Тимлиды

Вячеслав вышел из такси на пересечении Таврической и Кирочной, издалека заметив Ивана. Тот стоял у арки своего дома, держа в руках два стаканчика кофе. Мужчины поприветствовали друг друга.

– Бери кофе, это тебе, тут потрясающая кофейня, лучший кофе города. Прогуляемся?

– Давайте. Я бы предложил в Таврик, но он скорее всего закрыт из-за пандемии, – с грустью сказал Вячеслав. Администрация города закрывала парки, считая, что там высок риск заражения новым вирусом.

– Не сдавайся так рано, что-нибудь придумаем, – Иван отхлебнул кофе и бодрой походкой двинулся по Таврической, Вячеслав еле успевал. Людей в саду не было, ворота были закрыты, и перед ними висело предупреждение о недопустимости входа.

– Что вы задумали, Иван Андреевич?

– За мной, спортсмен, – Иван перешел улицу и, увидев место, где через забор можно было перепрыгнуть, сделал это. Вячеслав с удивлением смотрел, как его немолодой друг ловко приземлился на стороне парка и пружинящей походкой пошел по тропинке, помахав рукой. Последовав через забор и догнав товарища, Вячеслав со смехом произнес:

– Каков план на случай, если нас будут выгонять? Уверен, тут есть служитель, который следит за садом. Бегство?

– А вон и наш служитель, – Иван кивнул в направлении идущего к ним человека в униформе и пошел ему навстречу.

– Здравствуй, Иван Андреевич! – работник парка протянул руку для приветствия. Пожимая ее, Иван ответил:

– И тебе привет, Василий Петрович!

– Опять ты хулиганишь. Через забор перелез?

– Все ты про меня знаешь. Я ненадолго, полчаса. Ладно?

– Гуляй, Иван Андреевич, пока моя смена, – служитель хлопнул приятеля по плечу и пошел своей дорогой. Когда он отошел, Вячеслав спросил с улыбкой:

– А так можно было?

– Строгость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения. А с Васей мы полжизни знакомы, живем в соседних домах. Он вообще физик, доктор наук. А на пенсии вот так подрабатывает. Ну и мы ж плохого ничего не делаем. Нас тут в парке сейчас трое, постарайся никого не заразить коронавирусом, а то я расскажу губернатору, – Иван рассмеялся своей угрозе. Губернатор был городским посмешищем, впрочем, и позором.

Мужчины некоторое время шли молча. Подойдя к пруду, они остановились, и Иван сказал с улыбкой:

– А ведь дело-то удалось, а?

– Ещё не финал, но идет хорошо, да.

– Судя по биржевым сводкам более чем хорошо. Сделал ставку?

– Сделал.

– Я вот поставил на рост пары других банков. Ведь если этот рухнет, кому будет хорошо? Их конкурентам. А впрочем, я те банки и раньше покупал, понадежнее они твоих Воловиных.

– Моих? Вот уж эти точно не мои.

– Ты же их выбрал. Этой дряни в стране много, а выбрал именно этих ты. Я ведь как-то пересекался с папашей этой банкира, ещё в Союзе, перед развалом. Нас, криптографов, отправили на конференцию в Австрию, обсуждали новый стандарт шифрования. Я молодой был, наверно, только-только кандидатскую защитил. И к нашей группе приставили чекиста – как раз этого Воловина. Из-за имени его запомнил – Вилен, это же инициалы Владимира Ильича Ленина. Попортила нам крови эта крыса. Молодой, наглый, академикам «ты» говорил, к аспирантке приставал, помню. Следил за нами, чуть ли не обыски устраивал. Все как у людей.

– Хорошего человека в честь Ленина не назовут.

– Это да. А я ведь тебе не рассказал, что у меня случилось в прошлое воскресенье. Хочешь послушать, почему я включился в дело?

– Конечно хочу, Иван Андреевич, рассказывайте.

– А история грустная. По выходным с старым приятелем играю в шахматы. Стараемся не пропускать, каждую неделю встречаемся у него или у меня, играем, он мне про их богемную жизнь рассказывает, про выставки, я ему – про свеженькое в технологиях. У нас эта традиция уже лет десять точно. Ну и в воскресенье поиграли, я его разнес, выхожу довольный на набережную, иду к Невскому. Я люблю обратно от него пешком прогуляться, если погода позволяет. Стемнело уже. Ближе к проспекту, издалека вижу: женщина что-то кричит и размахивает руками. А освещёние не яркое там. Короче, показалось мне, будто это мама моя: рост такой же и пальто у Екатерины Игоревны такое же есть. А ты ж знаешь, она у меня активная, любит выйти погулять. Правда обычно она дальше Таврического не заходит, но в тот момент я об этом не подумал. Иду к ней, даже рукой помахал, кажется. А она в мою сторону не смотрит, с кем-то на Невском будто говорит, громко, но слов разобрать не могу. И тут я вспоминаю, что на Невском-то неспокойно – демонстрация! У меня какой-то страх поднимается в душе, я бегу вперед, к ней. И пока я бегу, вижу, что навстречу ей быстро идет полицейский в этой их сбруе, знаешь: шлем, щит, дубинка. И, подойдя к ней, не останавливаясь, бьет ее сапогом в живот. Видел может быть, как в кино двери ногой выбивают, вот так же и здесь. Она отлетает, падает на спину. Я бегу изо всех сил, у меня паника, ещё люди подбегают, это же Невский, людей всегда много. Подбежал к ней, а это не моя мама, другая женщина, похожая чем-то, такая же маленькая, сухонькая. И знаешь, что я почувствовал? Сразу отступило волнение. Представляешь? Если не моя мать, волнения как ни бывало. То есть мое подсознание говорит: если упыри бьют не мою мать, а чью-то чужую мать – это ладно, лишь бы не мою. И вот я стоял там и думал: что стало с моим городом, что стало со мной? Скорую конечно вызвал, прежде чем эту рефлексию развести. А те с дубинками ещё и документы проверять у всех начали, могли и меня как неблагонадежного в участок увезти.

– Я читал в новостях про ту женщину, жива.

– Крепкие мы, русские. И дурные: любым оккупантам себя бить позволяем.

– Без вашей помощи дело шло бы сложнее.

– Не преувеличивай. Я только документацию по их проекту достал. Сложно было состыковать все части: у них же хаос в разработке. Проектирования толком нет, зато есть постоянный зуд что-то переделывать. Даже стыдно, что основу их системы проектировал я в том числе. Нас же, как подрядчика, на старте их предприятия попросили архитектуру нарисовать. А потом из этой архитектуры сделали какую-то ерунду из говна и палок.

Иван Андреевич замолчал, вспоминая, с каким увлечением разрабатывал архитектурную документацию на старте проекта Императорского банка. Тогда ещё не было даже названия заказчика, от них как подрядчика требовалось спроектировать некий новый интернет-банк. Задача была необычная, тем и захватывала. Знай Иван подробности о проекте и заказчиках, он бы воздержался от участия. Но тогда, два года назад, несколько архитекторов их компании были увлечены и воодушевлены амбициозной технической задачей.

– Пойдем обедать, замерзаю. Екатерина Игоревна солянку приготовила. Ты же любишь солянку?

4. Размышления

Проводив Вячеслава, Иван прошел в свой кабинет. Под ногами скрипел паркет, настенные часы размеренно задавали ритм, за окном внезапно сквозь серое небо пробилось солнце. Иван сел в кресло и включил ноутбук. Быстро найдя каталог с документацией Императорского банка, он открыл первоначальный набросок архитектуры. Иван нашел схему, с которой начался весь проект, откинулся на спинку кресла и, не отрываясь взглядом от экрана, задумался. Он вспомнил, как все начиналось. В компанию пришел новый заказ: спроектировать интернет-банк. В общих чертах были даны вводные, в остальном предоставлялась полная свобода творчества. К задаче подключились пятеро архитекторов и ещё несколько старших системных аналитиков, и работа закипела. Кто-то пошел от частного к общему, начав с изучения успешных интернет-банков, с анализа существующего. Иван сделал иначе. В общих чертах понимая требуемый функционал системы, представляя аналогичные системы, он с другими архитекторами начал проектирование с продумывания концепции. Так как проект стартовал с нуля, то они решили строить его на основе последних технологических достижений отрасли, на лучшем, что было в индустрии.

Задача захватила всех участвующих. Утром, придя в офис, можно было обнаружить, что у доски в общем зале стояли архитекторы и аналитики, некоторые ещё в куртках, и эмоционально обсуждали идеи. Входившие в офис коллеги, видя дискуссию, сначала шли к доске и включались в диалог и лишь потом, минут через пятнадцать, вспоминали, что забыли раздеться, шли в гардероб. Кто-то не хотел тратить время и скидывал куртки здесь же, на подоконник, не теряя нить общей дискуссии. Первый час работы проходил в этом дружеском взаимном обогащении идеями. Сам по себе интернет-банк не был такой уж пленяющей задумкой, он был лишь площадкой, возможностью, на основе которой рождалась техническая дискуссия. В сущности это мог быть любой сложный, масштабный it-проект на начальной стадии, дальше дело было за участниками. Не сговариваясь, вокруг проекта сплотилось несколько высококлассных специалистов, а вокруг них уже и остальные. К проекту подключился весь офис, даже те, кто не относился к нему, кто работал на других проектах. В зале стояло несколько больших досок для схематичного наброска идей, и вокруг них постоянно велось обсуждение.

Через месяц после начала работы этот проект стал влиять на соседние. Каждый, кто даже просто слушал ежедневные дискуссии архитекторов и аналитиков, неожиданно для себя наталкивался на способы улучшения своих собственных проектов. Какая-то небольшая, не принципиальная идея, услышанная у досок со схемами, оказывалась чрезвычайно важной и легко реализуемой для другого проекта. Так открывались точки роста в проектах, где давно был застой. Через два месяца менеджеры команд с других этажей офисного здания стали посылать своих сотрудников послушать дискуссии вокруг проекта интернет-банка.

А потом пришел заказчик и промежуточные результаты проработки архитектуры проекта были показаны ему. На первом же совместном совещании был разителен контраст между современными идеями и воодушевлением технарей с одной стороны и заказчиком, воспринимавшим с критикой все предлагаемое, с другой. Несколько таких совещаний позволили выяснить, что все технические решения проекта будут приняты менеджерами-гуманитариями банка на основе технологий десятилетней давности. Набор технологий, знакомых менеджерам и, прежде всего, директору банка Андрею Воловину, стал зыбким фундаментом.

Схема, на которую сейчас смотрел Иван, никогда не была реализована. Была реализована другая, которая сделала проект в шесть раз дороже на этапе разработки и в четыре – на этапе эксплуатации. Каждый месяц эксплуатации стендов, работы системы стоил десятки миллионов рублей. А мог стоить в четыре раза меньше. Объясняя заказчику пользу новых технических решений, акцентируя внимание на их большей практичности – скорости обработки информации, стоимости хранения – архитекторы раз за разом наталкивались на непонимание. Глухая стена игнорирования любых мало-мальски прогрессивных идей свела на нет воодушевление команды. Все меньше людей собиралось вокруг досок проекта, реже возникали дискуссии, а если и случались, то от необходимости, а не по собственному желанию участников. Вскоре доски унесли в кладовку.

Вначале никто не понимал, в чем кроется причина консерватизма заказчика. Зачем использовать устаревшие технологии, если это дорого и неэффективно? Зачем отказываться от современных подходов в разработке? Первой гипотезой была мысль о низкой технической квалификации управленцев банка, принимающих решения. И она оказалась верной: руководитель разработки на стороне банка имел лишь право совещательного голоса, его мнение часто игнорировалось. Обычно в заказной разработке это норма – заказчик не обладает должными компетенциями, он идет за ними к консультантам. Консультанты, исполнители, подрядчики делают за заказчика то, что он не умеет – архитектуру, разработку, эксплуатацию продуктов. Необычное заключалось в том, что этот заказчик отвергал здравые идеи консультанта-исполнителя и хватался за устаревшее, неэффективное, дорогое, некачественное.

Когда Иван и его коллеги увидели этот паттерн в поведении заказчика, они решили проверить свой вывод, сделав А/Б-тест. Заказчику по одному частному вопросу было предложено решение, которое при обычных обстоятельствах не стоило и обсуждать. Оно делало разработку в разы трудозатратнее, существенно увеличивало стоимость. Банкирам были объяснены все отрицательные стороны решения, показаны альтернативы. Руководитель разработки, который в то время ещё не уволился из банка по собственному желанию, недоумевал: зачем предлагается что-то заведомо неудачное, неэффективное? Когда менеджеры банка крепко ухватились именно за это решение, он уволился.

Стало очевидным, у руководства банка есть причины делать проект максимально дорогим и нафаршированным архитектурными ошибками, совокупность которых превращалась в бомбу замедленного действия. А потом появились подрядчики, много подрядчиков. Каждая проблема в архитектуре и разработке была проанализирована и отдана на откуп кому-то из подрядчиков, некоторые из которых впервые работали на крупных проектах, впервые видели такие технологии, не имели релевантного опыта. Вся предыдущая история принятия неверных решений стала устойчивым обоснованием необходимости привлечения новых компаний-консультантов. Стоимость их работ была настолько завышенной, что только далекие от it люди могли не разглядеть мошенничества. Но месяц за месяцем на совещаниях от Воловина и его помощников были удовлетворенные отзывы о работе этих подрядчиков, исправляющих, как он говорил, ошибки Ивана и его команды.

Подтасовывать отчетность банка для регуляторов и биржи был занятием не из простых. Когда-то популярная двойная бухгалтерия была сложным занятием для публичных компаний. А вот вести двойную техническую отчетность было не в пример легче. Императорский банк был обычной интернет-компанией, чьей основной статьей расходов была разработка в широком смысле. И вот как раз с этими расходами, указанными на бумаге и действительно совершёнными, можно было играть. Сложность технических терминов, эфемерность разработки программного обеспечения ограждала Воловина от любопытствующих, позволяя разворовывать бюджет бизнеса его отца. Оптимистичные презентации для совета директоров имели мало общего с происходившим в банке в реальности. Так могло идти и дальше, но внезапно ситуация вышла из-под контроля и технические проблемы стали видны пользователям: их приложение перестало работать. Интернет-банк с неработающим приложением выглядел оксюмороном. Из-под контроля вышел аппетит руководителя к воровству и ощущение всемогущества. Именно они дали свои плоды.

«Прекрасно, когда человек сталкивается с результатами своих действий», – подумал Иван. Всякий раз, думая о родине, он удивлялся особенности своего народа выбрать никчемнейших людей, отдав им власть и богатство, и с упоением наблюдать, как они идут к краху, утаскивая в бездну за собой и всех остальных. Немцы, евреи, грузины были для его соотечественников идолами, которые манили их и отталкивали, как и всякое священное. Последнее время в этот винегрет обожаемых ничтожеств они стали подмешивать и своих представителей.

Иван поймал себя на этих неприятных мыслях, в которых находился уже некоторое время, и вернул себя к ощущению переживания сопричастности, которое чувствовал на старте проекта. Ностальгия по проектам, людям все чаще посещала Ивана. Он уже много лет жил будто обращенным в прошлое. В прошлом было хорошо. Будущее было однообразно: стабильно и бессобытийно. Оно раз за разом разыгрывало знакомые сценки. Иван жил ожиданием смерти. Он считал, что сделал, продумал, прочувствовал все, что хотел. Не хотелось умереть раньше матери, это бы ее расстроило. Он ждал ее. В остальном же он был готов. Дети были уже взрослые и самостоятельные, они достигли успеха. Жена умерла много лет назад. Карьера совершена. Иван дружески поддерживал этих тимлидов, их Профсоюз. «Молодцы, что объединялись, находили себя, помогали друг другу» – подумал Иван, трезво понимая, что любое объединение людей в его стране находилось под угрозой. Рабочая роль распространилась на всю его жизнь: он ощущал себя наблюдателем и консультантом, передающим свой опыт, не только как архитектор проектов. Он не скупясь делился с близкими всем, что у него было, уже не ожидая ничего взамен. Они и не могли ему ничего дать.

Иван относился к тимлидам как к своим детям. Это было больше, чем менторство, да и не в наставлении было дело. Они не нуждались в наставлениях, программах развития и личностного роста, с их карьерами было все в порядке. Но общность взглядов и постоянное общение делали свое дело: они будто занимали друг к другу заранее предрешенные роли. Иван иногда чувствовал себя патриархом, вокруг которого собралась большая семья. Или римским патрицием в окружении своих клиентов. Это был какой-то новый формат коллектива, для которого ни у Ивана, ни у других не было названия. От неимения лучшего они назвали себя Профсоюзом, но это была лишь часть правды. Это был не только профсоюз. Впрочем, работающий в России профсоюз – это уже немало! Иван задумался над названием. Семья? Кластер? Возможно, без названия и лучше.

«Здорово, что они решились что-то сделать» – подумал Иван о деле. Он был рад тому, что самосознание его друзей как-то да росло. Осознать себя общностью – прекрасно. Вдвойне прекрасно понять себя, свои интересы. А вот когда эта общность начинает действовать, проявлять себя – это была настоящая «актуализация духа», как называл это Иван. Дух этих людей, общий для них, объединяющий их, преодолел сопротивление косности, инертности и лени и выступил в реальность, стал себя проявлять в материальном мире действием. Иван смотрел на это через призму немецкой философии, которой увлекался с детства. Уроки диалектического материализма не смогли погасить этого увлечения. Впрочем, когда Иван размышлял о своих товарищах с помощью марксизма, картина становилась ещё определенней. Представители пролетариата в очередной раз осознали свою принадлежность к классу и выступили. Забавная часть этой интерпретации состояла в том, что выступили они без всяких требований и даже не обсуждали свою активность в подобной терминологии. Лишь слово «профсоюз» как-то отсылало к контексту классовой борьбы. Иван с любопытством наблюдал за развитием этого объединения в целом. А его участники вызывали не только отстраненное любопытство, но и восхищение, смешанное с волнением за их судьбу.

5. Семейный ужин

Лев сидел за обеденным столом и наблюдал, как Регина суетится вокруг. Она расставляла на столе посуду, приносила с кухни уже приготовленную еду. Иногда они встречались глазами и улыбались друг другу. На столе перед Львом стоял ноутбук, на экране которого был банковский терминал. Приказ на закрытие коротких позиций был исполнен брокером пару часов назад. Лев смотрел данные по семейному счету и не верил: за неделю их капитал вырос втрое и почти достиг десяти миллионов долларов. Исходя из текущего семейного бюджета этой суммы хватило бы на несколько поколений. В зал вбежали дети и, с криками обегая вокруг стола, скрылись на кухне. Скоро должен был приехать отец. После смерти жены, матери Льва, он стал заходить чаще.

Всю неделю Лев представлял, как семья соберется за столом, и он в торжественной атмосфере расскажет им о своем успехе и их будущей счастливой жизни. Отец был уже не молод и теперь он мог отойди от дел навсегда, путешествовать, купить парусный катамаран и обойти весь мир, как он и мечтал когда-то. Дети могли пойти в любую школу на планете и больше не сталкиваться с не по возрасту наглыми сверстниками, которых привозили в гимназию на ведомственных машинах их родителей. А они с Региной могли бы жить на берегу океана, стать виноделами или открыть ресторан. Переезд избавил бы и от семьи Регины, которая до сих пор неодобрительно смотрела на брак с старообрядцем, внося разлад в их пару. Они брали его деньги, но осуждали брак с ним. Лев с любовью посмотрел на грациозную жену, поставившую на стол тяжелый таджин с мясом и с шутливым укором показавшую пальчиком на ноутбук. Отвлекаться за столом была запрещёно не только детям. Лев согласно кивнул и закрыл ноутбук.