Мангуп
– Не сомневайся, Александр!
– Ещё одно. Вчера Штефаном получены донесения из Турции. Мехмед готовится к новой войне.
– Опять поход на Молдову?
– Как сообщает шпион, пока удар по Молдове откладывается. Готовится экспедиция для захвата Греческих островов, но идут разговоры, что удар перенацелят на Тавриду против генуэзцев и нас, феодоритов. Что планирует Мехмед по отношению к татарам, шпион не знает. Думаю, султан попытается привлечь татар на свою сторону, ведь турки и татары единоверцы.
– Да, нелёгкие времена нас ожидают. Надеюсь, выстоим, ведь Молдова выстояла, а она смогла собрать лишь около пятидесяти тысяч воинов. И победила. Хороший пример для подражания.
– Впереди ещё одна война, самая страшная, самая беспощадная, ведь речь в ней идёт о выживании целого народа, нашего народа. Я слышал от Штефана, что через несколько дней из Килии отправляется судно в Каффу. Постарайся на него успеть.
– Что мне собираться. Через час и выеду. Вещей не накопил.
– До встречи в Феодоро! Подготовь людей. Возьми все мои деньги для подкупа архонтов.
– Не беспокойся, князь. Всё будет сделано.
– Не сглазь, я ещё не князь.
– В душе, в сердце своём ты уже князь. Остальное дело наше, твоих подданных. Через месяц, другой, сядешь на отчий престол.
– Надеюсь, бескровно,– сказал Александр и обнял друга.
Александр поговорил со Штефаном, и Господарь поддержал планы княжича, пообещал ему выделить триста воинов и корабль для возвращения отчего престола.
Александр попросил Штефана дать ему молодых, бессемейных воинов и назначить командиром отряда Рареша – молодого, талантливого военачальника. Штефан не возражал, и скоро Рареш занялся комплектованием, вооружением и обучением отряда. Александр часто приходил в казарму, где разместился отряд, узнавал нужды воинов, занимался их бытовыми и семейными проблемами.
Пётр Рареш познакомил Александра со своей семьёй, и скоро София сдружилась с женой Рареша, простой женщиной, ходила с ней вместе в храм, на базар.
Александр продолжал тренироваться с учителями фехтования, опять вызвал своего старого слугу Василия, чтобы отрабатывать на нём приёмы, освоенные под руководством учителей. Василий жаловался, демонстрировал всем свои синяки, но щедрая оплата за нанесённые побои с лихвой компенсировала издержки и неприятности его работы.
Вечера Александр проводил с молодой женой. Они ужинали, слушали вечернюю службу, ходили по городу, любуясь храмами, причудливыми каменными дворцами бояр, чудесным видом с мощных стен Цитадели, потом шли к себе и любили друг друга.
С каждым днём, с каждым мгновением, проведённым вместе, их тела становились всё более умелыми, чуткими. Они стремились доставить друг другу как можно большее наслаждение, и их любовь теперь длилась долго, пока София, измождённая, не откидывалась на подушку, не в силах встать с постели. Её ноги дрожали, её тело билось в конвульсиях, а паморочное состояние длилось часами. Но утром она была свежа и чиста, словно это не её вчера била дрожь, не у неё отказывали ноги, словно не было вовсе изнурительной, восхитительной ночи любви.
Однажды, когда Александр после нежных прелюдий и медленных сладостных ласк слишком жёстко, в бешеном темпе овладел ею, она сказала, едва не теряя сознание:
– Осторожнее, а то навредишь нашему ребёнку.
– Ты беременна?
Александр заглянул в зелёные глаза, и сквозь морок, сквозь блаженство и негу увидел в них радость, уверенность в правоте и гордость, что она смогла, что она родит ребёнка. И тогда его душа наполнилась благодарностью, восхищением своей прекрасной молодой женой, а новая волна нежности бросила их в объятия друг друга.
Шло время. Штефан постоянно находился в разъездах: посещал соляные копи, дающие один из основных доходов в казну господаря, храмы и монастыри, помогая им, решая их проблемы, поручая священнослужителям молиться богу за Молдову.
Господарь решил перевести столицу в Яссы, и для этого ему нужны были строители, архитекторы, рабочие. Штефан занимался своим обычным делом: строил страну, укреплял города и крепости, обеспечивал её будущее.
Александр завидовал Штефану, и остро ощущал своё ничтожное положение приживалы, но надежда не покидала его, и когда, наконец, прибыл гонец от Теодорика с письмом: «Исаак умер. Всё готово, князь, поспеши!», он приказал слугам собрать его немедленно, сразу послал гонца к Штефану с просьбой выделить корабль. Через три дня гонец прибыл с положительным ответом, и Александр в тот же день выехал в Килию, попрощавшись с Софией.
Её глаза были мокрые от слёз. Она обнимала княжича и просила:
– Возьми меня с собой.
Но он был непреклонен.
– Как только стану князем, тут же пришлю за тобой корабль. А пока жди меня, молись за нас и береги нашего сына.
Кони рванули с места. Триста всадников минули ворота крепости, окружённый рвом и частоколом город, почерневший от дождей посад, скрылись в сером моросящем дожде. Скоро весна. Скоро зазеленеет мир, осуществятся надежды, воплотятся мечты. Скоро жизнь повернётся круто. Что уготовано ему судьбой? Что уготовано его жене, ещё не родившемуся ребёнку?
Мощная крепость Килия, так и не взятая турками во время недавнего похода Сулеймана-паши, встретила Александра и его отряд цветущей весной. Распустились деревья, прилетели птицы, плодородные равнины были порыты светло-зелёными всходами. Грустно стало Александру, что в такое замечательное время он вынужден расстаться с Софией. На Дунае напротив Килии уже ожидал Александра большой неф, построенный в Венеции. Александр познакомился с его капитаном, итальянцем по имени Филипп. Капитан провёл Александра по судну, с гордостью объясняя княжичу его устройство и восхваляя непревзойдённые, как он искренне считал, мореходные качества.
Тяжёлый неф с крутыми бортами имел фок-мачту и грот-мачту с прямыми, бизань мачту – с косыми латинскими парусами. Три палубы, не считая палуб надстройки, позволяли вместить достаточно большой груз. Рядом с нефом стояли одномачтовые корабли двойного назначения, изготовленные в Молдове. Для их постройки широко использовали молдавский дуб и карпатскую сосну. Вдоль бортов у этих судов были вырезаны круглые окна, закрытые решётками. Во время штормов, как объяснил капитан, решётки меняют на специальные пробки.
Началась погрузка. Триста человек, несмотря на опасения Александра, легко разместились в трюмах и на палубах нефа. В специальный загон на верхней палубе поместили два десятка лошадей. Потом занялись погрузкой легких трофейных пушек, подаренных Штефаном, припасов, фуража для лошадей. К вечеру все работы были завершены. Отход судна наметили на утро следующего дня.
Вечером Александр, которому капитан выделил отдельную каюту в надстройке юта, любовался закатом солнца, спокойной гладью воды устья Дуная. Тоска по Софии и неопределённость, осознание своей ничтожности перед громадой этого необъятного мира, смутили душу княжича. На какое-то мгновение захотелось стать маленьким, поплакать, спрятаться от жёстокого мира за спиной у могучего отца, мамы, но потом он успокоился, ощутил свои мощные упругие мышцы, и ему стало стыдно за минутную слабость.
Солнце пало за пустынные степи Бессарабии. Александр пошёл в каюту и, не зажигая лампу, лёг на узкую койку, вспоминая печальное лицо Софии, последние слова прощания, ещё раз ощутил душой ту нежную супружескую теплоту, которая только зарождалась между ними.
Ночью подул слабый морской бриз, неф чуть покачивало, и княжич во сне опять прощался с Софией, опять скакал мимо зеленеющих полей Молдовы на великолепном вороном молдавском жеребце. Лёгкий весенний ветерок трепал его волосы, гладил щёки, словно это София пришла сказать ему ещё раз до свидания!
Он проснулся, продолжая ощущать тёплое прикосновение на своей щеке, увидел серый свет наступающего дня, и склонившееся над ним улыбающееся лицо.
– София? Ты?
– А кто может быть ещё?– рассмеялась София, и обняла, поцеловала в губы, а он был несказанно рад, словно только и ждал её неожиданного приезда, надеялся на него втайне.
– Ты почему здесь? Ведь мы всё обговорили!
– В Сучаве получили послание от шпиона. Эскадра турок с армией вышла из Константинополя и направилась к порту Фонарь, откуда возьмёт курс на Синоп, а после пополнения запасов направится к генуэзской Каффе.
Радостная улыбка застыла гримасой на лице Александр. Он молчал, его глаза смотрели в пустоту. Наконец, он сказал:
– Значит, этим летом турки будут у стен Феодоро. Значит, в это роковое лето встанет вопрос о жизни и смерти княжества Феодоро. Возвращайся в Сучаву. Сейчас там безопаснее.
– Никогда! – её голос стал жёстким, а глаза смотрели упрямо, даже зло. – Никогда я больше не покину тебя. Мы муж и жена, значит, судьба у нас одна. Если ты погибнешь, то и мне не жить.
Он посмотрел на неё пристально, глаза в глаза и понял: спорить бесполезно. Прижал её голову к груди, гладил по волосам, шептал нежные слова. Она отстранилась, потом быстро сняла с себя одежды и голенькая, холодная как ледышка, легла рядом с ним, обняла холодными руками. Он согревал её дрожащее от утренней свежести тело, целовал полуоткрытые губы, пока желание не окрасило розовым пламенем её щёки.
С палубы доносились громкие слова команды, потом опустились на воду огромные вёсла, и судно тихо отчалило, поплыло по спокойной воде Дуная навстречу поднимающемуся над безбрежной далью солнцу, оставляя за собой бревенчатый причал, мачты многочисленных судов, мощные стены Килии с торчащими в небо жерлами громадных пушек.
София мирно спала, утомлённая дорогой. Её блестящие каштановые волосы разметались по подушке. Александр долго лежал рядом, любуясь женой, потом тихо встал, оделся и вышел из каюты.
Через два дня они уже плылили мимо низкого берега Западной Таврики. Почти родные места. Когда-то это были земли Херсона, и предки Александра владели побережьем. Сейчас здесь живут татары. Грусть, радость и необычное волнение наполнили душу Александра. Они с Софией стояли на верхней палубе.
– Чья это земля? – спросила София. – И почему нигде не видно судов?
– Землёй владеют татары. Они не мореплаватели, а жители степей, скотоводы, живут грабежами Польши и русских земель, продажей рабов. Им море не нужно.
А чьё море?
– Самый сильный флот Понтийского моря – турецкий. Второй по силе – молдавский. Генуя не может держать здесь военный флот, так как турки заперли проливы, и уже много лет не пропускают в Верхнее море военные грузы и корабли. Но у генуэзцев самый многочисленный торговый флот, а их средние по величине торговые галеры в любой момент могут быть переоборудованы в военные корабли. У генуэзских купцов преобладают небольшие парусно-гребные суда – фусты, на которых они ходят вдоль побережья, но могут и пересечь Понт Эвксинский. На четвёртом месте военный флот Феодоро. А потом пираты: молдавские, черкесские, казаки. Когда-то, Понтийское море полностью принадлежало варягам, росам-дромитам, потомкам славных готов грейтунгов и тетракситов. Дромиты ходили на ладьях под красными парусами. Их многочисленные пиратские базы располагались на территории поверженного ими Боспорского царства, особенно в Таматархе на Таманском полуострове. Росы дромиты – непобедимый народ. С ними ничего не могли сделать ни гунны, ни хазары, потому что росы жили в море. Стоило кочевым ордам показаться вблизи поселения россов-дромитов, как те со своими семьями садились на корабли и выходили в открытое море. Ватаги россов выбирали из своей среды хёльгов – Олегов – вожаков. Иногда они выбирали и верховного вождя, которого сами звали Хрёдриком – Рюриком. И даже когда хазары захватили Таврику, сделав Херсон своим главным городом, росы наносили удары по занятому хазарами Сурожу и прочим хазарским городам побережья, вплоть до Корчева.
Наконец, впереди показался глубокий залив с многочисленными постройками на берегах. Александр протянул руку в сторону берега, туда, где синели на горизонте горы, и сказал:
– Смотри, вон моя Родина, мой город!
София посмотрела в указанном направлении, и далеко-далеко в синей дали за холмами увидела тёмную синеву гигантского плато. Оно возвышалось над окружающими горами и казалось мощным кораблём, плывущим по безбрежному холмистому миру. Его восточный край как крутой нос корабля вздымался вверх. А на палубе, словно сверкающие блёстки, горели золотом купола церковных храмов.
Судно, подгоняемое западным ветром, прошло мимо входа в залив, ведущий к Авлите, единственному порту феодоритов под защитой крепости Каламита, потом показались развалины древнего Херсона.
Дул свежий ветер, и неф на всех парусах прошёл мимо монастыря святого Георгия с небольшим островом-камнем возле берега. Внезапно открылся и тут же исчез вход в окружённую горами бухту, на берегу которой стоял небольшой греческий город Ямболи с нависающими над ним стенами и башнями генуэзской крепости Чембало.
Когда-то тавры – древние жители бухты Символов – Сюмболон – Ямболи кострами заманивали в бухту случайных мореплавателей, а потом приносили их в жертву своей Деве. Позже здесь располагался 1 Италийский Римский легион, и было построено святилище Юпитера Долихена.
Пологие холмы сменились крутыми горами, на обрывистых склонах которых цеплялись за камни сосны с плоскими вершинами.
Судно обогнуло Святой Мыс и вошло в широкую овальную бухту, причалило к бревенчатому причалу, над которым возвышалась небольшая крепость. Под её защитой вдоль берега лежал небольшой посёлок Яспу – Ласпи. Солнце уже падало за горизонт, и Александр приказал Рарешу немедленно начать выгрузку.
Небольшой конный отряд феодоритов, присланный Теодориком, встречал Александра. Командир феодоритов отошёл с Александром в сторону, и, пока выгружали лошадей, о чём-то совещался с ним.
Переночевав в Ласпи, ранним утром ещё до рассвета тронулись в путь. Конный отряд феодоритов возглавлял движение. За ним на двух вороных жеребцах следовал Александр со своей молодой женой в окружении десятка телохранителей. Основной отряд шёл пешим маршем. Замыкали колонну несколько повозок с подаренными Штефаном пушками, порохом, аркебузами и прочим вооружением. От места высадки к Мангупу вела кратчайшая дорога мимо славянских сёл Байдары, Скеля и древней арийской Уркусты – Медвежьего брода. Через девять часов после начала движения отряд подошёл к плато, и по крутой дороге поднялся к главным воротам Феодоро.
Ворота, защищённые двумя зубчатыми башнями, были открыты, и стража приветствовала княжича с его молодой женой. Отряд беспрепятственно вошёл в город. Застучали копыта по мощёным улицам мимо каменных двухэтажных домов. Жители выходили из дверей, высовывались из распахнутых окон, мальчишки бежали рядом с воинами, выкрикивая имя Александра.
На площади перед входом во внутренний двор княжеского дворца, отделанного мрамором, уже собралась почти вся семья Гаврасов в окружении архонтов, митрополита, священнослужителей. Впереди стоял Тихон, сын Исаака, недавно возведенный на престол семейным советом. С его лица не сходила деланная кривая улыбка.
Он вышел вперёд, чтобы официально поприветствовать Александра, но тут конный отряд феодоритов, сопровождавший княжича, обнажив мечи, окружил Тихона. Дворцовая стража пыталась вмешаться, но триста молдавских воинов по команде Рареша, угрожающе опустили поднятые пики, а с противоположного конца площади из-за окружающих домов выдвинулся крупный отряд вооружённых феодоритов во главе с Теодориком. Рядом с ним шёл видный военачальник, архонт, Спаи Илья. И стража побросала оружие. Александр подъехал на коне к испуганно жавшимся архонтам, священнослужителям, своим родственникам, и сказал:
– После недавней смерти князя Исаака, власть в княжестве Феодоро по закону предков принадлежит мне, единственному сыну Великого князя Телемаха. Мои родственники нарушили закон, отдав престол Исааку, сыну еврейки, а теперь его сыну. Поэтому, я арестовываю княжича Тихона, пока не будет отменено незаконное решение. До моего вокняжения Тихон будет заключён в тюремную Барабан-пещеру. Командующим всеми вооружёнными силами и внутренней стражей города временно назначаю боярина Теодорика Вельца. Завтра я собираю Совет архонтов. Канцелярии оповестить об этом всё княжество! Не советую пытаться поднять против меня народ и войска. Кровопролитие не нужно ни мне, ни вам, ни народу Феодоро. Тот, кто сделает малейшее движение в этом направлении, будет казнён немедленно. А пока я приветствую всех моих родных, и предлагаю разойтись, заняться своими обычными делами.
Ошеломлённые, все стояли нерешительно, но потом начали медленно расходиться. К спешившемуся Александру, подбежала мать. Александр обнял её, ответил, смеясь, «отлично!» на все её вопросы о здоровье, о делах. Потом он познакомил маму с женой.
Мать стала расспрашивать Софию об её семье. Они отошли в сторону, разговаривая. Многие архонты и родственники подходили к Александру, расспрашивали его о жизни в Молдове, о Марии, смотрели на Софию и восхищались её красотой. Теодорик кивнул Александру, и занялся сменой стражи во дворце, выставлением караулов, размещением молдавских воинов. К Александру подошёл его друг детства Георгий Мораки, пожал ему руку, поклонился Софии, и, поговорив с княжичем, занялся организацией обустройства северной башни, в которой решил разместиться Александр с Софией.
После вечерни, которую отслужил придворный священник в маленькой дворцовой часовне, Александр и Софией пошли осмотреть приготовленную для них дворцовую башню. Над её входными дверями София вслух прочла надпись: «Была построена эта башня вместе с дворцом в благословенной крепости, которая видна ныне, в дни Алексея, владыки города Феодоро и Поморья».
Через помещение, занятое молдаванами – телохранителями, они поднялись по винтовой лестнице наверх, в чистую небольшую комнату с широкой постелью и светлыми оштукатуренными стенами, покрытыми фресковой росписью. На полу лежал тёплый персидский ковёр.
София открыла застеклённое прозрачным, чуть желтоватым стеклом окно, и с изумлением смотрела на необыкновенный город из тёсаного камня, занимавший лишь часть гигантского плато, возвышавшегося над окрестными горами, бесконечная череда которых тянулась от моря до горизонта. Всё плато было разделено пополам мощной каменной стеной, служившей второй линией обороны. По одну сторону от неё рядом с дворцом стояли каменные усадьбы знати, величественные храмы, по другую – дома обычных горожан, зелёное пастбище, покрытое кое-где кустарником, а на самом его западном обрывистом краю – густым сосновым лесом.
Солнце склонилось к западу, и багровым цветом окрасило склоны столообразных гор, долины, покрытые зеленью посевов. Потом тёмные тени скрыли с глаз пропасти долин, и только красные черепичные крыши каменных домов, купола церковных храмов Феодоро, пылающие в кровавом закате, светились, будто сказочное видение среди чёрной мглы.
Погас закат, словно кто-то невидимый задул огонь, опустились сумерки, когда зажигать свечи ещё бесполезно, а что-то делать, читать, уже темно. Александр и София стояли у окна, и любовались силой и красотой природы. София молилась, возбуждённая величественным зрелищем.
– Твой город прекрасен, Александр! Он великолепен, он единственный в мире самый красивый и неприступный город на земле.
– Этот город твой, княгиня. Он принадлежит тебе. Как и моё сердце,– сказал Александр, и начал медленно расстегивать на Софии золотую застёжку в виде тонкой круглой пластины с аметистовыми вставками, в обрамлении маленьких кружков. Взгляд Софии стал затуманенным, румянец окрасил нежную кожу щёк. Зябкая дрожь, несмотря на тёплую погоду, била её тело под лёгким шёлковым платьем.
– Подожди,– сказала она, и сама заперла двери с отделанными мрамором наличниками. Упали на пол одежды, срываемые лихорадочными движениями рук, и они погрузились в мир любви, где не было ничего, только их обнажённые тела, только волнительное, лихорадочное ожидание погружения, со вздохом облегчения, когда исчезает дрожь, и спокойные, завораживающие своей простотой движения. А потом сияющая вершина, за которой следуют другие такие же сияющие вершины. До полного изнеможения, до абсолютного растворения друг в друге. Вся жизнь – любовь. Вся жизнь – Дар Божий, Тео Дорос.
Одевшись, Александр и София спустились вниз и вошли в трапезную. Там уже распоряжалась мама. Дразнящие запахи разносились по всему дворцу. Александр сел на место князя, а Софии велел сесть на место княгини. Семья собралась почти вся. Наконец, поднялся старший рода Николай.
– Приветствую тебя, княжич Александр. Сегодня ты удивил нас своим поступком. Мы не привыкли так обращаться с родственниками. Ведь мы не турки, не татары, а православные, в основе жизни которых любовь и справедливость. Ну, да Бог тебе судья. Пусть всё решает Совет архонтов. А я, как твой двоюродный дядя, рад твоему возвращению, рад, что ты возмужал, что в твоём характере чувствуется непреклонная сила, так необходимая нашему городу и нашей стране в это нелёгкое время. Я рад, что у тебя красивая, и, как многие заметили, сильная жена. Будь же счастлив в семье и в жизни! Предлагаю выпить за здоровье княжича Александра!
– Будь здоров, княжич! – прозвучали слова, и все выпили душистое вино.
Александр поднялся, спокойным, жёстким взглядом оглядел собравшихся, и с достоинством, как говорил когда-то его отец, сказал.
– Будьте здоровы и вы, мои родные. Я рад опять воссоединиться с семьёй, рад быть среди самых дорогих мне людей. Ведь роднее вас у меня нет никого на Земле. Я желаю вам всем здоровья, благополучия, долгих лет жизни и надеюсь, между нами никогда больше не будет никаких разногласий. Я представляю вам мою жену, валашскую принцессу, с которой нас свела судьба и любовь. Прошу относиться к ней с таким же уважением, как вы относитесь к любому члену нашей семьи. Пусть тот дурной поступок, которые совершили некоторые из вас, отняв у меня право на отцовский престол, останется на их совести. Я прощаю всех, в том числе и Тихона. Он будет свободен, как только митрополит наденет мне на голову княжескую шапку моего отца. Будьте здоровы!
– Здрав будь, княже! – раздались голоса.
На следующий день, когда солнце уже опускалось к горизонту, в обширном парадном зале дворца, разделённом на три равные части двумя двойными аркадами на двадцати четырёх мраморных колоннах, собрался Совет архонтов княжества Феодоро. Перед началом заседания к Александру подошёл Теодорик и доложил:
– Александр! Войска Феодоро поклялись в верности тебе, своему князю.
– Спасибо, Тео! Это приятная новость. Теперь осталось заручиться поддержкой архонтов, и тогда можно считать дело сделанным.
Заседание Совета архонтов открыл Николай Гаврас. Он коротко обрисовал ситуацию.
– После смерти князя Исаака на Совете архонтов было принято решение поддержать претензии княжича Тихона на престол князя Феодоро. Должен признаться, что ещё после смерти князя Телемаха мы нарушили закон наследственности, отдали верховную власть в стране не законному наследнику, княжичу Александру, а брату князя Телемаха, Исааку, чем породили сегодняшний конфликт. Власть передаётся по старшинству во многих странах Востока, но у нас власть передаётся от отца к сыну. Требование Александра считаю законным, и поддерживаю его, хотя, выражаю протест против насильственных действий с его стороны.
Поднялся Александр.
– Я приветствую Высокое Собрание, глубоко уважаю всех присутствующих в зале, но заявляю, что ни Совет архонтов, ни Семейный совет не могут насильно лишить меня того, что положено мне по праву. Власть Совета архонтов не распространяется на верховную власть в стране, которая принадлежит князю на основе древнего закона. Вы мои подданные, и не вам решать, достоин ли я верховной власти. Она уже принадлежит мне. В моих руках армия, внутренняя стража, все рычаги управления страной. Если кто-то поднимет бунт в Феодоро, он закончится большой кровью, а теперь, когда страна стоит на гране войны с могущественной Турцией, всякий раздор губителен. Я арестовал княжича Тихона не только за узурпацию власти, но и за его протурецкую политику. Мне стало известно, что он договорился с мурзой Эминеком о готовности Феодоро быть сателлитом Турции. После письма Эминека к султану Мехмеду, где он призывает Турка к совместной войне против Каффы, мощная эскадра османов уже направляется в Синоп, ближайший к нам порт Турции, откуда в скором времени двинется на Готфию. Только наивный человек может рассчитывать, что турки ограничатся Каффой и побережьем. Османы ведут непримиримую войну со всем христианским миром. И если мусульманин Эминек может быть уверен, что турки не тронут татар и его самого, то для христиан Феодоро рассчитывать на лояльность Мехмеда Фатиха – глупость, достойная недалёких людей. Пашалык Турции! Вечное османское рабство, унижение нашей церкви, нашей веры, насилие над нашими женщинами. Подумайте о своих детях, которые пополнят гаремы Мехмеда, полки янычар, чьими руками турецкие султаны уничтожают христианство во всей Европе. Что может быть преступнее такой политики? На мой взгляд, лучше нам всем погибнуть, защищая свободную и прекрасную страну, чем стать турецкими рабами. Тогда хоть достойная память о нас сохранится на века.