позволил тебе дотронуться до возможностей высших цивилизаций.

– Вот какая мне досталась умная женщина! Засмеялся Сухарев. – Ведь как правильно мыслишь. А!?

– Мне почему – то за тебя страшно. Чувствую то ли беду, то ли большую неприятность.– Лариса ушла в спальню и долго стояла у окна, с тревогой в глазах глядя внутрь глубины далёкого неба.

Сухарев позвонил в институт и договорился с Дороховым о встрече. Да вот послезавтра у профессоров не получалось. Экзамены принимали. Только через неделю. И прошла она быстро за суетой домашней и приёмом гостей, священнослужителей церковных, которые три дня по очереди группками приходили к Виктору прощаться и выпить отвальную. Пили они крепко, и уже хорошо поддав, тоже ругали Библию, но Господа самого не трогали. Перед отъездом, после буйной пьянки с бывшими коллегами, Сухарев день откисал в горячей ванной и большими дозами глушил капустный рассол. За ним Лара специально бегала в столовую рудоуправления.

Через неделю, часа за три до отправки автобуса, Виктор и Лариса вспомнили о цветах, из которых надо было срочно сделать утюгом гербарий. Цветы оказались на высоком кухонном шкафу. Вода в вазе была прозрачной, а цветы – свежими, будто пять минут назад сорванными.

– Ни фига себе! – Как это? Жара ведь в комнате.– Удивился Сухарев.

– А я что говорила! – Лара вытаращила глаза, разглядывая каждый свеженький лепесток.– Так не бывает! Боюсь я, Витя. Такие чудеса – не к добру. Точно.

Решили гербарий не делать, а завернуть концы цветов в мокрую тряпку, потом сделать из двух газет кулёк побольше и туда поместить букет, а сверху кулёк свернуть.

– Сделаем гербарий в институте. Утюг они там найдут.– Виктор уложил фотографии, плёнки и тетрадь с записями в портфель, газетный саркофаг для цветов прихватил за конец левой рукой. Правой сначала прижал к себе Ларису, поцеловал, взял портфель и пошел к двери.

– Витя, честно, страшно мне.– Догнала его Лариса.– Может не поедешь? Чувствую – будет что- то плохое. Позвони им, просто расскажи словами, да и достаточно.

– Лара, это феномен. Это открытие. Переворот в области академических знаний. – Сухарев помолчал. – Не бойся. Ничего не случится. Мой эксперимент точно двинет науку о неземном дальше и выше. Всё. Поехал. Опаздываю.

Из института он позвонил ей на работу и сказал, что доклад прошел четко на «ура!», а цветы как и были – свежие. Сейчас ректор в Москву звонит, в Академию Наук. Надо собрать экстренную конференцию физиков, химиков, биологов и астрономов на пятницу. Это через три дня. Полечу я, если решат там, а Маслов и Дорохов не летят. Ректор сказал, что я сам управлюсь. В пятницу он позвонил ей из Москвы и снова доложил, что букет такой же. Как новенький, а мокрую тряпку он убрал ещё в Зарайске. И, сказал ещё, что конференция через час начинается. Лариса почему- то молча всё выслушала. Долго не отвечала ничего и потом произнесла сквозь слёзы.

– Отмени конференцию

– Да собрались все доктора наук, профессора, лауреаты всяких премий.– Сухарев говорил шепотом.– Как я теперь отменю? Меня же за идиота примут. Так в науке не делается.

– Витя, милый!..– Лариса зарыдала и Виктор аккуратно уложил трубку на телефон.

Три часа он рассказывал, показывал снимки. Было сто человек, примерно, и каждый фотографии недоверчиво, но внимательно разглядывал.

– А цветы из миража вот они. Свежие. Сорваны две недели назад. Цветы пустили по рядам. Было удивительно тихо. Никто даже не кашлянул.

– Да, там часто миражи.– Сказал солидный мужчина лет шестидесяти в роговых очках и красивом синем костюме. – А Вы, говорите, были в бункере у инопланетян, познакомились, говорили с ними? И потом в степи ночью их встречали?

– Ну, да – Улыбнулся Сухарев. – Их главный и сказал мне, что специально для меня миражи запустил натуральные. То есть не воображаемое отражение в воздухе, не голограммы, а всё настоящее. И сказал, что поможет, чтобы все фотографии получились. Вот они. Перед вами. Чистейшие кадры.

– Хм.– С первого ряда поднялся седой дед с белым лохматым волосом и в белом мятом свитере.– Я доктор философии Вахрушев. – Позвольте спросить. Голос Высшего Вселенского Разума что Вам говорил? И вы имели возможность его переспросить, вопрос задать?

– Говорил он о многом. Я переспрашивал иногда. Он отвечал. Да. О морали говорили, о нравственности, о боге. Критиковал Голос и Бога, и Библию. Я потом проверял Библию. Он точно все несоответствия называл. Давал он мне знания из области всех наук, знакомил с культурой вселенской, наукой, историей. Чтобы я потом людям знания передавал. Он сказал недавно, что у меня уже абсолютные знания и разум на уровне среднего вселенского.

– А цветы эти, значит, к Голосу Разума не имеют отношения? – Спросила полная женщина в меховой накидке из черно – бурой лисы. Сохранилась засушенная голова, лапы, хвост. Накинута чернобурка была на красивое черное платье с блёстками.

– Нет.– Виктор поднял руку.– Все цветы я сорвал в мираже леса, луга и играющих на лугу детей. Перед этим сквозь меня прошла тысяча фиолетовых инопланетян, у которых я был раньше в лаборатории. И старший инопланетянин сказал, что снимки получатся. И что все миражи, которые я увижу – это реальность. Ну, он правду говорил. Смотрите – цветы третью неделю без воды, а как только сейчас сорванные. Я ещё с Высшим Разумом, с его Голосом об этом феномене не говорил.

Один из работников Академии Наук ещё раз внимательно поглядел на Виктора, тяжело поднялся и медленно вышел из зала. Еще примерно час все спрашивали Сухарева. Разные вопросы задавали о встречах его с фиолетовыми жителями созвездия Весов, да ещё о темах лекций Голоса Вселенского Разума. И, наконец, заместитель председателя Академии, сидевший за столом рядом с Виктором, объявил, что конференция окончена и пожал Сухареву руку.

Ученые молча и медленно вышли из зала, а заместитель и Виктор собрали все снимки, бумаги, цветы взяли и двинулись к нему в кабинет. Там кроме двух сотрудников сидели трое мужиков в белых халатах. Двое крупных, с ладонями, побольше, чем у Сухарева. А один худенький, лет пятидесяти с острым взглядом и доброй улыбкой.

– Нам надо проверить состояние Вашего разума на приборах. Я слушал весь Ваш доклад вот по этому ретранслятору. От микрофона голоса идут на этот вот приёмник. Ну, поедем?

– Поедем, конечно.– Улыбнулся Виктор.– В Зарайске проверяли. Сказали – нормально всё. Разум развитый.